Людмила Целиковская. Долгий свет звезды - Михаил Вострышев

Роль чеховской Ольги Ивановны – самая дорогая для Целиковской. Актриса, сверкавшая до сих пор лишь в однозначных музыкальных комедиях, сумела создать сложный, глубоко индивидуальный образ, неповторимую женскую душу.

На XVI Международном фестивале художественных фильмов в Венеции в сентябре 1955 года фильм «Попрыгунья» получил премию «Серебряный лев» и еще премию «Па-зицетти», которую итальянские кинокритики ежегодно вручают лучшему иностранному фильму.

«Попрыгунья» обошла экраны всего мира. Газета «Юманите» отмечала, что «Целиковская блистательно воплотила на экране жизнь сложного и противоречивого образа Ольги, ни на секунду не впадая ни в шарж, ни в карикатуру».

«Она очаровательна! – восторгался Целиковской Виктор Шкловский. – В одном темпе, в одном художественном жизнеощущении она создала образ Ольги Ивановны».

Люся сумела остаться на экране обаятельной, жалея и разоблачая одновременно свою героиню. О ней после этой роли стали поговаривать как о кинозвезде мировой величины. Но, как сплошь и рядом случается в нашей стране, где правят бал беззаконие и деньги, поговорили и забыли. До сих пор греют душу режиссера Самсона Самсонова воспоминания о совместной работе с незабвенной Людмилой Васильевной.

«Я бы сейчас мог написать целую книгу о Целиковской, хоть работал с ней только над своей первой кинокартиной, – рассказывает он. – Людмила Васильевна занимает главенствующее место в моем творчестве. Она для меня – святая, дар Божий. Бывало, улыбнется своими огромными голубыми глазами – и все вокруг засияет.

Помню павильон на «Мосфильме», декорации. Операторы возятся вокруг кинокамеры, актеры и обслуживающий персонал слоняются из угла в угол, скучая. Был тусклый, серый день, и мы не ждали от него ничего хорошего. И тут впервые появилась Целиковская – и тотчас все предметы ожили, наполнились светом. Даже воздух ожил, не говоря уже о людях. Она обладала очень редким и восхитительным качеством – дарить жизнь всему, что находится вокруг нее.

Первые ее пробы сразу же покорили и меня, и всех. Завидев ее, все начинали улыбаться и благодарили меня, что я разыскал такую талантливую актрису и прекрасного человека. У Целиковской была способность очаровывать всех: и партнеров по сценической площадке, и костюмерш, и гримеров. Она создавала радостную рабочую атмосферу. Может, несколько преувеличивала мои способности, но помогла мне раскрепостить себя, оказавшегося окруженным прекрасными артистами.

Я бесконечно любил Людмилу Васильевну, она для меня олицетворяла голубое небо. Наверное, Божье провидение подарило мне встречу с ней, и без нее из фильма наверняка ничего бы не получилось.

Целиковская сумела понять глубину чеховских образов и сыграть трагедию. Когда она падает на колени перед умирающим мужем и зовет его: «Дымов! Дымов!» – сразу ощущаешь запоздалое прозрение женщины, всю жизнь тщетно искавшей повсюду талантливых людей и не замечавшей великого человека возле себя.

– Ты выбрал великую актрису, – признавался мне Сергей Бондарчук. – Такой легкости в работе я никогда раньше не ощущал. С ней все получается. Она как лань – быстрая, ловкая.

На вечере, посвященном памяти Целиковской, прошедшем вскоре после ее смерти в Киноцентре на Пресне, на сцене установили ее большой портрет и подсветили его свечами. Я встал перед ним на колени и никак не мог поверить, что никогда больше не увижу живую Людмилу Васильевну.

В марте 2000 года на кинофестивале в Гатчине мне пришлось открывать чеховский вечер. Потом смотрел нашу «Попрыгунью». Волна воспоминаний обволокла меня, и я, наверное впервые в жизни, расплакался. Я смотрел на экран и повторял слова:

– Они уже умерли. Уже нет ни Целиковской, ни Бондарчука, ни Дружникова, ни Тетерина.

Такие люди, как Людмила Васильевна, похожи на ангелов, и появляются они раз в тысячу лет».

Творческая работа Целиковской в «Попрыгунье» показала, что она отнюдь не однозначная актриса, что реализована лишь крохотная часть ее артистического таланта. Казалось, настала пора, когда известные кинорежиссеры наперебой бросятся приглашать ее на самые значительные роли. Но… Как пел Булат Окуджава:

Ваше благородие, госпожа Удача,Для кого ты добрая, для кого иначе…

Путешествие по Европе

Элина Быстрицкая, Валентина Калинина, Алла Ларионова, Людмила Целиковская и мощная когорта советских мужчин прибыли в конце 1955 года в Париж. Теплое солнечное утро. Уютные, опрятные улочки, усыпанные опавшей листвой. Величественный и необычный для русского глаза собор Парижской Богоматери. Сена, Лувр, парижские бульвары, вереницы машин, малолюдные магазины с приветливыми продавцами… Ах как все не похоже на Россию! Вернее, на Советский Союз.

Люсина душа переполнена необычным сладким восторгом. Кажется, что попала в сказку, где место досталось лишь счастливым, радостным людям. И как-то не верится Люсе, что в самый разгар декабря можно сорвать на улице мимозу или загорать на солнышке. Словно маленький ребенок новой игрушке, радуется она «симфонии кактусов» в ботаническом саду Монте-Карло, блестящему фильму «Запрещенные игры» в фестивальном городке Канны. В харчевне «Бут-то» Люся не удержалась и пустилась в пляс, а потом и запела. Ее задор подхватили и другие члены делегации.

– Как же так? – недоумевали французы. – Разве советским гражданам их начальство разрешает ходить в чулках и веселиться по вечерам? Мы слышали, что у них запрет даже на вино и табак.

А Люся продолжает петь и танцевать. И тает лед недоверия к «советским русским». Вот уже французская девочка протягивает ей гвоздику.

– Дружба и мир! – скандируют по-русски французские студенты.

– Товарищ… Долорес… Пассионария… – с волнением произносит пожилая француженка.

Были встречи и с элитой французского кино: Дани Ро-бэн, Жерар Филип, Ив Монтан, Симона Синьоре, Рене Клер, Луи Дакен, Клод Отан-Лара, Жан Фло, Ги Дессон, Кравен… Люся подружилась со всеми.

Ей все в новинку, все интересно…

«В Париже на Эйфелевой башне приблизительно на высоте 150 метров находится рулетка, которая называется Мисс Тика. Если опустить в нее один сантим, то стрелка завертится и остановится на каком-нибудь изречении. Н. К. Черкасов опустил монету и получил такое оптимистическое изречение: «Даме вашего сердца не помешает ваш возраст». Мы развеселились и стали опускать монеты одну за другой. Каждому выпадало что-нибудь приятное и радостное.

Мы спросили у гида, отчего все изречения так обнадеживающе оптимистичны.

– А это сделано специально для самоубийц, – серьезно отвечал сопровождающий нас переводчик.

Для того чтобы покончить с жизнью, самоубийцам в Париже проще всего подняться на лифте до середины Эйфелевой башни. Внимание самоубийцы, естественно, привлекает большая рулетка. Сантим всегда найдется у каждого, желающего перед смертью испытать судьбу. Он опускает сантим, взамен получает изречение, в нем черпает стимул для дальнейшей жизни и благополучно спускается с башни. Говорят, что так были спасены сотни покушавшихся на свою жизнь.

Французы любят юмор, шутку, острое слово, и, конечно, Николай Константинович Черкасов чувствовал себя во Франции как рыба в воде. Он был душой нашей делегации, фантазия и юмор били у него через край. Как это было непохоже на все представления о наших делегациях – чопорных и скучных. И, надо сказать, в этом заключался его успех и колоссальная популярность среди французов различных социальных групп, начиная с мальчика-боя при лифте отеля и кончая бароном Ротшильдом (французская ветвь), который нас принимал в своем замке на берегах Гаронны».

Люся, как и Черкасов, была человеком «с особинкой» и покоряла французов своей непосредственностью и врожденной дружелюбностью.

На площади Пале-Рояль какой-то инвалид бросал зерна голубям. Голуби суетились у его ног, некоторые смельчаки садились на плечи. Люся подошла к старому французу, и они улыбнулись друг другу. Она достала из сумочки и протянула ему значок с изображением голубки Пикассо. Инвалид вытянулся по стойке «смирно», снял берет и прикрепил к нему значок над восемью ленточками – его военными наградами.

– Мадам, – поклонился он ей, – я воевал в 1914 году ради торжества мира. С тех пор во имя мира охраняю голубей. Я навсегда сохраню вашу голубку в память о нашей встрече и как залог дружбы и мира.

Люсе запомнился шумный и веселый Бордо – центр виноделия и виноторговли. Здесь награды вручают не за «достижения в пропаганде социалистического реализма», а «за просто так», по старинной традиции, совмещенной с современной театрализованной шуткой.

«Неподалеку от Бордо, в долине реки Гаронны, около старинного особняка нас встретила странная группа людей, одетых в пурпурные бархатные мантии. На голове у каждого была бархатная шапочка цвета вина, украшенная виноградом и листьями. Самый старший держал в руке жезл и театральным жестом указывал на дверь.