Одна судьба (СИ) - Мэйз Евгения

— Стейси? Пару минут, — напоминает она ей.

— Да-да.

Дверь за ней закрывается. Алекс слышит, как стихают ее шаги. Она оглядывается по сторонам, а потом идет к дверям ведущим в сад. Ей это дико и по сей день — выглянуть в окно в любое время дня и ночи и увидеть людей, проснуться ночью, не красться и не идти на цыпочках, а спокойно попасть в уборную.

— Другое дело, что все чужие вокруг, — говорит она себе, попадая в еще пустынный сад, — Там были все свои, а здесь всем плевать на тебя.

В этом мире монстров еще больше, чем в прежнем. Тем не менее Алекс рада, что она здесь. Скоро… Если у нее получится выжить она составит им конкуренцию. Она настроена только на победу.

— У нас все получится, — обещает она себе, отказываясь настраиваться на пессимистичный лад.

Рыбка то ли пляшет, то ли волнуется. Ветер развевает еще короткие волосы, унося запахи дома и остатки затхлости.

Ей страшно и куда хуже, чем было там. Александра все еще слышит то, что говорил Штефан — она погибнет, рожая этого ребенка.

«Если только можно будет назвать этот процесс родами! — думает она, вытирая лицо от побежавших по щекам слез. — Если только дойдет до этого!»

Алекс ничего не сможет поделать с этим — ей это не подвластно. Тут не соврешь, не вывернешься, не придумаешь что-то. Больше прочего ее волнует, что будет дальше — с кем останется ее ребенок и какой будет его судьба.

Она еще смотрит на высокую кирпичную стену, которая к ее безграничной радости намного выше ее головы. Она дотрагивается до уголка поросшего мхом кирпича, а потом, резко развернувшись, идет обратно.

* * *

— Я приготовила тебе кашу, и мюсли, и яичницу.

Стейси оглядывает вошедшую на кухню девушку — домашние брюки, свободный топ, влажные волосы, загоревшая кожа. Стейси хмурится — загорать ей просто было негде и некогда, а это значит, что у нее проблемы с печенью. Алекс присаживается за стол, оглядывая все его богатое великолепие, но не тянется ни к чему. Стейси это расстраивает. Ей хочется накормить девушку до отвала, хоть уверял Раф, что кормил их всех так словно на убой и позаботился о том, чтобы ее не морили голодом на корабле, но в ее меню хочется включить все самое калорийное и начать с торта со взбитыми сливками. Стейси хочется сделать что-то приятное, попытаться загладить свою вину.

«Почему ты не сделала это после? Когда бы она родила, и они смогли наглядно убедиться в том, что все с ней в порядке?! Они придут в бешенство! Они на дух нас не переносят! Как они отнесутся к ней? А к тому, кто в ней?»

«Я испугалась! Я решила, что ты и дальше будешь тянуть кота за хвост!»

«Ты чертова дура, Стейси! У тебя совсем крыша поехала! Ты сделала это после, когда уже знала, что мы пойдем за ней!»

Это не так. Но Рафаэлю ничего не докажешь. Она предупредила вампиров за день до того, как Алекс обратилась к ним через новости.

«Ты все равно ищешь тех, кто отправится с тобой на материк! Они дадут тебе этих людей!»

Это и в самом деле было рискованно. Теперь же она пыталась оправдаться, только бы Раф не понял истинную причину ее поступка.

«Не води меня за нос! Да и поэтому пусть они убьют ее!»

Вампиры могли сделать всё что угодно только бы наказать их за то, что они нарушили все возможные меры безопасности.

«Они не сделают этого я позаботилась обо всем!»

* * *

— Можно молока? — она медлит, решаясь произнести это вслух. — С кровью.

Только это дает ей насыщение, уймет сосущее ощущение голода. Только после него она сможет съесть что-нибудь нормальное, например, чудесный сэндвич с беконом и авокадо.

— Да-да, конечно.

Стейси вертится на кухне, мельтешит.

— Раф говорил, что ты совсем не ешь, только пьешь. Я видела новости, что ты покупаешь еду.

Алекс кивает — она покупала мясо, выбирая самое сочное. Теперь же она следит за тем, как Стейси открывает холодильник и достает с одной из доверху набитых полок пакет с кровью. Никто и не подумал, чтобы взять и сдернуть с него бирки со станции переливания крови. Она отворачивается и старается думать о том, что это просто биологическая добавка.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Стейси, — начинает она. — Вы тоже никогда не видели детей-вампиров?

Она ставит перед ней высокий стакан с розовым напитком, медлит и добавляет к нему соломинку.

— Нет. Но я знаю, что такие дети есть. Я уверена, что все что написано — это правда.

— Где написано?

Стакан пустеет в потрясающе короткие сроки. Стейси наполняет его заново, перед этим плеснув в него «клюквенного сиропа».

— Я хотела бы прочесть, — говорит Алекс, хотя кому и стоит сомневаться, но только не ей, — Почему вы так уверены в том, что все что написал кто-то, правда?

— Это не просто книги.

Стейси садится напротив, сминая в руках сервировочную салфетку. Видно, что она взволнована. Время, что Алекс была в душе совершенно не успокоило ее.

— Это летопись. В Синадрионе не ведут записи просто так и…

— Но те вампиры, — Алекс кивает в неопределенную сторону, куда-то вниз, имея ввиду совершенно не лондонскую подземку. — Они сомневались и не верили Штефану.

Стейси отмахивается от ее слов.

— Они не заглядывают в библиотеку, не интересуются тем, что было раньше, не хотят знать нашу историю. Поэтому существует Синедрион. В него входят самые-самые старые и мудрые вампиры.

Алекс хочет знать куда деваются самые молодые. Она хочет знать все, только бы не думать о своей незавидной участи.

— А вы выходит хотите. Почему?

Она меняется в лице. Выражение радости и подозрительного для Алекс оптимизма пропадает с ее лица.

— Раф рассказывал тебе, как стал таким?

— Да. Тогда была война и немцы пытались создать суперрасу.

— Немцы хотели создать идеальных солдат, но, прежде чем добиться хоть каких-то результатов и начать клепать их из своих, с совершенной арийской кровью… Словом, они понимали, что будут промежуточные результаты и для них им нужен был расходный материал. Очень много людей умерло, еще больше убито, но остались те, кто бежал и выжил. Война закончилась, главные заговорщики, идейные организаторы скрылись, пустили пулю в лоб или выпили яду, были ли переданы Гаагскому трибуналу, а мы остались. Нам было страшно. Мы понимали, что то, что не успели закончить немцы, сделает антигитлеровская коалиция или, что еще хуже, американцы или любой другой кто заинтересуется новым мировым господством. Мы постарались уничтожить все записи и наработки, но я не уверена, что смогли справиться с этим. Дерек Менгеле бежал в штаты и всё могло начаться заново. Скорее всего так и было, но нас это уже не касалось.

Раздался треск ткани, Алекс заметила с какой силой женщина скрутила салфетку и что более показательно — побледнела с бисеринками пота, выступившими на лбу. Она и сейчас боялась этого человека. Алекс потянулась через стол и погладила ее руку. Она поразилась увиденному — это сильное существо, женщина существования которой боялись кровососы Старого Света смертельно боялась того, кого не видела добрую сотню лет.

— Извини за такое долгое отступление. Я хотела сказать, что надеялась найти способ вернуться к прежней жизни. Я искала в талмудах то, что там по определению и быть не могло.

— Почему?

— Ни я, ни Рафаэль, ни Стэн, ни многие другие — мы не те вампиры, которых ты видела внизу. Но и для них у летописцев нет хороших новостей — обратного способа стать человеком нет.

Они замолчали. Каждый думал о своем. Алекс не надо было никуда возвращаться. Стейси «собирала» разнообразные сэндвичи и думала о том, что все бы ничего и эта жизнь не была бы такой уж отвратительной и имела смысл будь у нее ребенок.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Как ты себя чувствуешь?

Алекс подняла на нее глаза, до этого уперевшись в экран с мелькающими картинками. На них то и дело появлялась ее фотография, слушать что говорят СМИ пока не хотелось.

— Почему вы спрашиваете?..

— Я врач…

Алекс даже отпрянула от стола. Ее все время окружают врачи, сегодня она была в анатомическом театре, а теперь вот это.