Агентство «Томпсон и К°» - Жюль Верн

С этой минуты барон буквально не отходил от португальца. У него наконец был друг! Во время обеда на борту корабля он завладел доном Игину, усадил рядом с собой. Дон Игину принимал все эти знаки внимания с подобающей почтительностью.

За столом собрались все, кроме молодоженов. Их постоянное отсутствие казалось всем естественным.

Томпсон взял слово.

— Я думаю,— сказал он,— что выражу общее мнение, если поблагодарю дона Игину да Вега за труд, который он взял на себя этим утром.

Дон Игину сделал протестующий жест.

— Ну конечно же,— настаивал Томпсон.— Без вас, сеньор, нам не удалось бы так быстро и обстоятельно осмотреть Ангру. Я хотел бы знать ваше мнение: чем можно заполнить вторую половину дня?

— Но разве вы не знаете, что сегодня Троица![69] — вскричал дон Игину.

— Троица? — повторил Томпсон.

— Ну да. Один из самых главных католических праздников, отмечаемых здесь особенно торжественно. Я занял место, откуда хорошо будет видна процессия с крестом.

— Чем он примечателен, этот крест? — осведомился барон.

— Своей ценностью,— ответил Игину.— Стоимость драгоценных камней, украшающих его, превосходит шесть миллионов франков.

Томпсон был в восторге от нового пассажира. Высокомерию и важности Гамильтона не было предела.

Дон Игину, покидая борт «Симью», счел нужным дать совет, ужаснувший многих пассажирок.

— Дорогие друзья,— сказал он,— мне хотелось бы вас предостеречь…

— Слушайте внимательно,— поддержал его Томпсон.

— По мере возможности избегайте толпы.

— Это будет нелегко,— заметил Томпсон, показывая на улицы, заполненные народом.

— Да,— согласился дон Игину.— Все же пытайтесь избегать контактов.

— Но почему? — полюбопытствовал Гамильтон.

— Мой дорогой барон, об этом не совсем удобно говорить. Дело в том, что жители этого острова не совсем чистоплотны, они страдают двумя болезнями. Название одной очень непристойно, речь идет о чесотке. Что касается другой…

Дон Диего остановился, как бы затрудняясь найти мало-мальски приличные слова. Томпсон, которого не пугали никакие трудности, пришел к нему на помощь. Обратясь к пантомиме, он снял шляпу и энергично покрутил у виска, вопросительно глядя на дона Игину.

— Совершенно точно,— подтвердил тот посмеиваясь, тогда как дамы отвернулись, шокированные таким натурализмом.

По совету дона Игину туристы шли по самым безлюдным и пустынным улицам, тогда как толпа сосредоточилась на тех магистралях, где должна проходить процессия. Они все же встретили несколько человек, оборванных, растрепанных и грязных.

— Просто разбойники! — отозвалась Элис.

— Вот именно! — подтвердил Томпсон.— Вы знаете, кто эти люди? — спросил он у дона Игину.

— Не больше, чем вы.

— Не переодетые ли это агенты полиции? — предположил Томпсон.

— Тогда надо признать, что они переодеты очень искусно! — насмешливо воскликнула Долли.

Вскоре колонна вышла на площадь, где под палящим солнцем собрались толпы людей.

— Располагайтесь здесь, дамы и господа,— сказал Игину.— Я воспользовался своим знакомством с правителем Терцера, чтобы занять место у дворца.

Все принялись благодарить португальца.

— Теперь,— продолжал Игину,— позвольте ненадолго вас покинуть. Перед отъездом я должен еще кое-что сделать. Впрочем, я вам больше не нужен. Вы всё отлично отсюда увидите и, думаю, примете участие в праздничном представлении.

С этими словами Игину поприветствовал всех и исчез в толпе. По всей видимости, он нисколько не боялся заразиться. Туристы тотчас же о нем забыли. Приближалась пышная праздничная процессия.

По широкой улице, которую полиция освобождала перед кортежем, в благоухании ладана двигались золотые и серебряные знамена, статуи, хоругви. Среди белых платьев девушек сверкали мундиры; голоса, сопровождаемые трубами и литаврами, возносили к небесам молитвы тысяч верующих, а в церквах раздавался перезвон колоколов, славящих Спасителя.

Верующие пели:

«Иисусе, Иисусе!»

Зрелище было великолепным. Вот показался епископ в фиолетовом облачении, красиво контрастирующем с ослепительным золотом его балдахина[70]. Он шел медленно и осторожно обеими руками держал драгоценный ковчег. Впереди несли крест. Его камни отражали солнечные лучи тысячами разноцветных брызг.

Внезапно какое-то грубое вмешательство расстроило процессию совсем близко от епископа. Не понимая, что происходит, подхваченная волной любопытства, толпа подалась вперед.

Но никто ничего не увидел. И англичане, хотя место, где они стояли, было очень удобным, не поняли, что же происходит. Балдахин качался словно корабль на волнах, затем вместе с крестом исчез в гигантской воронке толпы, как в морской пучине. Раздались крики, вопли. Взвод полиции во главе кортежа тщетно пытался остановить поток бегущих. Вот и все, что можно было увидеть.

В какой-то момент кордон полицейских был прорван, и туристы, невольно став частью обезумевшей толпы, оказались вовлеченными в общий людской поток.

Встав рядом, Роже, Джек и Робер охраняли Элис и Долли. Им помогло то, что они стояли в углу, в тупике.

Все кончилось внезапно. Площадь как-то сразу оказалась пустынной.

Там, где как в водовороте исчезли епископский балдахин и крест, сейчас были только полицейские, они нагибались, поднимались, приходили, уходили, вынося жертвы непонятной паники. Как всегда, они прибыли слишком поздно.

— Мне кажется, что мы вне опасности,— сказал Робер.— Но я думаю, нужно вернуться.

— Куда? — осведомился Джек.

— На борт «Симью». Все происходящее, в конце концов, нас не касается, и, я полагаю, надежнее всего мы будем чувствовать себя под английским флагом.

Присутствующие не могли не согласиться с этим доводом и поспешили добраться до корабля. Там уже собралось большинство пассажиров, оживленно обсуждавших удивительное событие. Некоторые возмущались, и, конечно, не последним среди них был сэр Гамильтон.

— Позор! Позор! — повторял он на разные лады.

— Вот что такое португальцы! Если бы Англия показала этим азорцам, что значит настоящая цивилизация, это не могло бы случиться!

Саундерс ничего не говорил, но выражение его лица было красноречиво. Если бы он желал Томпсону наибольшего зла, то ничего лучше, чем это происшествие, не придумал бы. По теории вероятности, по крайней мере, десяток пассажиров не явятся на борт, а это означает невозможность продолжения экскурсии и вынужденное возвращение в Англию. Появление первых пострадавших особенно не изменило прекрасного настроения этого неповторимого пассажира. Но Саундерс заметно помрачнел, когда на борт стали подниматься последние туристы. Он был раздосадован.