Дом на полпути - Эллери Квин

Эллери протянул свою сигарету.

— Тут я склонен согласиться с прессой, Билл. Поллинджер не вчера родился.

Билл нахмурился:

— Должен признать, этот человек производит впечатление далеко не глупца. Но, черт побери, факты же налицо! Не может он иметь что-нибудь такое, чего уже не выложил на стол.

Элла поудобнее уселась в просторном кресле «Стейси-Трент».

— Да послушай, ты, идиот. Пол Поллинджер — умнейшая голова штата. Он вскормлен на книгах закона. Он знает старого судью Менандера, как я знаю жизнь. И к тому же он эксперт по присяжным в этом округе. И ты полагаешь, такой прокурор позволит себе сесть в лужу? Я тебе говорю, Билл, держи ушки на макушке.

Билл сердито фыркнул:

— Хорошо, хорошо. Скажи на милость, чего мне следует ожидать от этого фокусника, что он вытащит из своей шляпы? Я-то знаю это дело как свои пять пальцев. Поллинджер попался на самоуверенности, он убежден, что получит нужный вердикт в таком сенсационном деле. Такое бывало и раньше, так будет и сейчас.

— Ты считаешь, что обвинительный приговор невозможен? — спросил Эллери.

— Ни малейшего шанса. Уверяю тебя, дело даже не дойдет до присяжных. Закон есть закон, хоть в Джерси, хоть где. Когда Поллинджер потребует осуждения, я сделаю обычный ход — потребую полного освобождения подсудимой, и готов поставить все до последнего цента, что Менандер отправит дело на пересмотр.

Репортерша вздохнула:

— Ах ты самовлюбленный романтик! Впрочем, может, потому я и трачу на тебя все это время и силы. Самонадеянность! Я восхищаюсь тобой, Билл, но есть пределы и моего терпения. Ты играешь жизнью сестры. Ну как, скажи, можно быть таким слепым?

Билл снова стал смотреть в окно.

— Да говорю же вам, — наконец проговорил он. — Вы оба не юристы и потому не можете смотреть на дело с точки зрения закона. Здесь вы профаны, имеющие самое общее представление о разбирательствах, основанных на косвенных свидетельствах.

— Говори, говори, да не заговаривайся!

— Все дело Поллинджера держится на честном слове! Что у него есть? Предсмертное заявление, которое я же на свою голову выпустил на свет божий? Что значит это заявление? Это заявление сделано жертвой, предположительно прекрасно сознающей, что жизнь ее висит на волоске, — что очень существенно с точки зрения закона — он обвиняет в убийстве некую женщину в вуали. У него есть отпечатки протектора «форда», оставленные перед преступлением. Я даже готов согласиться ради аргумента, что это вполне надежная с точки зрения экспертизы идентификация с «фордом» Люси. Пусть так. Но что с того? Ее машиной воспользовался преступник.

В ее машине была найдена вуаль — даже не ее, я точно знаю, что не ее, потому что она в жизни не имела и не носила вуали. Итак, у него есть машина, которой воспользовался преступник — женщина в вуали. Возможно, у него есть свидетель, видевший эту женщину в вуали в «форде» недалеко от места преступления. Но кто бы ни был этот свидетель, он не может с достаточной уверенностью утверждать, что женщина в «форде» и Люси — одно и то же лицо.

Даже если он лжет или свидетельствует о тождестве на основании ошибочного впечатления, я от этого свидетельства камня на камне не оставлю. Само по себе заявление о том, что на ком-то была вуаль, недостаточно. С точки зрения закона такое свидетельское показание недостоверно.

— У нее нет алиби, — заметил Эллери, — в то время как даже чисто теоретически двойной мотив — увы! — представляет собой достаточно серьезную угрозу.

— Все это шито белыми нитками, — сердито возразил Билл. — С позиции закона, собственно, нам и не обязательно иметь алиби. Но все равно, на всякий случай, попробую, чтобы кассир из кинотеатра «Фокс» опознал ее. Как бы то ни было, обвинение этим и ограничится. И где в этом наборе улик, скажи мне, пожалуйста, есть хоть малейшее свидетельство, указывающее лично на Люси? Ты не знаешь закон. Достаточно убедительное косвенное свидетельство должно ввести обвиняемого в сцену преступления, перевесив все прочие свидетельства. Можешь ты мне сказать, каким образом Поллинджер собирается доказать, что Люси Уилсон собственной персоной находилась в хижине в тот вечер 1 июня?

— Ее машина... — начал Эллери.

— Чушь! Ее машина ее туда не доставляла. Кто угодно мог украсть машину. Что, если на то пошло, и случилось.

— Но это напрашивается...

— Закон не одобряет выводы, сделанные таким образом. Даже если бы Поллинджер предоставил суду предмет, принадлежащий ей и найденный в этой хижине, — скажем, носовой платок, перчатку, что угодно, — это не будет доказательством, что она действительно была там. Я говорю о доказательности с точки зрения права о делах, базирующихся на косвенных уликах.

— Твоими устами да мед пить. Не слишком уповай на это, Билл, — со вздохом заметила рыжеволосая репортерша. — Когда ты говоришь, все складно, но... — Она помрачнела, взяла стакан и сделала большой глоток.

У Билла смягчились черты лица. Он подошел к ней и взял ее за руку.

— Я хочу поблагодарить тебя, Элла, — проговорил он. — А то все как-то случай не подворачивался. Не думай, что я такой неблагодарный чурбан. Ты была прямо опора и сила, а твои статьи, безусловно, поколебали общественное мнение. Я чертовски рад, что ты на нашей стороне.

— Да это ж моя работа, — отмахнулась репортерша, но глаза ее посветлели. — В жизни не поверю, чтобы Люси пырнула ножом этого типа. Или все возможно в любви и процессах об убийствах? А потом, уж очень сильное искушение было взглянуть на дело с классовой точки зрения. Ненавижу эту шваль с Парк-авеню! — Она убрала руку.

— Вот и Билл такой же, — заметил Эллери.

— А теперь послушайте, — начал Билл. — Оттого, что я увидел человека, вовсе не значит... — Он замолчал, покраснев.

Элла бросила на него удивленный взгляд.

— Ага, — буркнула она, — это, сдается, уже из романтического жанра. Неужели, Билл, мы имеем новый вариант Монтекки и Капулетти?

— Не глупи, — огрызнулся адвокат. — Вам обоим только и дай сделать из мухи слона. Девушка обручена и выходит замуж. Да и я ей не ровня. Я только...

Элла подмигнула Эллери. Билл сжал челюсти, махнул рукой и отвернулся. Элла поднялась и снова наполнила стакан. В комнате воцарилось молчание.

В зале суда было тесно. Пол Поллинджер строил обвинение с такой цепкостью и хладнокровием, будто процесс был чистой формальностью, и приговор уже предрешен. Хотя высокие окна и окна на потолке были открыты и вентиляторы работали в полную силу, в зале от такого количества народу нечем было дышать. Воротничок у Поллинджера намок; у Билла блестело потное лицо. Одна только Люси Уилсон за столом защиты, двоими полицейскими по бокам, будто не чувствовала жары. Кожа у нее была сухая и белая, словно естественные процессы в ее организме уже совсем прекратились. Она сидела не шелохнувшись, положив руки на колени, не сводя глаз с морщинистого лица судьи Менандера и стараясь избегать взглядов присяжных.

«К концу первого дня, — писал косоглазый репортер из «Филадельфия леджер», — прокурор Поллинджер еще раз продемонстрировал свой высокий профессионализм в делах об убийствах, освещая с неподражаемым мастерством все темные перипетии расследования.

Мистер Поллинджер вел линию обвинения очень напористо. В течение дня он в качестве свидетелей обвинения вызвал коронера Хайрама О'Делла, защитника Уильяма Энджела, начальника полиции Де Йонга, Гросвенора Финча из Нью-Йорка, Джона Селлерса, Артура Пинетти, сержанта Ханнигана, а также лейтенанта Дональда Ферчайлда из управления полиции Нью-Йорка. В ходе опроса этих свидетелей ему удалось определить мотив преступления, состоящий в обладании страховкой, представить первичные факты, выявленные при обнаружении тела, и ряд важных вещественных доказательств, в том числе половинки сломанной фигурки с радиатора «форда»-купе, принадлежащего, как утверждается, обвиняемой.

По мнению серьезных обозревателей, мистер Поллинджер нанес сокрушительный удар защитнику мистеру Энджелу, постоянно задававшему риторические вопросы и выдвигавшему возражения, когда добился внесения в протокол свидетельских показаний экспертов, касающихся отпечатков протекторов, оставленных на дорожке перед входом в хижину, где был убит Джозеф Кент Гимбол. Все послеобеденное время было посвящено прямому и перекрестному допросу сержанта Томаса Ханнигана из полиции Трентона, который первый обнаружил и отождествил отпечатки шин, начальника полиции Трентона Де Йонга, который нашел «форд»-купе, принадлежащий миссис Уилсон, и лейтенанта Ферчайлда. Лейтенант Ферчайлд является известным специалистом в области идентификации отпечатков автомобильных протекторов.

Выступая в качестве свидетеля обвинения, лейтенант Ферчайлд отвел все до единой яростные попытки мистера Энджела бросить тень сомнения на его обследование, подтверждающее основные показания сержанта Ханнигана. Нью-йоркский эксперт сравнил фотографии и гипсовые слепки следов протекторов на дорожке с реальными шинами «форда» миссис Уилсон, выставленными в зале суда.