5 любимых женщин Высоцкого. Иза Жукова, Людмила Абрамова, Марина Влади, Татьяна Иваненко, Оксана Афанасьева - Юрий Сушко

Разудалые вечеринки устраивала и Влади в своем гостиничном номере. Журналист Черток с легкой ностальгией вспоминал: «В Москве проходил международный кинофестиваль… Однажды мы большой компанией, где был и Высоцкий, допоздна засиделись… Валяли дурака, веселились; я им Гитлера показывал с расческой – свой коронный номер… На следующее утро дирекция фестиваля проводила ежедневную «летучку». Там был и мой шеф, редактор журнала «Советский экран» Дмитрий Сергеевич Писаревский. Эта мерзкая тетка, за мной шпионившая, злорадно говорит: «Я предлагаю Чертока отозвать с фестиваля и запретить ему работу с иностранцами: его ночью выволакивали из спальни французской актрисы Марины Влади. Сами понимаете, как он нас всех скомпрометировал». Все насторожились, смотрят на моего редактора. Он встал и в полной тишине четко произнес: «Я никогда не запрещал своим сотрудникам е…ь французскую актрису Марину Влади!» Раздался такой гомерический хохот, после которого придираться ко мне было просто невозможно…» (П. Капшеева. Этюды Семена Чертока…).

Но вновь дела семейные, киношные и прочие постоянно тянули Марину Влади домой, во Францию.

«…Птицы на запад уносят любимых…», – тихо злился в стихах Высоцкий. Моменты ее отлучек его терзают чуть не физически. Он не выдерживает, звонит в Париж. Маринина мама, наблюдая во время странного телефонного разговора за дочерью, говорит ей: «Ты влюблена…». Наплевав на возможную чопорность семейства Поляковых, Высоцкий пишет отчаянно-нежное письмо будущей теще: «Дорогая Милица Евгеньевна!» Марина рассказывала: «Она каждый день читала мне твои письма, потому что я еще не умела тогда бегло читать по-русски…» (М. Влади. Владимир, или Прерванный полет…).

Он пытается «от себя бежать, как от чахотки…». Без предупреждений и звонков внезапно (даже для себя) улетает на «край края земли» – в Магадан, где в местной газете трудится его друг-приятель еще со школьной скамьи Игорь Кохановский. Высоцкому казалось, что именно этот человек должен понять все его проблемы. «Проговорили мы всю ночь, – вспоминает Кохановский. – Тогда я узнал, что Володя влюбился в Марину Влади. Но я как-то не придал особого значения этой новости, так как родилась она, насколько я мог понять, во время… загула. А в такие периоды с Володей могло произойти все что угодно и прекращалось сразу же, как только прекращался и сам загул. Я подумал, что и на сей раз с этой новоявленной любовью будет то же самое…» (И. Кохановский. «Письма Высоцкого» и другие репортажи на радио «Свобода». М.: Физкультура и спорт, 1993).

Ничего-то так и не понял Кохановский в своем друге.

Тогда Высоцкий буквально силой поволок Игоря Кохановского на магаданский почтамт: звонить Марине в Париж. Представляете линию Магадан – Париж?! То-то. Но Высоцкому удалось обаять телефонистку, наговорив массу приятных вещей и комплиментов. Она таки связалась с Москвой. Там посмеялись и сказали, что сделают это, только если разговор закажет сам Ален Делон. Или в крайнем случае Бельмондо. Ни на того ни на другого Высоцкий явно не тянул. «Володя был с хорошего похмелья, – помнит Кохановский. – Это было заметно даже не посвященному в происходящее накануне. К тому же он был небрит – с утра не мог заставить себя побриться… Володя как-то быстро успокоился и стал рассказывать, какой Марина в Москве произвела фурор, и как за ней увивались и Женя Евтушенко, и Вася Аксенов, и еще – какой-то режиссер с «Мосфильма», и как она всем этим знаменитостям предпочла его… «Нет, еще ничего не было. Но, кажется, будет…» (там же).

Потом он упросил друга позвонить «Люсечке» и сказать, что он у него и с ним все в порядке. Кохановский просьбу исполнил. Люся отвечала устало и как-то обреченно, сказав, что уже разучилась волноваться. Но все же напомнила, что Володю послезавтра ждут съемки в Одессе. На следующий день Кохановский усадил Высоцкого в самолет, вручил стюардессе коньяк и попросил давать его уставшему артисту только в крайних случаях и очень маленькими дозами…

В Одессе «уставшего» артиста действительно ждали. Продолжались съемки «Двух товарищей». Но и там он думал только о Марине. Но, может, это помогало входить в образ? Он был суров, малоразговорчив, нелюдим. А потому шокировал Инну Кочарян, когда внезапно подошел к ней на пляже и предложил: «Иннуля, надо поговорить… Слушай, у меня роман с Мариной Влади…». Когда об этом узнали в съемочной группе, все просто умирали от хохота. «У него роман с Мариной Влади. Это какая Марина Влади? Подпольная кличка «Как ее зовут?». Никто не поверил…» (см. Живая жизнь. М.: Московский рабочий, 1988). И зря…

«Соглашайся хотя бы на рай в шалаше, если терем с дворцом кто-то занял!» – предлагал возлюбленной поэт. Первым «раем в шалаше» для них оказалась роскошная квартира Абдуловых в центре Москвы, на улице Горького, в знаменитом доме, стены которого могли бы успешно заменить мемориальные доски. «Мы, – вспоминает Марина, – тут в первый раз вместе жили, как говорится. И Севочка одолжил нам свою комнату. Меня трогает очень это место. Оно полно воспоминаний…» (Н. Крымова. Владимир Высоцкий // ОРТ. 30 мая 1987). Она очень целомудренно описывала тот знаменательный день и свои чувства к Владимиру: «Мы обедали у одного из его друзей. И я говорю ему: «Я остаюсь с тобой». От радости он безумствует. Я тоже. И так тихая любовь становится страстью. Я действительно встретила мужчину моей жизни… Мне всегда думалось, что в мужчине я искала своего отца. И вот в Володе есть что-то от бесконечной преданности, одаренности, от личности исключительно общей с моим отцом…» (М. Влади. Бабушка).

Владимир Высоцкий, Марина Влади и Всеволод Абдулов

Их совместная жизнь была переполнена и высокой поэзией, и пресной прозой. Как считает кинорежиссер Геннадий Полока, «Марина вела себя мудро, осторожно, тактично. В любой ситуации вела себя прекрасно. Хотя я помню дачу, когда сидит Марина, через два места сидит Иваненко, через три места Абрамова… Помню сдачу «Интервенции»… Рыдала Абрамова, рыдала и обнимала Володю, хотя они уже расстались. Очень взволнована была Марина, но скромно, только пожала ему руку и второй раз поехала посмотреть картину уже с Юткевичем на «Мосфильм». В тот же день…» (Ленинград, встреча со зрителями, 1983).

Марина Влади всегда в превосходной степени говорила о своем «Володье»: «Он было очень-очень нежный. С ним было так легко жить. Когда он не пил, конечно. Когда был в своем нормальном состоянии, он был мягким, добродушным, тактичным и очень щедрым. Он был работяга. Работал днем и ночью. В этом смысле он был очень сильным, но не был «твердым»» (24 часа. № 02. 1998). Ее слова словно бы перекликались с поэтическими признаниями мужа: «Я не был тверд, но не был мягкотел…».