Кровавое дело - Ксавье Монтепен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С этими словами итальянец подошел к камину.
На маленьком деревянном столике, выкрашенном под мрамор, стояло треснувшее зеркало, валялись старые галстуки, изношенные до последней степени, две или три глиняные трубки, стакан и бутылка.
Пароли взял бутылку и посмотрел ее на свет.
— Ничего! — в бешенстве воскликнул он, с яростью поставив бутыль на прежнее место. — Ни капли абсента, не щепотки табаку! Ни гроша денег! Хотя бы несколько су осталось в кошельке! Но нет, я имел глупость все выложить перед собой, а этот комиссар, конечно, и забрал все! Эдакое я глупое животное! Как же я буду завтра обедать?
Вдруг внезапная мысль осенила его бедную головушку.
— А ведь я, кажется, что-то нашел!
Подойдя к свече, Анджело вынул из кармана найденную книжку и, разглядывая ее, проговорил:
— Слоновая кость. Слоновая кость самого лучшего качества. Это стоит двадцать франков, ну а мне за нее дадут, наверное, двадцать су. Все дорого, когда покупаешь, и все дешево, когда продаешь! Нет, за эту вещицу не выручишь столько, чтобы хватило пообедать.
Пароли вынул карандаш, продернутый в бархатные петли, и раскрыл книжку. Его взгляд упал первым делом на письмо с пятью красными печатями. Он его перевернул и рядом со штемпелем увидел пометку красными чернилами: денежное. Итальянца бросило в жар.
— Денежное! — вскричал он.
Но сейчас же прибавил иронически:
— Скорее всего, уже пустое. Видно, что конверт распечатан. Но нет. Там еще что-то, кроме листа бумаги. Я чувствую кредитный билет!
Трепещущей рукой Пароли открыл конверт: кредитные бумажки упали на стол.
— Деньги! Банковские билеты! Так я не ошибся! — воскликнул Анджело, считая: — Один, Два, три, четыре, пять… Пятьсот франков! А я-то роптал на судьбу, пенял, что родился под несчастливой звездой! Какая радость! Я снова могу попытать счастья и, наверное, опять выиграю.
Он вдруг остановился.
«Но эти деньги принадлежат не мне, — подумал он, — их потеряли, и тот, с кем случилось несчастье, может быть, очень в них нуждается».
Итальянец нервно расхохотался.,
— Нуждается! — повторил он. — Да разве я не нуждаюсь? Что мне за дело до других? Жизнь есть битва: сражайся всякий за себя! Я нашел, я и оставлю у себя. Кому же адресовано письмо?
Он поднял конверт и прочел:
«Mademoiselle Сесиль Бернье, улица Дам, дом № 54. Батиньоль. Париж».
— На имя барышни, — сказал Анджело. — Я больше не колеблюсь. Если барышня красива, она сумеет без всякого труда и очень скоро вознаградить себя за потерю. Посмотрим, кто ей пишет.
Закончив чтение, Анджело положил письмо на стол и принялся ходить большими шагами, опустив голову и наморщив лоб. Сильное волнение отражалось во всех его движениях. Однообразным тихим голосом бормотал он про себя, как помешанный:
— Триста пятьдесят тысяч франков… в бумажнике… при нем! Больше, чем надо на покупку глазной лечебницы у Грийского! Триста пятьдесят тысяч франков!
Он продолжал метаться, как дикий зверь. Его губы все шевелились, но не произносили уже ни одного понятного слова. Вдруг он вернулся на прежнее место, взял письмо, перечитал его еще раз и подчеркнул синим карандашом следующие фразы:
Миллион пятьсот пятьдесят тысяч франков: оставляю у себя в бумажнике триста пятьдесят тысяч франков.
Миллион двести тысяч франков, составляющие остальную сумму, положены в контору моего нотариуса в Марселе, квитанция у меня с собой.
Я выеду из Марселя 10-го в два часа четыре минуты.
В Дижоне буду в три часа тридцать девять минут утра.
Я непременно отправлюсь с курьерским ночью, который и доставит меня в Париж 12 декабря.
Мой адрес в Марселе: Отель «Босежур» на набережной Братства».
Исполнив эту маленькую работу, итальянец снова перечитал подчеркнутые им фразы.
— Маршрут обозначен как нельзя более точно, — пробормотал он. — Невозможно ошибиться.
А чтобы успеть в этом предприятии, совершенно достаточно иметь железную волю и стальные нервы. Помолчав, он прибавил:
— У меня будет и то, и другое. Должно быть, черт возьми! Я дошел до края пропасти. Мне оставалось только погибнуть. Но я хочу попытаться перепрыгнуть ее — во что бы то ни стало. И я попытаюсь. Если попытка не удастся, тем хуже для меня! Горе побежденным!
Пароли снова взял письмо, положил его обратно в конверт вместе с пятью банковскими билетами, запер все в ящик стола, затем разделся и, потушив свечу, улегся на свою жесткую, холодную постель.
Уснул он только под утро.
Всю долгую ночь мозг его работал над планом преступления.
В девять часов он тем не менее вскочил и торопливо оделся.
Захватив с собой два стофранковых билета, Пароли вышел из комнаты и спустился по лестнице, не сказав ни слова жене консьержа.
Быстрым шагом он пошел в город и в одном из лучших магазинов Монмартра купил костюм, теплое зимнее пальто с меховым воротником, затем отправился в бельевой магазин, к шляпнику, сапожнику и, наконец, к куаферу и уже оттуда в баню.
В бане Анджело Пароли был больше часа.
Когда он вышел оттуда, одетый с ног до головы во все новое, физиономия его совершенно изменилась.
Никто не узнал бы в этом элегантном красавце «любителя абсента» из «Auberge des Adrets» или игрока из заведения госпожи Тирон.
От двухсот франков, взятых с собой, у Пароли осталось около пятидесяти.
Итальянец снова пошел по направлению к Батиньолю.
Жена консьержа как раз стояла на пороге своей комнаты.
Она увидела Пароли и с первого взгляда с удивлением заметила произошедшую в нем перемену.
— Ах, какой вы красавец! — воскликнула она. — Что с вами случилось? Вы, наверное, получили наследство?
— Самые пустяки, сударыня! — небрежно, как всегда, ответил Пароли. — Однако, как бы мало мое наследство ни было, все же оно позволит мне расплатиться с хозяином.
— А место, которое вы надеялись получить?
— Я рассчитываю, что оно останется за мной. Я должен сегодня же получить окончательный ответ. Если он будет удовлетворительный — на что я рассчитываю, — то не удивляйтесь, если вы не увидите меня в течение нескольких дней.
— Вы будете в отъезде?
— Да, мне необходимо съездить поблагодарить моих: благодетелей.
— Честное слово, Пароли, от всей души желаю вам успеха! Вы, право, премилый человек! И гордости в вас нет ни на грош. В ваши годы, с вашей наружностью жалости достойно было видеть вас таким… потертым.
— Ничего; буду работать, так скоро обновлюсь!
— Это получше абсента!
— Я с вами совершенно согласен, madame Гулю.
— Значит, я могу сообщить хозяину, что вы уплатите свой долг?
— Можете, разумеется.
С этими словами итальянец поднялся в свою каморку.
Затворив за собой дверь, он бросил в угол узелок со старым платьем, который держал в руке.
Затем вынул из стола конверт с письмом Жака Бернье и триста франков, оставшихся от пятисот, вложил их в записную книжку Сесиль и тщательно спрятал в боковой карман сюртука.
После этого он вытащил из ящика письменного стола кучи бумаг и, не читая, сжег.
Когда от бумаг осталась только кучка золы, Пароли вышел из комнаты, тщательно запер дверь, спустился к жене консьержа и, отдавая ключ, сказал:
— Вот вам ключ, милая madame Гулю. Я попрошу вас держать его у себя на случай того отъезда, о котором я вам говорил. Я вам напишу накануне моего приезда и попрошу привести в порядок мою комнату!
— Хорошо! Хорошо! — весело ответила добрая женщина. — Можете рассчитывать на меня! Все будет сделано как следует. А затем позвольте пожелать вам успеха!
— О, надеюсь, что теперь у меня будет постоянный успех!
— Еще бы! Довольно попостились! Слава Тебе, Господи, пора и разговеться!
— А уж в аппетите-то у меня недостатка нет! — рассмеялся Анджело. И с этими словами вышел из дома.
Глава XXII ПАРОЛИ ГОТОВИТСЯ К ПРЕСТУПЛЕНИЮНа этот раз Анджело Пароли почти вовсе не думал об абсенте, так как желудок его настойчиво требовал пищи.
Итальянец купил табаку, папиросной бумаги, затем вошел в один из ресторанов на улице Клиши.
Там он заказал себе простой, но вкусный и сытный обед и велел принести железнодорожный справочник.
Прежде всего Пароли справился, сколько стоит проезд.
— Когда я пообедаю, у меня останется триста сорок пять франков, из которых я должен буду вычесть сумму на поездку. Значит, у меня будет еще сто семьдесят франков. Восемь дней отлучки, считая по десять франков в день, — восемьдесят франков. Остальное — на непредвиденные расходы. Так! Значит, все идет великолепно! А теперь можно и пообедать. — И он принялся за суп и кусок ростбифа с картофелем.
Что касается друзей и знакомых, то Пароли отлично знал, что только одному из них может броситься в глаза его отсутствие — Аннибалу Жервазони.