Сила магии - Наталия Панина

Софка еще потревожила свои извилины и догадалась, что, видать, мой папашка, как ее первый, был сначала при жене, а теперь стал без. С той разницей, что на этом месте мой папаша стал призывать мою маман, а Софкин бросился к какой-то шмаре в Израиль, бросив Софку и ее мамашу окончательно. Работу мысли Софа оценила в визит своей мамы к самой модной гадалке Одессы госпоже Катарине. Мадам Куц пребывала в поисках очередного мужа, да и Софка была не прочь сменить фамилию и помогала мамашке своей драгоценной в этом вопросе как могла. Грабеж, конечно, но долг платежом красен.

Пришлось уговаривать маман на спонсорский сеанс, ведь я дочь госпожи Катарины, кажется, я об этом не говорила. После клятвенного обещания собственноручного месячного мытья посуды и полов в доме, мне удалось ее уболтать.

Между прочим, маменька в Одессе была самой дорогой гадалкой. Не знаю, сколько она брала за сеанс, но на хлеб с маслом и колбаску-кровяночку хватало. Хорошо работала госпожа Катарина: никакой халтуры, все четко по заказу, очереди к ней на прием стояли капитальные. Если кого приворожить, или порчу какую напустить, вроде хронических соплей или глобальной невезухи с непрухой, тут ей равных не было. А уж сколько желающих на эти услуги в большом городе, где каждое существо мужского пола от девяти до девяноста считает себя крутым бизнесменом, а каждая девица от восьми до восьмидесяти хочет принца на белом «Мерседесе», и говорить нечего. Только бизнесменам было лень бизнесить, а красавицам красоваться, куда проще конкуренту вслед сольцы заговоренной сыпнуть, а предмету страсти пылкой мамашиного варева в чай шарахнуть. Короче, от клиентов отбоя не было, из других городов приезжали. Но тут вдруг мамашу мою драгоценную в очередной раз заклинило, и мы в одночасье с Одессы съехали. Это было не просто загадочно, это, выражаясь современным языком, было явлением паранормальным.

Переезда я не помню, хотя уже была вполне дееспособна, в тринадцать-то лет с месяцами. Просто, заснув в своей кровати на Лермонтовке, я проснулась в домике на окраине странного городишки с загадочным названием Санта-Хлюпино. Что, как, когда, ну ни чуточки не помню, полное выпадение памяти.

Что добавляло этому перемещению странности, так это то, что проснулась я в своей собственной кровати. Только стояла она уже в другом доме и другом городе. Кой-какие шмотки из одесской квартиры тоже в этом доме обнаружились, но масса дорогих мне вещей пропала безвозвратно: коробка с ракушками и каштанами, медный браслет, подаренный мне на день рождения год назад Сашей Вайсером (мальчик моей мечты с соседнего квартала из девятого класса) и еще кое-какие мелочи. Искать любимую подкроватную книгу «Трудно быть богом» было и вовсе глупо. Я хорошо помню, что дала ее почитать Иоське, а где теперь этот Иоська с моей книжкой? Впрочем, он-то ясно где, в Одессе, а вот куда меня занесло? Между прочим, проснувшись, я не обнаружила в доме ни коробочек, ни веревочек. Даже клочка оберточной бумаги не было. Ну, кровать, понятно, она не бьется – не мнется, а как не расколотилась гора мамашиных вазочек, статуэточек и прочей дребедени, без всякой упаковки скакнув черт знает на какое расстояние, так и осталось загадкой.

Первые дни я ничего не делала. Жалела себя от души, ругалась с мамашей за ее самоуправство с переездом и, умирая от безделья, моталась по городу, как лулуза в кацаролле, что в вольном переводе с греческого означает, как цветок в кастрюле. Городишко оказался маленьким, одноэтажным. Единственное высокое здание было одновременно и школой, и мэрией, и прачечной-химчисткой, и еще парой дюжин больших и маленьких контор самого разнообразного назначения. Народец здесь весьма разносортный. Говорят все на каком-то птичьем языке с присвистыванием и чириканьем, но я его, как ни странно, сразу стала понимать. А когда сама заговорить попыталась, вдруг вместо нормальных русских слов издала какое-то идиотское щебетание. Так испугалась, что даже рот рукой зажала, не хватало мне еще фьюкать и чирикать. Потом выяснилось, что весь этот художественный свист называется эйрским языком, и мы все на нем умеем говорить от рождения.

Говорить-то да, а вот читать-писать пришлось учиться. Такая филькина грамота, я вам скажу, китайские иероглифы отдыхают. Каббалистика называется, выучить ее можно только с большого перепугу. Это выяснилось, когда пришлось идти в школу. Мои первые «двойки» были именно по ней. Кроме того, преподавали нам еще телепатию, основы гипноза, историю и практику магии, левитацию и фитологию.

Это все, не считая математики, химии, алхимии, астрономии, астрологии и анатомии. На личную жизнь, как вы понимаете, времени оставалось шиш да ни шиша.

Впрочем, ни у кого в Санта-Хлюпино никакой личной жизнью и не пахло. Дело в том, что жили здесь только мамаши с детьми. Попадались, правда, бабки-дедки с внуками и пара-тройка папаш-одиночек, но их были единицы. В школе были только восьмой и девятый классы. Этакий город-призрак, где возраст подрастающего поколения замер на черте от тринадцати до пятнадцати, детей другого возраста здесь практически не было. Жили все обособленно, общались крайне редко. Все взрослое население помаленьку приколдовывало, несовершеннолетнее – училось колдовать. Короче, как я поняла, Санта-Хлюпино было типа колдовским Оксфордом для среднего школьного возраста.

Иногда к кому-то из одноклассников случались гости, но оставались они в городе всегда недолго и, как правило, их никто не видел. Я через месяц пребывания здесь подружилась с Фьореллой. Мы учились с ней в одном классе и жили на соседних улицах. Фьюшка, как ее все называли, мне тогда шепотом поведала, что в гости приезжают папаши и другие близкие родственники. Видать, не зря Софочка Куц содрала с меня визит к гадалке. Наверняка дело не обошлось без моего блудного папаши, и его-то мы здесь и поджидаем с маман. Все-таки мозги у Софки варили, ничего не скажешь. Эх, потрепаться бы с ней сейчас, вот бы я ей порассказала, а она мне наанализировала.

Домой мне идти сегодня, страсть, как не хотелось. Проклятущая Мариэтт влепила мне «пару» по деревенской магии. К «двойкам» по каббалистике маман уже привыкла и не выступает, а за этот банан скандал будет, к бабке не ходи. А из-за чего сыр-бор весь, из-за ерунды. Подумаешь, ну не знала я заговор на засушку молока у коровы. И что дальше? Я молока-то натурального в жизни не пробовала, одно порошковое, а коров только по телевизору видела и на кефирных пакетах. На кой черт мне этот заговор? Просто эта Мариэтт, как всякая старая дева, злится на все человечество вообще, а на меня в частности. Вот и влепила «пару». Сунула мне в портфель жабу и велела матери передать. Я по дороге из школы раза три эту склизкую мерзость в канаву выбрасывала, а она, мокрая, ни в какую. Открываю портфель – она там, как ни в чем не бывало. Ну и черт с ней, пусть сидит. Пережила маман пиявок каббалистических и жабу деревенскую переживет. Не фига было тащить меня сюда. В Одессе я «пары» только за поведение хватала, и жаб там в портфель не совали.