Волчья хватка - Сергей Алексеев

Она тряслась, обнюхивая липкого волчонка, однако не сопротивлялась, а он без всяких прелюдий вцепился в собачий сосок и зачмокал, поддавая мордой вымя. Витюля почти торжествовал, подстраховывая, чтобы сука случайно не прихватила подкидыша зубами. Один за одним он опустошил все шесть сосков, ещё раз прошёлся по этому кругу, дотягивая последние капли молока, и когда Герой лишь чуть ослабил свою руку на ошейнике, Гейша вдруг дотянулась до зверёныша и принялась вылизывать его с той же старательностью и полным отсутствием зла или брезгливости, будто своих щенков. Разве что подрагивала от страха, когда обнюхивала волчонка. Вычистила, выгладила все части тела, особенно тщательно подсохшую пуповину и задницу, — приняла!

Не успел Витюля ещё по достоинству понять и оце-нить, что произошло, как насытившийся мурлыкающий зверёныш внезапно изогнулся и благодарно лизнул собачью морду…

А его отец, бродячий волк-одиночка, оплакав погибнувшее семейство, вышел на разбойную дорогу.

Первый сигнал охотоведу пришёл в тот же день, после охоты на логове: из бывшего колхоза, а ныне захиревшего товарищества, расположенного в охот-угодьях клуба, по телефону сообщили, что средь бела дня матёрый волк выскочил на пастбище, где бродили без пастуха остатки дойного стада, и уложил трех коров и телку, а ещё нескольких покусал.

Зарезал по-бандитски, просто так, не съев и куска мяса. И людям ничего не досталось, поскольку скот пасся бесхозно, и когда нашли коровьи туши, они уже вздулись на жаре.

Баруздин знал, чья это работа и кто виновник, поэтому вечером помчался к Ражному.

— За скотинку-то заплатить придётся, Сергеич, — мягко сказал он. — Иначе товарищество по судам затаскает.

К тому времени Ражный уже разослал егерей по округе в погоне за матёрым. Двое из них были хорошими волчатниками, брали зверей на вабу, и была надежда, что волк откликнется: тоска по возлюбленной — она и у зверя тоска. Охотовед знал об этом и лишь потому не скандалил. Однако же спросил, пряча глаза:

— Сам-то что сидишь? Тебе сейчас дневать-ночевать надо в лесу.

— А вот сейчас и пойду. — Ражный взял ружьё, ламповое стекло и подался по просёлку, но не за матёрым, а на встречу со своим тайным гостем.

Колеватый уже поджидал его на вчерашнем месте и выглядел значительно увереннее — источал добродушие, радовался местной природе. Это было нормально, что приходящий вольный поединщик некоторое время вынужден был ждать, когда его соперник — араке, имеющий свою вотчину — дубовую рощу, где предстоит схватка, доделает свои текущие дела. Ему даже была на руку эта оттяжка: все-таки чужое место, чужие звезды над головой и незнакомый космос, и чтобы победить, ко всему этому не просто следует привыкнуть, а попробовать найти энергетические связи и подпитку. Грубо говоря, полежать на чужой земле, подышать воздухом и в небо насмотреться, как в глаза любимой.

По рассказам отца, случалось, что нагрянувший поединщик до месяца обживал пространство, ожидая, когда вотчинник освободится от дел земных. Но всякая отсрочка была не во благо хозяину: он вынужден был, постоянно встречаясь с соперником, объяснять причину отсрочки — каждое его слово проверялось.

И упаси Бог, почувствует малейшую фальшь! Тогда просто уедет победителем, не вступая в схватку, и будет прав.

Должно быть, Колеватый уже прослышал и об охоте на логове, и о вышедшем на дорогу мести волке, порезавшем колхозный скот, известие воспринял без лишних расспросов, однако сделал паузу и неожиданно попросил:

— Извини, Ражный, а ты не мог бы взять и меня? — кивнул на ружьё. — Никогда не был на волчьей охоте. Время есть, все равно болтаюсь…

Все выглядело весьма убедительно — тон, голос и глаза, но Ражный мгновенно раскусил замысел поединщика — хотел посмотреть на соперника в деле и просчитать его тактику в предстоящей схватке. Охота, как ничто иное, практически полностью выдаёт психофизический тип характера.

Ражный сделал из этого единственный вывод: Колеватый был опытным борцом, и будущий его поединок — даже не десятый. Дело в том, что ни явившийся на схватку странствующий вольный поединщик, ни вотчинник, в роще которого предполагался бой, не знали и знать не могли, сколько каждый из них провёл состязаний в дубравах и с каким результатом. Если, разумеется, араксы сами не выдавали каким-либо образом эту сокровенную тайну. Колеватый мог лишь догадываться, что Ражный готовится к своему первому поединку в дубраве, как сейчас Ражный угадывал в сопернике его опытность.

Впрочем, это мог быть всего лишь психологический приём давления — как бы ненароком, косвенно подтвердить предположения противника. Мол, гляди, я стреляный волк…

— Если сильно хочется, пожалуй, возьму, — подумав, согласился Ражный. — Матёрый коров порезал, так егерь засидку сделал, а ждать зверя некому. Желание есть — покарауль пару дней. Найдёшь выпас за деревней Стегаиха, там туши лежат, а лабаз увидишь.

И подал ружьё.

Это ему было не по нутру! Не такой охоты он ожидал, да назвался груздем — и отступать было нельзя. Колеватый взял ружьё, патронташ, глянул на часы.

— Так сейчас и отправляться?

— Давай!

Ражный не знал ни его профессии в миру, ни увлечений, однако посмотрев, как поединщик обходится с оружием, сразу же определил военного человека. И это было очень важно! Род занятий накладывает свои отпечатки, быт диктует бытие, а бытие определяет сознание, как учили в школе…

На месте разбоя, возле туш действительно сделали лабаз, но сидеть там было совершенно бесполезно: мстящий людям зверь никогда назад не вернётся, ибо это не добыча, не пища — жертва.

Разосланные по всем близлежащим деревням егеря сейчас больше напоминали сторожей скота, а не охотников и торчали там в надежде, что кто-нибудь из них окажется в нужный час и в нужном месте, однако это пальцем в небо. Как и следовало ожидать, матёрый был непредсказуем и в следующий раз, теперь уже вечером, залез в загон фермера, державшего на откорме бычков, — туда, где его не ждали: в сотне метров дачная деревня, народ ходит и ездит ежечасно, кругом поля и до леса добрых три версты. Ничего не удержало! Ворвался на глазах фермерской жены, рассыпавшей комбикорм в корыта, и та приняла его за овчарку Люту, прогнать попыталась, замахнулась ведром. Волк ощерился на неё, догнал и сходу вырвал у бычка промежность. Молодняк шарахнулся, разнёс изгородь, а он погнал его к лесу, вырывая куски у всех подряд. Пятеро сдохли сами, и двух порвал изрядно, так что прирезать пришлось. Выложил их в одну строчку, на расстоянии ста метров друг от друга — верный признак, что месть ещё не закончилась.

Фермер хохотал, бродя между телячьих туш с окровавленным ножом, радовался, что наконец-то вволю мяса поест и посылал жену жарить свеженинку.