Тревожный август - Эдуард Хруцкий

В сенях послышались шаги. Данилов зажег фонарь.

- Кто там?

- Я, товарищ начальник, - вошел Быков, жмурясь в ослепительном луче света. - Вам из Москвы телеграмма.

"НАЧАЛЬНИКУ ОПЕРАТИВНОЙ

ГРУППЫ МУРа. СРОЧНО. ДАНИЛОВУ

С П Е Ц С О О Б Щ Е Н И Е

4 августа сего года работниками отделения Муштакова в районе Тишинского рынка был обнаружен Шустер Владимир Григорьевич, он же Володя Гомельский. Из-за ошибки оперуполномоченного Петрова разыскиваемый ушел из-под наблюдения. По нашим данным, Шустер В. Г. часто появляется на рынке и в прилегающих ему переулках, занимаясь спекуляцией драгоценностями. Предлагаю вести разработку Шустера параллельно с оперативными мероприятиями в райцентре, для сего откомандировать в Москву одного из работников вашей группы.

Начальник МУРа".

ДАНИЛОВ И КРАВЦОВА

- Вы врываетесь ко мне ночью, и меня никто не может защитить. Я осталась за чертой. Всю жизнь я учила детей гражданственности, объясняла им Советскую Конституцию, а теперь я за чертой. Законы общества не распространяются на меня.

- Я пришел к вам ночью, нарушив правовые нормы. Я вообще не должен был приходить.

- Так зачем же вы пришли?

- Для того, чтобы не вызывать вас в райотдел. Для того, чтобы никто не знал о нашем разговоре.

- Что вам надо?

- Где ваш муж?

- Не знаю.

- Вы лжете. Обманывая меня, вы сами ставите себя за черту.

- Я не знаю.

- Вы учите Конституции, но нарушаете ее основное положение, скрываете врага общества.

- Он не враг.

- Кравцов служил у немцев бургомистром. Не так ли?

- Он выполнял задание райкома...

- Я это уже слышал, но почему же об этом никто не знает?!

- Он спас город от взрыва, он...

- Это эмоции, а мне нужны факты.

- Он ранен кулаками, воевал с белофиннами.

- Прошлое.

- Вы не имеете права так говорить со мной.

- Имею. Мне его дала все та же Конституция.

- Он выполнял задание...

- Послушайте меня. Вашего мужа перед войной исключили из партии.

- Он мне сказал, что его восстановил подпольный райком.

- Факты.

- У нас во время оккупации был Васильев.

- Секретарь райкома?

- Да.

- Это он сказал?

- Да.

- Факты, где факты?

- Отряд ушел, я не знаю, почему они не сообщили о муже.

- Кто знал о его связи с отрядом?

- Начальник НКВД и Васильев.

- Ваш муж подозревается в убийстве Ерохина.

- Этого не может быть!

- Все может быть, особенно сейчас. Почему он прячется?

- Он боится, вы же сами знаете, чего боятся люди.

- Я знаю. Но я знаю и другое, честному человеку нечего прятаться: правда всегда найдет дорогу. И помните, что если он большевик, вернее, опять стал им, то ему незачем прятаться. Я ухожу и прошу передать ему, что если он большевик, то он сам найдет меня. Найдет и расскажет об убийстве Ерохина.

ПОЛЕСОВ

Врач вышел. И они остались втроем: "мотоциклист", весь забинтованный, похожий на белую тряпичную куклу, сестра и он. Окно в палате было раскрыто, и поэтому горела синяя лампочка. В свете ее особенно резко выделялась обмотанная бинтами голова.

После операции, когда хирург пообещал Данилову, что "мотоциклист" жить будет, Иван Александрович приказал Полесову остаться. Во-первых, для безопасности задержанного, во-вторых, надеясь на то, что в бреду раненый скажет что-то важное для следствия. В палате было тихо, только раненый дышал тяжело, через силу. Казалось, что работает старая, изношенная паровая машина. Степан даже представил ее мысленно: текущие трубки, разработанный сухопарник, разношенные цилиндры. Точно такая стояла у них в техникуме когда-то. На ней практиковалось несколько поколений будущих специалистов по ремонту подвижного состава.

И вдруг он поймал себя на мысли, что не думает о задержанном как о человеке, и это сравнение с паровой машиной в другой ситуации никогда бы у него не возникло. Он не жалел "мотоциклиста", он думал только об одном: как вытянуть из него показания. И он сам внутренне подивился своей жестокости и равнодушию. И даже постарался представить его среди дорогих и близких ему, Степану, людей. Но так и не смог. Он видел только вскинутый автомат, потную челку, упавшую на лоб, и прищуренные пустые глаза.

Сама жизнь лишила его всего человеческого. Он сам сделал выбор, став за черту. А за ней для Степана находились только враги. И если до войны он понимал, что многих можно спасти и перевоспитать - ярким примером тому служил Мишка Костров, - то те, кто остался за чертой в самое трудное для страны время, сами вынесли себе приговор. И разговор с ними должен быть коротким.

Время тянулось бесконечно. Но именно это однообразие успокаивало его, и Полесов постепенно начал думать о вещах приятных. Он вспомнил Клавдию и ее сильные ловкие руки, накрывавшие на стол. Он пытался вспомнить, о чем они говорили за столом, но так и не смог восстановить в памяти весь разговор, но главное он помнил. Они все-таки договорились встретиться. Степан сказал, что позвонит ей утром и уточнит время. Конечно, он может сказать Данилову, что надо еще раз сходить в Глуховку, поговорить с людьми, посмотреть. Но сама ложь претила ему, и он решил просто объяснить Ивану Александровичу все как есть, без уверток и глупой выдумки. Он поймет его, наверняка поймет.

Раненый застонал, сначала тихо, потом громче, заскрежетал зубами. Белый кокон бинтов зашевелился. Степан тронул сестру за руку.

- Ничего, - прошептала она, - так бывает, так часто бывает, почти всегда.

И снова наступила тишина, и снова остановилось время.

- Витя, - внятно и отчетливо произнес чей-то голос.

Полесов даже обернулся, но потом понял. И снова тишина.

- Я туда не доеду, - сказал раненый звучно, - у меня бензина не хватит. - Он застонал и затих.

- Бредит, - шепнула сестра, - он теперь все время будет бредить, я их много, обожженных, видела.

А раненый продолжал стонать, ругаясь матом витиевато и грязно, и Степан уловил уже несколько блатных словечек, которые обычно употребляют профессионалы, и понял, что "мотоциклист", как говорит Данилов, "самый сладкий их клиент".

Степан даже сел ближе, наклонился над ним, но тот заскрипел зубами и затих.

- Сейчас я ему укол сделаю. - Сестра встала, загремела чем-то в темноте. - Пусть поспит спокойно. Ему сейчас главное - покой.

- Вы здесь начальник, - улыбнулся Степан, - вам видней.

- Вот скажите мне, - после паузы спросила сестра, - мы его вылечим, выходим, дорогих лекарств на него уйдет массу, то есть отнимем их от раненых бойцов, а дальше?

- Что дальше?

- Ну вот, к примеру, мы бойца лечим или командира. Он за Родину пострадал. Встанет на ноги и в бой. А этот куда? К стенке? Так зачем же его лечить? Только для того, чтобы он показания дал? Так, что ли?

- Нет, не так. Мы еще не знаем, кто он. А может, он случайно попал в банду. Вылечим, выясним.

- Ну а если случайно?

- Это суд решит. Наше дело следствию материалы представить. Так сколько он спать будет?

- Я думаю, до утра.

- Тогда я пойду.

Степан вышел из палаты в темный коридор. Больница спала тяжелым, нездоровым сном. Осторожно, стараясь не стучать сапогами, прошел он мимо дремлющей у столика дежурной медсестры и спустился на первый этаж в прихожую, залитую синим светом. Здесь уже можно было закурить, и Степан достал папиросы, чиркнул спичкой. Из синего мрака выдвинулась фигура милиционера.

- Это вы, товарищ начальник?

- Я. Ты что, один здесь?

- Нет, у палаты второй дежурит.

- Молодцы, а я его и не заметил.

- Служба.

- Где телефон?

- Вот здесь, на столике.

Степан подошел, поднял трубку. Минуты две она молчала, наконец женский голос ответил: "Город". Полесов положил трубку, так и не назвав номера. Произошло что-то необъяснимое. Он пока и сам не мог догадаться, что именно. Но это слово! Обычный отзыв телефонистки на коммутаторе: "Город!" Он звонил Данилову из Глуховки, и ему ответили: "Город". Заворг звонил Ерохину, и ему тоже ответили: "Город". Значит, был третий человек, слышавший все эти разговоры. И он сидел на коммутаторе. Так-так. Неужели он нашел? Третий слушал и передавал четвертому. А тот... Вот на него-то и надо выходить через девицу с коммутатора. И как он раньше не догадался? Ах, идиот, идиот! Степан аж зубами заскрипел.

- Вы что, товарищ начальник? - спросил дежурный.

- Ничего. - Степан потянулся к телефону, потом отдернул руку. Ничего. Вот что, ты знаешь, где мы разместились?

- Так точно.

- Дуй туда, то есть пусть ко мне сюда бегут. Понял? Скажи: важно это очень.

- А как же?..

- Я пока здесь побуду. Беги.

Он еще не верил сам, что нашел искомое. Слишком все это просто получается. Но ведь тот, кого они ищут уже третий месяц, человек неглупый. Ох какой неглупый. Умный он и коварный. Поэтому и нашел самый простой, а вместе с тем невероятно необычный канал связи. Нет, не только связи, но и информации. Его ищут, шлю телефонограммы, а те сами к нему приходят. Нет, этот противник не хуже покойного Широкова.