Авантюристка - Кэтрин Нэвилл

— Совершенно верно, — провозгласила она. — Моя подруга — любвеобильна, но чересчур лицемерна. Итак, я расскажу о нашем первом приключении. Правда и я — мы были совсем юные…

— И сколько же нам было лет? — запальчиво спросила я, стараясь сбить её с толку.

Но она лишь презрительно покосилась в мою сторону, проигнорировав вопрос.

— Ну это было не так уж давно, мы были ужасно бедные, ну просто совсем без денег, но сгорали от желания попасть в Марокко. Единственный корабль, на который у нас хватало денег, оказался старым скотовозом, буквально кишевшим паразитами — мухами в навозе, ну и так далее. Нам пришлось плыть третьим классом.

— Вы не шутите? — переспросил Тор.

— Нисколько. Мы спали прямо в коровнике — просто кошмар. Но Правде улыбнулась фортуна: капитан положил на неё глаз. Однажды ночью он заявился к нам, увидел, как Правда спит в навозе, и воскликнул: «Йах! Дас ист воман!» — ну или что-то подобное.

— Он что, был немцем, этот ваш капитан? — уточнил Тор с самой милой из своих улыбок, на которую я постаралась не обращать внимания.

— Высокий, белокурый и очень красивый, — подтвердила Джорджиан. — Кстати, он был очень похож на вас.

— Неужели? — удивился Тор, откинувшись на спинку со скрещёнными на груди руками. Я заметила, что он почему-то отвёл от меня взгляд.

— Капитан схватил её в охапку, уволок к себе в каюту и соблазнил, не тратя лишних слов. Он продержал её у себя взаперти трое суток, и когда Правда наконец смогла выйти, то была в весьма смятенных чувствах, как и следовало ожидать. Но в конце концов утешилась тем, что приобрела полезный опыт. А чем все это время пришлось занимать мне? — театрально воскликнула она. — Я гребла с палубы коровий навоз на протяжении всей поездки! Пока она платила за проезд до Марокко, утоляя сексуальный голод златокудрого красавца капитана и его матроса, который был подобен юному Адонису…

— Стало быть, и матроса тоже, — приподнял Тор одну бровь.

— Да был такой, ему едва исполнилось двадцать лет, — с чувством продолжала Джорджиан, задыхаясь от волнения. — Она купалась в лагуне, подобно дельфину, в обществе юных, прекрасных собою офицеров, и они кормили друг друга кусочками папайи…

— Ты говорила про Марокко, а не про Таити, — напомнила я, топая ногою от возмущения.

— …это выглядело славным эпизодом из «Восстания за Баунти».

— Часть третья, страница двадцать седьмая, — вставила я, гадая, когда же прекратится эта пытка.

— Но ведь существовал же тот капитан, и она действительно не устояла перед ним, — заявила Джорджиан. — Женщины типа Правды нуждаются в руководстве, потому она и восхищалась им, ведь он заставил её себе подчиниться…

— Из этого можно извлечь урок, не так ли? — заметил Тор, все ещё стараясь сохранять серьёзный вид.

— Я ни минуты не сомневаюсь, что величанье коллегой, чопорные манеры и все в таком духе — полная, чушь. Я бы на вашем месте не поддалась на её холодный тон и вид недотроги!

Она вскочила, подошла ко мне сзади, запустила руки в мою и без того растрёпанную шевелюру и растрепала её ещё больше.

— Ведь под ними скрывается ненасытная масса нерастраченной страсти!

— Спасибо, мне повезло: вы сняли пелену с моих глаз, — произнёс Тор в то время, как я пыталась отплеваться от волос, попавших мне в рот. — Моя дорогая Верити! Теперь, когда я ознакомился с ещё одной гранью твоей натуры…

— Какой гранью! — взорвалась я. — Нет у меня никаких граней! Можем мы наконец перейти к делу?!

— Конечно, — заверил меня Тор, взглянул на Джорджиан. — И теперь, после такой откровенной беседы, могу заметить, что мы положили начало плодотворному сотрудничеству?

Хотя Джорджиан стояла по-прежнему у меня за спиной, я почувствовала, и готова была поклясться, что эта парочка обменялась заговорщическим подмигиваньем.

Я уже как-то забыла, что в своё время Голубая комната напоминала мне одно из семи чудес света. Она показалась мне поначалу маленькой, но я сумела оценить её истинные размеры, помогая однажды Лелии развешивать вдоль стен тончайший газовый полог, расшитый пухлыми херувимами в обнимку с дикими лебедями в зарослях дикой розы.

В этой комнате свободно размещалось не меньше семнадцати кресел, диванов, оттоманок, козеток и пуфиков — все они были обиты холодно-голубым шёлком, расшитым белой гладью, в стилях от времён Людовика Двенадцатого до Людовика Шестнадцатого. Столики, подходящий по высоте, были загромождены всяческими безделушками из слоновой кости, эмали и фарфора, и в таком количестве, что, казалось, изящные ножки столиков вот-вот подломятся под грузом.

Стены были украшены витыми решётками причудливых узоров, в которых при желании можно было высмотреть самые немыслимые картины, так что прогулка вокруг комнаты могла превратиться в своего рода кругосветное путешествие.

Везде, на любом кусочке свободного места, были понапиханы альбомы с собранными Лелией коллекциями фотографий и миниатюр. Многие из этих памятных вещиц были прикреплены прямо к решётке, так что создавалось такое впечатление, что из всех уголков на тебя смотрят сотни внимательных глаз.

Именно в такой обстановке мы с Джорджиан и Тором просидели не менее четырех часов — поверьте, суровое испытание на выносливость. Наверное, нам помогла водка. К концу третьего часа мы втроём, распластанные по полу, дружно распевали «Тройку», причём я исполняла партию бубенцов, поскольку не знала русский. Но нам помешала горничная, хотя она и вошла весьма деликатно, ловко перешагивая через наши тела и неся к столу огромный поднос с угощением.

— А что я тебе говорила?! — воскликнула Джорджиан, с трудом сфокусировав взгляд на подносе. — Пирожки!

— И настоящий борщ! — подхватил Тор, ловя запахи, словно охотничья собака. — И настоящая русская сметана!

Он принял вертикальное положение и с большими церемониями разлил все, что полагается, по тарелкам и бокалам, правда, почему-то постоянно брызгая на. стол. Я даже не предполагала, насколько проголодалась, пока не почуяла ароматов Лелииной стряпни.

— Этот борщ просто великолепен, — пробурчал Тор между двумя глотками.

— Не ешь слишком много, ты спровоцируешь её, — посоветовала Джорджиан, так и не поднимаясь с пола. — И тогда пища начнёт поступать с волшебной скоростью, как в «Ученике чародея», и мы окажемся погребёнными под грудами съестного, тогда придётся закрывать своими телами дверь, чтобы это прекратить.

— Я с радостью приму смерть в таком случае, — пропыхтел Тор, впитывая аромат пирожков. Он потянулся за ближним к нему и мигом проглотил. — А теперь, поскольку мы уже все спели, наконец могу сообщить тебе, зачем мы пришли.

— Боже милостивый — опять бизнес? — застонала Джорджиан, перекатившись на живот и спрятав голову под подушкой.

— Мы в Верити заключили небольшое пари, — вещал Тор, обращаясь к подушке. Он остановился и проводил взглядом стекавшие со стола капли пролитого борща, словно разглядывая потоки крови. — И вот, если она проиграет пари, то должна будет исполнить моё самое сокровенное желание.

Из-под подушки показалась голова Джорджиан. Она уселась и посмотрела на меня.

— Желание? Дай-ка мне бокал с этим супчиком.

И что же это за пари?

— Такое пари, что уверен — тебе захочется участвовать в нем, — сообщил Тор, улыбаясь и протягивая ей суп. — Понимаешь, чтобы победить её, мне нужны услуги фотографа — очень хорошего фотографа.

Джорджиан насторожилась и, кажется, протрезвела.

— Что получает каждый из вас в случае, если он выигрывает? — спросила она у Тора.

— Если выиграет Правда-Верити — она получает работу в ещё более занудном финансовом заведении, чем то, в котором надрывается сейчас, — сказал он, а Джорджиан брезгливо сморщилась. — Но если выиграю я — она должна будет переехать в Нью-Йорк к работать на меня, стать моей рабыней, если хотите, — на год и один день.

Джорджиан не сводила с него глаз, на её лице появилась блаженная — и тем более опасная — улыбка. Она протянула Тору руку, и тот пожал её.

— Ты не обидишься, если я буду вместо Золтана звать тебя Тором? — спросила она.

— Тором? — недоумевающе переспросил он. — Мне кажется, это имя из Древней Скандинави — для пущей секретности, — заметила я.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Тридцатью годами ранее того утра, когда Натан Ротшильд ожидал почтового голубя, сидя в маленькой комнатушке на Юденгассе во Франкфурте, в роскошном загородном замке развлекались игрою в шахматы двое мужчин. Они и представить не могли, что их приятельское шахматное сражение положит начало банкирской династии Ротшильдов, которой суждено было родиться в эту самую ночь.

— Итак, вы принимаете мой совет, Ландгрэйв? — спросил генерал, попивая коньяк.

— Конь на е-семь, — сказал Ландгрэйв, и его лицо покраснело и залоснилось от напряжения. Он тоже не забывал прикладываться к коньяку. Откинувшись в кресле и не отрывая глаз от доски, он продолжал: