Счастливого пути! (сборник) - Александр Морозов

ДЕЛО «МЕДУЗЫ»

Многие объясняли события на «Медузе» роковой случайностью. И только Притт сумел быстро доказать, что «Медузой» надо заняться очень серьезно и судить ее команду военным судом, так как события на ней развертывались в опасной и подозрительной близости к секретной базе на острове Паранаве. Правда, Притт совсем не стремился на место происшествия и был неприятно поражен, когда его самого направили на Паранаву. Теперь ему приходилось делать веселое лицо при плохой игре, сидя на верхнем этаже дряхлого туземного дома.

Притт нарочно начал допрос с самого молодого из матросов, и все же он изумился, увидев перед собою почти мальчика в грязной, изорванной одежде. Быстро перебрав в уме свои испытанные приемы, следователь остановился на отечески-укоризненном тоне.

— Какой у вас нехороший вид! Должно быть, совсем потеряли сон? Садитесь. Курите.

— Спасибо. Я не курю, мне это вредно, — плаксиво ответил Мэзон.

«Какой это матрос! — думал Притт. — Несомненно, свежий ветер приводит его каждый раз в ужас. Всех своих друзей он выдаст без единой запинки, стоит только пообещать ему надежду на спасение…».

— Меня никогда в жизни еще не допрашивали, — сказал Мэзон, горестно качая головой. — Я не знаю, что рассказывать о себе, о том, что произошло на «Медузе».

— Рассказывайте все подробно, искренне. Как своему лучшему другу. В моих руках ваша жизнь и свобода. Как вы попали на «Медузу»?

Мэзон от страха начал заикаться. Он хватал воздух ртом, шевелил губами, но ни единого звука не вырывалось из его горла.

Кто-то у самого дома несколько раз выстрелил из пистолета, и наступившая потом тишина казалась такой глубокой, такой давящей, что Притту захотелось нарушить ее, ударить кулаком по столу, закричать на несчастного труса, скорчившегося перед ним. Но следователь решил, что на Мэзона эта полная, как в могиле, тишина должна действовать особенно сильно. Притт терпеливо молчал, стиснув пальцы на толстой папке с надписью: «Дело „Медузы“».

— На «Медузу» срочно собирали матросов с различных кораблей и платили неплохие деньги, — наконец сказал Мэзон. — Я тогда плавал на «Алмазе». Меня рассчитали вместе с Вильямом Лесли. Тоже радистом. Мы узнали, что на «Медузу» требуются люди и матросы, идут туда неохотно, так как она пользовалась славой морского гроба, могущего отправиться на дно в любой шторм. Но у нас с Вильямом не было выхода.

Мы прибыли в порт уже ночью и долго блуждали по разным причалам, пока нам не указали, где стоял корабль.

Притт видел «Медузу». Первоначально она предназначалась для перевозки бананов и ананасов. Чтобы понизить температуру фруктовых трюмов, кораблестроитель вынес котел на палубу в кормовой части судна, и это придало «Медузе» странное сходство с каравеллой Колумба. Потом ее приспособили для уничтожения магнитных мин. Но переделки военного времени не прибавили красоты старой развалине.

— Не понравился вам ваш «линкор»?

Мэзон угодливо засмеялся.

«Неужели это наша „Медуза“?» — сказал я Лесли.

«А ты думал, что будешь плавать на королевской яхте? — сердито ответил он. — Теперь надо радоваться, что мы попали хотя бы на такой корабль. Но даже сумасшедшему не придет в голову послать этот старый сундук в дальний рейс. Недаром его и впихнули сюда, среди барж в торговом порту».

Лесли был принят вторым радистом, а я — палубным матросом, хотя корабельную радиотехнику знаю ничуть не хуже Лесли. Через несколько дней «Медуза» — отправилась на юг. Прошли Антильские острова, Ямайку. А в Гонолулу мы узнали, для чего предназначался этот пароход. На него долго грузили какую-то удобрительную смесь для Индии. Она была рыхлой, белой и пахла тухлой рыбой. Грузили «Медузу» почему-то по ночам. Некоторые из команды сразу списались на берег, узнав, что предстоит такой далекий рейс.

Команда «Медузы» состояла из людей разной национальности — американцев, англичан, французов, шведов, голландцев…

— Вы ведь и сам, судя по фамилии, француз?

— Да. Днем все объяснялись на исковерканном английском языке, и только вечерами, в песнях, люди вспоминали родную речь. Но песни совершенно прекратились, когда мы узнали, что обратного рейса «Медузы» не будет. Ее машины, оказалось, проданы какой-то индийской компании, вырабатывавшей искусственный лед, а корпус должен был пойти на слом.

Для нас это означало расчет в день прибытия в глухой, мертвый порт. Тщетные поиски нового места, голодное существование — вот что ждало нас всех. Матросы сделались угрюмыми, раздражительными. Кочегар Лятиф-Заде как-то рассказал о пароходе «Лиссабон», команда которого выбросила за борт капитана и всех офицеров и высадилась на пустынном берегу. Но его рассказ не имел успеха, даже когда он сознался, что сам плыл на «Лиссабоне» — «и, как видите, жив и здоров»…

Лесли предложил иной путь: потребовать у капитана выплаты денег еще за два месяца и бесплатного доставления нас в Америку.

«Но для этого вы должны быть единодушны, — говорил Лесли. — Капитан и офицеры всячески будут пытаться разобщить нас, — может быть, отдельными подачками, может быть, угрозами».

— Единодушны? — переспросил Притт. — Лесли так и сказал: «Единодушны»?..

— Да, он очень любил подобные слова. Единодушие. Союз…

— Продолжайте.

— Капитану, конечно, не понравилось заявление команды. Он ответил, что на нашем пути есть острова, где к взбунтовавшимся матросам применяют простой закон: петля на шею.

После этих слов капитана матросы стали еще мрачней, а вокруг Лесли образовалась тесная группа из шести человек: Джонсона, Эрмана, Мустирка, Шефера, Ван-Буга, Шанто.

— И… Мэзона?

Матрос помолчал.

— Да. И меня. Лесли, когда хотел, мог и чёрта обвести вокруг пальца, а ведь я почти мальчишка, — сказал жалобно Мэзон.

— По вечерам матросы собирались на баке и угрюмо молчали или рассказывали про свои Седы. У каждого находилось что-нибудь. Наше настроение не стало лучше, когда Лесли однажды открыл нам истинное назначение груза, наполнявшего трюм: под видом удобрения мы везли смесь, которая должна была на очень большой территории уничтожить будущий урожай сахарного тростника. «Нашим сахарным компаниям очень невыгодно появление новых конкурентов. Особенно в Азии», — так все объяснил Лесли.

— Откуда он узнал это?

— Лесли случайно подслушал спор помощника капитана с главным механиком, которому история с удобрением, видимо, не нравилась. Чтобы убедить нас, Лесли собрал немного удобрения, забившегося во время погрузки в разные щели, и сделал опыт со старым кактусом, лет десять стоявшим в горшке в кают-компании. Через три дня кактус, который нельзя было уничтожить даже кипятком, превратился в слизистую вонючую массу.