Китайская империя. От Сына Неба до Мао Цзэдуна - Алексей Дельнов

Цинь Шихуанди скончался в 210 г. до н. э., дожив всего до 49 лет – но 36 из них он находился у власти. Похороны его произвели впечатление под стать последним годам его правления – величественное и страшное.

Мавзолей, как мы уже знаем, начали сооружать загодя в 30 километрах от столицы. Снаружи он весь был отделан бронзой. В него вел длинный тоннель, прорубленный сквозь гору. В огромном сооружении были сокрыты несметные сокровища и все необходимое для загробного существования: бытовые предметы, выполненные самими искусными мастерами. На полу разноцветными камнями была выложена карта Поднебесной, ее окружали озера ртути.

Восстановили первобытную традицию: для утех властелина и для заботы о нем было умерщвлено множество наложниц и слуг. Чтобы вся эта зловещая картина подольше не тонула во мраке, были оставлены горящими огромные светильники, наполненные моржовым жиром. Во всех переходах были установлены мощные самострелы – чтобы сразить наповал всякого непрошенного гостя. А чтобы некому было указать дорогу, казнили всех строителей.

Терракотовая армия

В 1974 г. китайские археологи сделали сенсационное открытие. При раскопках холма, под толщей которого в течение двух тысячелетий сокрылось погребение, было обнаружено 7,5 тысяч терракотовых статуй, изображавших воинов императорской гвардии. Все они выполнены с высочайшим мастерством и явно вылеплены с живших когда-то людей: индивидуальны выражения лиц, прически, усы, одежда, вооружение. Кто-то замер в строю, кто-то готовит оружие к бою, кто-то встал на колено, стреляя из лука. Вся эта немая армия обнаружена вовне мавзолея, по одну его сторону – единственную раскопанную, так что не исключено, что предстоят встречи еще с несметным числом гвардейцев.

Смена правителя сопровождалась новыми злодействами. На момент кончины императора при нем находился его любимый сын Ху Хай. Но власть по давно сложившейся циньской традиции должна была перейти к старшему сыну – Фу Су, который вместе с полководцем Мэн Тянем воевал в это время с хунну.

Престарелый уже Ли Сы знал, что наследник не раз неодобрительно отзывался о сверхжестком курсе, проводимом отцом и его советником. И тогда Ли Сы в паре с главным евнухом гарема Чжао Гао (сделаем пометку – евнухи выходят на авансцену) составили поддельное завещание. По нему наследником объявлялся Ху Хай, а Фу Су и Мэн Тяню вменялось совершить самоубийство. Что те, узнав о якобы последней воле императора, и сделали.

Затем заговорщики убедили взошедшего на престол Ху Хая, человека простодушного и чересчур доверчивого, казнить нескольких младших братьев (при наличии огромного гарема, число царских отпрысков обычно измерялось десятками), принять новые суровые законы и вообще ужесточить порядки. А чтобы выпустить пар, было казнено несколько вельмож, известных своим высокомерием и жестокостью.

Терракотовый воин

Но история свидетельствует, что царедворцам всегда тесно даже вдвоем: евнуху удалось ловко состроить против Ли Сы обвинение в измене. Заслуженного, но бессердечного министра самого ждала страшная казнь: опытные палачи долго разделывали его по частям, сохраняя жертве жизнь, пока наконец не разрубили пополам на рыночной площади.

Потом настал черед «второго императора» (его официальная титулатура) Ху Хая. Чжао Гао задался целью довести его до полного сумасшествия. Так, он подарил повелителю оленя, но сказал, что это лошадь, а подученные придворные подтверждали: да, да, лошадь (возможно, это был редкостный олень милу – действительно, очень странный на вид). Ху Хай был в полной растерянности, чувствовал, что почва уходит у него из-под ног. В результате интриг Чжао Гао он, в конце концов, наложил на себя руки.

Тонкоголосый вершитель судеб возвел на престол одного из внуков великого императора – Цзы-ина. Но тот сам оказался малый не промах и прекрасно понимал, с кем имеет дело. Однажды он пригласил злокозненного евнуха на аудиенцию, обласкал приветливой речью – и тут же приказал охранникам прикончить его.

Это был третий владыка Поднебесной из династии Цинь – третий и последний. В огромной империи уже кипел мятеж. Начался он еще в правление Ху Хая. Одному офицеру приказано было этапировать в ссылку большую партию осужденных. Но бушевали страшные ливни, все дороги стали непроходимы – отправиться в путь было просто невозможно. Однако при установившихся в стране порядках это не могло служить промедлившему командиру оправданием – нарушение воинского приказа в любом случае каралось смертью. И тогда, рассудив, что терять нечего, он поднял восстание. «Из искры возгорится пламя», – люди, казалось, раз и навсегда подавленные грозной личностью Цинь Шихуанди, теперь дали волю своим страстям. Тут и там образовывались мятежные армии, было убито несколько губернаторов.

Среди лидеров повстанцев выделялся деревенский староста Лю Бан (247–195 гг. до н. э.). В 207 г. до н. э., через несколько месяцев после воцарения Цзы-ина, его отряды подошли к столице. Цзы-ин решил сдаться на милость победителя, и тот пощадил его, даже сохранил за ним чисто внешнюю роль Сына Неба и дал возможность и дальше проживать во дворце. Но другой «полевой командир» великодушием не отличался: ворвавшись через некоторое время в Сяньян, он казнил Цзы-ина. Заодно спалил его дворец – при этом, говорят, бамбуковых вместилищ мудрой мысли погибло не меньше, чем из-за мероприятий Цинь Шихуанди.

Но пока никто еще не победил. Слишком много душ, вырвавшихся на волю из легистских пут, стали необузданными. Амбиции вождей не позволяли прийти к согласию. Только в 202 г. до н. э. стало ясно, что верх все же одерживает Лю Бан. Он провозгласил основание династии, получившей имя Хань – хотя кое-кто с этим не соглашался и еще некоторое время продолжал борьбу.

Хань: начало

Деревенский староста, став повелителем Поднебесной, принял тронное имя Гао-цзу (прирожденное имя государя во избежание «сглаза» произносить не полагалось, а лучше, чтобы его вообще поменьше кто знал. Но мы-то знаем, а потому будем называть по-прежнему).

Император Лю Бан, основатель династии Хань

Своей столицей Лю Бан сделал Чан΄ань (нынешняя Сиань в провинции Шэньси), в окруженной горами цветущей долине, по которой протекают Хуанхэ и ее притоки Вэй и Цзин. Когда к нему приехал туда отец, то, глянув на возводимый сыном дворец, старый крестьянин жить в нем не пожелал. И тогда император повелел выстроить для него точную копию родной деревни – куда переселились и все отцовы друзья с семьями, прихватив весь свой скарб и всю живность – от буйволов и чушек до последнего утенка.

Прежняя столица Сяньянь лежала в развалинах. Полуразрушена была вся страна. А воссоздать ее на прежний лад было невозможно – прежде всего, невозможна была централизованная властная структура, в циньском варианте она оставила по себе слишком плохие воспоминания. Остатки ее Лю Бан, конечно, старался использовать – выбирать было просто не из чего, но при этом смягчил характер отношений. Была объявлена всеобщая амнистия, стали возрождаться конфуцианские этические нормы. Специальным указом чиновникам разъяснялось, что они должны использовать законы в первую очередь не как орудие наказания, а для того, чтобы разъяснять людям, как правильно жить.

Император стал применять практику раздачи уделов, подобную чжоуской. Первыми их получили, с правом передачи по наследству, семь ближайших его сподвижников, потом еще 130 приближенных. Были сохранены в качестве уделов некоторые самопровозглашенные во время гражданской войны княжества – их основателями были в основном циньские губернаторы или представители старой аристократии.

Удельные властители – хоу почувствовали себя в своих владениях довольно уверенно. Позднее, при преемниках Лю Бана, они стали затевать усобицы и даже величать себя ванами (правда, этот титул не имел того значения, что прежде). Однако во всей Поднебесной уделы составляли не столь уж значительную ее часть: они располагались в основном на востоке и юге страны, где памятны были еще чжоуские традиции. И повсеместно велика была роль управляющих областями губернаторов – по отношению к уделам тоже.

Штат чиновников постепенно разрастался, но ши, начиная со столичных ведомств, больше не были винтиками бездушной машины. Хотя для назначения на должность немало значили семейные связи, покровительство и богатство, но все в большей цене становились моральные качества и способности кандидата. Местное начальство получило указание отправлять наиболее даровитых в столицу Чан΄ань к канцлеру (второму после императора лицу в государстве), чтобы тот решил, какое найти им наилучшее применение. Престиж даже мелких чиновников значительно возрос (народные пословицы: «Чиновника можно обманывать, но его нельзя оскорблять», «Сердце людей – как железо, сердце чиновника – как плавильная печь»). Жалованье всем госслужащим, начиная с самых высших, выдавалось частично зерном, частично деньгами.