Сила магии - Наталия Панина

На этом месте я, кажется, задремала, хоть и сидела под дверью в ужасно неудобной позе, потому что когда я снова включилась, маман с Инсилаем уже пили мое винцо с фруктами и шоколадом. Эстеты. Я в щелочку убедилась, что они пьют то, что надо, и стала ждать. Даже сон прошел. Первым начал зевать Инсилай. Видно, выпил больше, вот и подействовало раньше. Мамашка держалась. Потом Инсилай вдруг рванул в сторону санузла, а маман начала зевать. Очень хорошо. Сейчас вы, голубчики, будете друг дружку с горшка спихивать, не до гадостей станет и уж тем более не до любви. Так и вышло. Ближайшие два часа они провели в борьбе со сном и расстройством желудка. Даже поцапались между собой, что ни один из них заговора от этой напасти не знает. Маман пыталась было колдонуть, да не вышло, не тянет ее магия против одесского слабительного. Тогда они списали свои беды на козни злюки-Варвары и успокоились маленько. Только за туалет периодически воевали, пока не дотумкали сотворить себе по-быстрому второй. Это у них вышло, и они разошлись по горшкам, а я пошла спать. Больше ничего интересного сегодня не предвиделось.

Глава 10

Мне приснилась Одесса. Мы шли с Инсилаем по кромке прибоя, и он обнимал меня за плечи. Я чувствовала тепло его сильных рук, слышала стук его сердца и была безмерно счастлива. Солнце почти скатилось за горизонт, небо стало багряным, а море черным. Он склонился ко мне, чтоб поцеловать, и мы слились единым черным силуэтом на фоне багряного заката, но тут к нам прилетели две метлы. На одной сидела маман, на другой – тоже маман, но лет на десять постарше, какой она была в Одессе. Мои мамаши начали страшно ругаться и орать на Инсилая. На меня они даже внимания не обратили, только отталкивали друг друга и кричали: «Уйди, Варька! Отвали, Катька!». Потом они стали тащить Инсилая каждая в свою сторону, а он даже не пытался вырваться из их рук, только смотрел на меня полными грусти глазами, и губы его шептали мое имя. Чуть слышно, почти беззвучно. У меня на глазах эти фурии разорвали его пополам, как мы с Софкой когда-то моего любимого плюшевого медвежонка. Только из медвежонка посыпался поролон, а из Инсилая бесконечное множество зеркал и зеркалец, пищащих: «Алло-алло». Мамаши расхохотались и потащили то, что осталось от Инсилая, в разные стороны. Я пыталась кричать, но крика не было. Я хотела бежать, но ноги мгновенно стали ватными и не слушались меня. Я проснулась в холодном поту и выяснила, что проспала в школу. Странно, и маман не разбудила. Может, они с Варварой этой и впрямь разодрали ночью Инсилая на кусочки и теперь отдыхают?

Я на цыпочках отправилась проверять целостность мужчины своей жизни. Слава богу, это оказалось не сложным. Инсилай мирно посапывал на диване в гостиной, натянув на голову собственную футболку. Я проявила заботу и накрыла его пледом. Заглянула к маман. Она тоже почивала мирным сном. Спящая красавица преклонного возраста и прекрасный принц, слегка потрепанный жизнью. Полнейшая идиллия.

Посмотрела на часы и решила в школу не ходить. Чем объяснять, почему на два урока опоздала, проще принести записку от маман, что приболела на целый день. А раз так, можно никуда не спешить. Поставила на плиту чайник и вывалилась на крыльцо. О господи, такого я даже от мамаши с Инсилаем не ожидала: прямо посреди двора парил характерного зеленого цвета домик-скворечник, в народе именуемый «туалет типа сортир». Необычным в нем было, собственно, то, что он не стоял, как это принято, на земле, а висел в воздухе на высоте примерно метров полутора. Интересно, как они туда запрыгивали спросонья, и, что еще интереснее, куда девалось, гм… содержимое. Я полюбовалась на архитектурно-канализационные успехи маман и пошла пить кофе. Так как тостер я спалила еще вчера, пришлось обойтись бутербродами.

Пока я завтракала, меня осенило. Я же говорила, что куда лучше мне думается в кухне. Чтобы до конца разобраться в обстановке, я решила не афишировать своего присутствия в доме и, собрав свой портфель, залезла в чулан. На всякий случай прихватила с собой фонарик, сверток с бутербродами и пару апельсинов. Теперь я могла сидеть в засаде хоть до вечера. Но надеюсь, что так долго не придется. Во-первых, сдается мне, в чулане полно мышей, а я их не очень жалую, во-вторых, в отличие от мамаши, я не умею творить сортиры, висящие в воздухе.

Маман проснулась около полудня. Процокала ко мне в комнату, убедилась, что нет ни меня, ни портфеля, и отправилась на кухню. Что это она топает, как полковая лошадь? Ах, батюшки, это ж она на каблуках рассекает. Страсти какие с утра пораньше. Сейчас начнет прынеца моего обольщать, а мы посмотрим, опыт переймем.

– Илай! – крикнула мамаша из кухни. Ты смотри, встать не успела, уже соскучилась.

В гостиной зашевелился Инсилай и выполз на кухню. Теперь мне было не только видно, но и слышно. Он подошел к маман и, приобняв ее, чмокнул в щеку.

– Здравствуй, Котик, с добрым утром. – Какие нежности! Начало впечатляет, ждем, что дальше будет.

Дальше себя ждать не заставило. Когда с кофе было покончено, Инсилай поинтересовался:

– Кэт, а что, красотка твоя в школе?

– Конечно, – рассмеялась маман, – она же не носилась всю ночь, как наскипидаренная.

– И это очень странно, – между делом заметил Инсилай.

– Почему? Мы же еще вчера выяснили, что это или вино, или Машка. К Альвертине ни то, ни другое отношения не имеет.

– А мне сдается, что никакого отношения к этой истории не имеют ни вино, ни Варвара. Дай-ка мне вчерашнюю бутылку.

– Где ж я ее тебе возьму, она уже давно в утилизаторе. И зачем тебе пустая бутылка понадобилась?

– Есть кой-какие соображения, надо бы просканировать.

– И что ты там хочешь найти, – маман уселась на колени к Инсилаю и повисла у него на шее, – обрывки заклинания?

– Да нет, – я видела его сильные загорелые руки, обнимающие маман, и моя черная зависть на пару минут победила страх разоблачения, – что-нибудь попроще. Сдается мне наши ночные бега – Альвертининых рук дело.

– С ума сошел! Она еще совсем ребенок, ей такое не по зубам.

– В Хлюпине мы с тобой, забыла? Здесь даже кошка колдовать может, если захочет.

– Ерунда. И зачем ей это? Абсурд.

– Мне кажется, она ревнует, – предположил Инсилай.

– Глупости, – отрезала маман и, вывернувшись из его объятий, снова занялась посудой, – у тебя мания величия, осложненная манией преследования.

– Ага, а еще паранойя, старческий маразм, буйное помешательство и белая горячка, – проворчал Инсилай.

– Ну, не злись, – миролюбиво проворковала маман, – она, конечно, не сахар, но не чудовище же.

– Тебе видней, ты ее лучше знаешь.

– Бывал бы здесь почаще, да хоть час уделил бы на ее воспитание, не искал бы виноватых.