Лепестки розы мира - Владислав Николаевич Дебрский

Евгений разлил по бокалам свой напиток, с ещё не успевшим растаять льдом. Но все как-то сразу поняли, что никакой пьянки уже не выйдет. Пропал тот задор, с каким начинался этот вечер. К тому же, Александр выглядел слишком уныло, хотя и пытался изобразить невозмутимость. Александр был занят привычным для него делом – самоедством, которое он сам именовал самоанализом. В основном он забивал себе голову огромным количеством вопросов, не особенно стараясь получить хоть какой-нибудь ответ: «Зачем я это сказал?», «Зачем я это сделал?», «Почему я так это сказал?», «На самом деле, так ли я думаю, как сказал?», «Всё ли я понял из того, что мне сказали?» и т.д.б. (и так до бесконечности).

– Да, это всё Анютина работа, – повторил дядя Коля. Он сделал пару глотков «Женькиного нектара» и ещё раз похвалил Евгения. Любопытство Евгения не ограничилось одним садом. Он просто засыпал старика вопросами о его жизни. И потихоньку, отвечая на вопросы Евгения, дядя Коля рассказал свою биографию. Рассказывал, на этот раз, дядя Коля просто, без присущих ему художественных отступлений и философских сентенций. Даже Александр отвлёкся от самопоедания и заинтересовался беседой Евгения и дяди Коли.

Родился Николай Иванович в Москве в 1931году. Родителями его были Иван и Мария Тихоновы, учащиеся Медицинского института. Были они неразлучны с первого дня знакомства. Однокурсники и преподаватели их так и воспринимали, как одно целое – «Иван да Марья». В 40-м году по разнарядке они отправились служить в Киевский особый военный округ. Николая они оставили в Москве с бабушкой. Когда родители приезжали в Москву, всякий раз Николай просился взять его с ними на Украину. Он любил бабушку, ему нравились его школа, его класс, его двор, но полностью счастливым он чувствовал себя только со своими родителями. Началась война, и больше Николай и бабушка ничего о родителях не слышали. Позднее, Дмитрий Алексеевич Амосов, через Подольский военный архив узнал о судьбе Ивана и Марии Тихоновых. Они погибли в одном из сёл под Смоленском. В сельской школе был оборудован временный госпиталь, в котором и служили Тихоновы. Немцы отрезали село от основных сил Красной Армии. Эвакуировать госпиталь из-за царившей неразберихи не смогли. Гитлеровцы объявили, что госпиталь, вместе с, находившимися там, тяжелоранеными подлежит уничтожению. Персоналу предложили покинуть госпиталь. Но из десяти человек медицинских работников госпиталя, только один решил выйти. Уходил он, нервно оправдываясь перед оставшимся умереть, и с надеждой, что кто-нибудь последует за ним. Госпиталь, с теми, кто в нём остался, немцы сожгли. Позже этот человек, сохранивший таким образом свою жизнь, сам искал смерти. Его вместе с другими военнопленными отправили железнодорожным составом в оккупированную Белоруссию. Он воспользовался тем, что ему, как медику, разрешалось на остановках ходить по вагонам и оказывать помощь пленным. Немцам была нужна здоровая рабочая сила. Во время одной из ночных стоянок на переезде он бежал. Его подобрал партизанский отряд. Он всё честно рассказал командиру отряда, и просил только одного – чтобы его расстреляли. Командир записал весь его рассказ, и выдвинул одно особое условие. Он дал слово, что расстреляет его, когда тот уничтожит сотню фрицев. Через полгода командир уже посылал рапорты на Большую землю с предложениями наградить того человека боевыми орденами. Я знаю имя того человека, знал его и Николай Иванович. Но он ни разу его не произнёс в тот вечер. Я тоже промолчу. Скажу только о том, что погиб он 1-го мая 1945года в Берлине.

С начала войны Николай с бабушкой безвыездно оставались в Москве. Пережили середину октября, когда вся Москва была охвачена паникой. Они могли попасть в эвакуацию, но решили вдвоём дожидаться возвращения Колиных родителей, или, хотя бы, каких-нибудь известий от них. Николай ходил в школу, единственную открытую, из четырёх довоенных в районе. Бабушка преподавала на Офицерских курсах русскую словесность и немецкий язык. Они жили в Сокольниках в коммунальной квартире на четыре семьи. Все соседи оставили свои комнаты и выехали из Москвы, до осени 43-го года. Первым вернулся Казимир Пасюк, до войны работавший директором мебельной мастерской. Он осмотрел квартиру и долго умилялся, что комнаты всех жильцов оказались невскрытыми, что на кухне и в местах общего пользования царил идеальный порядок. Расчувствовавшись, Казимир протянул бабушке банку тушёнки, но она вежливо отказалась. В своей комнате Казимир жить не стал, а появлялся в квартире только для того, чтобы занести какие-то коробки, или чтобы забрать те же коробки. Работал он теперь в снабжении.

Бабушка умерла во сне, за неделю до Нового 1944-го года. Руководство Офицерских курсов помогло с похоронами. А штабной майор, с согласия Николая, начал готовить документы на поступление Николая в Калининское Суворовское училище.

После смерти бабушки, сосед стал жить в своей комнате с любовницей. А Николай, по приглашению друзей, ночевал обычно у них. Однажды, зайдя в свою квартиру, Николай застал Казимира и его любовницу в комнатах отсутствующих жильцов. Они взломали соседские комнаты и копошились в вещах, вытащенных из шкафов и комодов. От увиденной картины Николай застыл в дверях. Казимир заметил его, подскочил и втащил его за рукав пальто в квартиру. По бледному лицу и трясущемуся подбородку Казимира, было видно, насколько сосед испуган. Казимир переглянулся с любовницей, и её наглый презрительный взгляд заставил его взять себя в руки. Он начал мерзко шипеть Николаю в лицо, что и он, и бабушка постоянно ему мешали, что Николай не имеет права жить один в своей комнате, без опекуна, что место ему теперь в детдоме, что, сейчас он, Казимир, сам вызовет милицию, и они с любовницей дадут показания, что это Николай взломал двери соседей. Николай вырвал руку и бросился к входной двери. Пасюк бросился за ним. Чтобы остановить Казимира, Николай резким движением толкнул за себя, стоящую около выхода, напольную деревянную вешалку. Казимир вскрикнул и рухнул на пол. Николай оглянулся и увидел, что по виску Казимира ползёт кровавая полоска. Любовница взвизгнула и завопила: «Убийца! Вор и убийца!» Николай выскочил из квартиры.

Двое суток Николай просидел на чердаке жилого дома, расположенного недалеко от школы. В душе образовалась пустота. Он стал невольным убийцей человека. О том, что его ждёт, Николай даже думать не хотел. Спасали короткие, очень светлые сны, в которых приходили родители и бабушка, и обещали только хорошее.

На чердаке Николай расположился возле кирпичной трубы. Дом отапливался дровами один раз в сутки, но этого хватало, чтобы полдня на чердаке