Первая мировая война. Борьба миров - Владимир Миронов

Призыв не везде проходил гладко. Уже на третий день после объявления общей мобилизации из военных округов стали приходить донесения о беспорядках, возникавших среди запасников в Перми, Кургане, Донской области, Борисове, Орле, Кокчетаве. Запасники собирались толпами, громили винные склады, магазины. Случаи нападения на полицию, не обошлось без жертв. Излишки людских мобилизационных ресурсов, особенно в Казанском и Омском военных округах, сильно затрудняли работу сборных пунктов. «Об этой первой неделе мобилизации у меня и моих сотрудников осталось впечатление какого-то сплошного кошмара», — писал в своих воспоминаниях генерал А. И. Деникин, исполнявший в это время обязанности дежурного генерала штаба Киевского военного округа. Но в целом мобилизация проходила организованно и в установленные сроки. На восьмой день закончили отмобилизование кадровые пехотные дивизии. Сразу же начались оперативные перевозки войск и их стратегическое сосредоточение. Полностью же вооруженные силы России закончили мобилизацию на 45-й день.

Под ружье было поставлено 3 388 тыс. военнослужащих и более 570 тыс. ратников ополчения. В отмобилизованной русской армии насчитывалось: 1830 батальонов, 1243 эскадрона (сотни) и 908 артиллерийских батарей при 6720 орудиях.

В скором времени титаническая мобилизационная работа успешно завершена. Совет министров России установил наградную медаль за труды по выполнению всеобщей мобилизации 1914 г. На монетном дворе отчеканят 50 тыс. медалей.

Правительство пребывало в тенетах иллюзий, ощущая воодушевление от того, что на мобилизационные пункты явились 96% подлежащих призыву людей. И никто не задавался вопросом, каков был этот военный «материал»? «В 1911 г. полковник Генерального штаба князь Багратион писал, что из трех парней трудно выбрать одного пригодного для службы, а сорок процентов новобранцев, как оказалось, впервые в жизни ели мясо, поступив на военную службу…» Каким умом нужно обладать, чтобы с такой армией лезть в мировую бойню? Для сравнения, из призываемых в Германии — только 3% были не годны к строевой, во Франции — 1%, в России — 48%! Все это следствие постоянного недоедания крестьян, главного контингента нашей армии.

Жребий был брошен.

Позднее М. В. Родзянко, председатель Государственной думы, вспоминал: «В день Манифеста о войне с Германией огромная толпа собралась перед Зимним дворцом. После молебна о даровании победы Государь обратился с несколькими словами, которые закончил торжественным обещанием не кончать войны, пока хоть одна пядь Русской земли будет занята неприятелем. Громовое “ура” наполнило дворец и покатилось ответным эхом в толпе на площади. После молебствия Государь вышел на балкон к народу, за ним императрица.

Огромная толпа заполнила всю площадь и прилегающие к ней улицы, и когда она увидела Государя, ее словно пронизала электрическая искра, и громовое “ура “ огласило воздух. Флаги, плакаты с надписями “Да здравствует Россия и славянство!” склонились до земли, и вся толпа, как один человек, упала перед царем на колени. Государь хотел что-то сказать, он поднял руку, передние ряды затихли, но шум толпы, не смолкавшее “ура “ не дали ему говорить. Он опустил голову и стоял некоторое время, охваченный торжественностью минуты единения царя со своим народом, потом повернулся и ушел в покои.

Выйдя из дворца на площадь, мы смешались с толпой. Шли рабочие. Я остановил их и спросил, каким образом они очутились здесь, когда незадолго перед тем бастовали и чуть ли не с оружием в руках предъявляли экономические и политические требования. Рабочие ответили: “то было наше семейное дело. Мы находили, что через Думу реформы идут слишком медленно, но теперь дело касается всей России. Мы пришли к своему царю как к нашему знамени, и мы пойдем за ним во имя победы над немцами”».

А. Ф. Керенский вспоминал: «В 1914 г. народ воспринял конфликт с Германией как свою собственную войну… Войну, которая означала, что судьба России поставлена на карту… Эта вторая война за национальное выживание (первая была в 1812 г.) предоставила царю уникальную возможность протянуть руку дружбы народу, обеспечив тем самым победу». Многие были в эйфории… Генерал-лейтенант Н. Н. Головин, будучи уже в эмиграции, издал ряд книг, где пытался воссоздать подлинную картину тех дней. Давая характеристику патриотическому подъему, что наблюдался в осенние месяцы 1914 г. в России, он писал: «…Все, кто был свидетелем войны России с Японией, не может не быть пораженным огромным различием в народных настроениях в 1904 г. и в 1914 г. Первым стимулом, толкавшим все слои населения России на бранный подвиг, являлось сознание, что Германия сама напала на нас. Миролюбивый тон русского правительства по отношению к немцам был широко известен, и поэтому нигде не могло зародиться сомнений, подобных тем, какие имели место в Русско-японской войне.

Угроза Германии разбудила в народе социальный инстинкт самосохранения. Другим стимулом борьбы, оказавшимся понятным нашему простолюдину, явилось то, что эта борьба началась из необходимости защищать право на существование единокровного и единоверного сербского народа. Это чувство отнюдь не представляло собой того “панславинизма”, о котором любил упоминать кайзер Вильгельм, толкая австрийцев на окончательное поглощение сербов. Это было сочувствие к обиженному младшему брату. Веками воспитывалось это чувство в русском народе, который за освобождение славян вел длинный ряд войн с турками. Рассказы рядовых участников в различных походах этой вековой борьбы передавались из поколения в поколение и служили одной из любимых тем для собеседования деревенских политиков. Они приучили к чувству своего рода национального рыцарства.

Это чувство защитника обиженных славянских народов нашло свое выражение в слове “братушка”, которым наши солдаты окрестили во время освободительных войн болгар и сербов и которое так и перешло в народ, теперь вместо турок немцы грозили уничтожением сербов — и те же немцы напали на нас. Связь обоих этих актов была совершенно ясна здравому смыслу нашего народа».

Такие чувства в народе, конечно, были, но они уже не были столь горячи как прежде. Тут было больше возбуждения, патриотического пыла, экзальтации, позы. К примеру, поэт В. В. Маяковский призывал, взобравшись на памятник Скобелеву, поскорее «стереть вражью кровь на русских саблях шелковым бельем берлинских кокоток».

Любопытно взглянуть: а как же восприняла начало мировой войны наша высоколобая интеллигенция? Тут сколько голов — столько умов. И вряд ли возможно вывести какой-то общий знаменатель. Представляют интерес атмосфера и настрой в рядах профессуры, литераторов, чиновников. Они же создают общественное мнение. О характере и духе тогдашней элиты говорит статья М. Меньшикова «Секрет немецких успехов» (6 марта 1914 г.). В ней дана метафизика русской либеральной мысли, гниловатой, совершенно не способной к борьбе. Публика труслива, безнравственна, космополитична и антипатриотична. Автор абсолютно верно объяснил многие поражения царской России «шатаньем плохо воспитанной души».

М. О. Меньшиков, идеолог русского этнического национализма,, занимал охранительно-патриотическую позицию, направленную на защиту интересов русских, Российского государства. Тем не менее он пред чувствовав грядущую национальную катастрофу, ибо видел, что либеральное правительство не может подготовить страну к серьезной битве.

Ранее было иначе… «Русские характеры воспитывались в старой религиозной и патриотической семье, и если не от учителей, то от родителей дети слышали внушения долга, верности, чести, любви к отечеству и презрения ко всему дурному… Вот почему Суворовы, Кутузовы, Румянцевы не знали, что такое поражение. Вот почему екатерининские дипломаты находили в их душе гордое чувство уважения к своему народу и потребность постоять за его интересы. Чтобы понять, почему мы двадцать лет назад сдались немцам в Берлине (речь идет о заключении не выгодного для России торгового соглашения с Германией. — В.М.), а десять лет назад сдались японцам в Портсмуте, достаточно вспомнить, что под конец прошлого века и к началу нынешнего к верхам чиновной власти подобралось поколение, воспитанное в 1850-е и 1860-е годы. То была эпоха писаревщины и базаровщины, когда Евангелием русской жизни служило “Что делать?” Чернышевского”». Ныне же Евангелием стало «Что купить?» и «Как продать?» Меньшиков далее говорит, что «за десять лет до японских пушек мы были разгромлены немецкими перьями, писавшими торговый договор».