Завещание рождественской утки - Дарья Донцова

– Понятия не имею. Говорила уже, она здесь не появляется. А вот бедной Свете не повезло – ее два года назад убил на улице грабитель.

Директриса схватила толстые альбомы, положила их в шкаф и сказала:

– Извините, я, к сожалению, не имею более времени на разговоры.

Столь быстрое превращение любезной женщины в сердитую тетку меня насторожило.

– У вас случайно не жила девочка Нелли Щапова? У нее тоже была гетерохромия.

Лидия Максимвна встала.

– Нелли посещала нашу школу, но не являлась воспитанницей. Ее мать, Леокадия Львовна, была в интернате завхозом, отец служил здесь рабочим. Мы не берем детей из города, но для Нелички сделали исключение. Еще раз напомню вам, что наше учреждение было создано как место, куда берут детей здоровых, но с неким физическим недостатком, который делает трудным их проживание в других детских интернатах. Таковым оно остается и поныне. Полное облысение, шестипалость, отсутствие зубов… был еще ребенок без ушных раковин… Вот неполный перечень так называемых уродств. Мы стараемся помочь ребятишкам, делаем пластические операции, но случается, что исправить физический недостаток не удается. Например, гетерохромия. Увы, в народе до сих пор бытует мнение, что женщина с разными глазами – это ведьма, потому к нам и попала Светлана Крюкова. Формально по той же причине приняли в интернат и Веронику Борисову. Нели Щапова тоже была разноглазой, и ее жестоко дразнили в школе, доводили каждый день до слез. Не забудьте, я говорю о том, что происходило много лет назад, о цветных контактных линзах тогда и не слышали. Мы взяли Неличку, и я ни разу не пожалела об этом. Крюкова, Щапова и Борисова очень сдружились, их спаяла одна проблема: гетерохромия. Где одна, там и две другие, вечно вместе ходили. Щаповы подружек дочки часто к себе домой приглашали, иногда я разрешала Свете и Веронике у них переночевать. Уж очень у Щаповых была хорошая семья – трудолюбивая, правильная. Неля у нас стала звездой, она прекрасно пела, танцевала, побеждала на районных конкурсах. Светлый, веселый ребенок. После школы она поступила в музыкальное училище, стала профессиональной певицей. На Новый год всегда приезжала к нам, давала бесплатный концерт, родители очень ею гордились. Хорошо, что они…

Лидия Максимовна махнула рукой и встала:

– Мне вообще-то уже пора…

– Хорошо, что они не дожили до пятнадцатого декабря прошлого года и не узнали о смерти дочери? – завершила я недосказанную фразу.

Лидия села на место.

– Что вам надо? Дело не в благотворительной акции? Книг от «Элефанта» детский дом не получит?

– Нет, нет, обязательно привезем литературу, – пообещала я. – Но вы правы, пополнение библиотеки всего лишь повод для разговора с вами. Я занимаюсь расследованием убийства пиар-директора «Элефанта» Веры Филипповой. У нее была ярко выраженная гетерохромия, и она погибла пятнадцатого декабря этого года. В спальне Веры была обнаружена вся истыканная булавками и тлеющими сигаретами кукла вуду, у которой вместо лица была фотография Расторгуева.

Лидия Максимова нахмурилась.

– Ничего не слышала об этой женщине. Веры Филипповой у нас не было. Жаль вашу знакомую, но при чем тут детдом?

– Думаю, Борисова, уйдя от вас, поменяла паспорт, – вздохнула я. – Вам не кажется странным, что все женщины с разноцветными глазами, крепко дружившие в детстве, погибли в разные годы, но в один день, пятнадцатого декабря, и, похоже, от руки одного и того же человека?

Лидия Максимовна включила ноутбук и начала водить мышкой по коврику.

– У вашего издательства есть сайт в Интернете?

– Конечно, – удивилась вопросу я. – Мы задействованы и в социальных сетях, и в Твитере, открыли онлайн-магазин.

– Помолчите секундочку! – нервно воскликнула директриса. – Ага, вот главная страница. «Издательство “Элефант” с прискорбием сообщает о трагической гибели пиар-директора…» Боже, она действительно убита!

Лидия вскочила, подбежала к двери, распахнула ее и закричала:

– Ада, Ада, ты где? Скорей сюда!

– Что случилось? Пожар? – ответил звонкий высокий голос.

Лидия Максимовна замерла на пороге, через секунду около нее появилась расплывшаяся шатенка.

– Огня не вижу, дыма не чую… – сказала она. – Лидуша, почему ты так странно выглядишь? Тебе плохо? Давление померить?

Директриса молча показала на ноутбук. Темноволосая незнакомка мельком посмотрела на экран, потом заметила меня и вежливо сказала:

– Здравствуйте. – Затем она вновь обратилась к хозяйке кабинета: – Лидия Максимовна, извините, не соображу, чего вы от меня-то хотите?

– Думаю, она просит прочитать сообщение на сайте издательства «Элефант», – подсказала я. – Вы, наверное, Ада Борисовна Хотенко?

– Да, – изумленно откликнулась завуч. – Вы меня знаете? Вроде ранее не встречались, хотя ваше лицо почему-то кажется мне знакомым. Где я могла вас видеть?

К Лидии Максимовне вернулся дар речи.

– В телевизоре. У нас в гостях писательница Арина Виолова.

– Точно! – обрадовалась Ада Борисовна. – Я детективы никогда не читаю, они все отвратительны, но вы часто участвуете в гадких телешоу, которые я тоже ни разу не смотрела. Ужасно, во что превратилось наше телевидение, ничего для нормального человека не показывают.

Я старательно удержала на лице приветливое выражение. Если сия особа никогда не берет в руки криминальных романов, то отчего уверена, что они все отвратительны? И каким образом она сумела узнать писательницу, участницу гадких шоу, которые ни разу не видела? Нелогично получается.

Хотенко уткнулась в экран, Лидия Максимовна откашлялась.

– Уважаемая Виола Леонидовна, вы не оставите нас с Адой Борисовной минут на десять вдвоем? В приемной очень удобный диван.

Я молча покинула кабинет. Может, нужно завести визитные карточки и давать тем, с кем знакомищься? Похоже, в России почти нет людей, способных запомнить, что отчество госпожи Таракановой – Ленинидовна.

Глава 17

Ждать пришлось около получаса. Потом дверь приотворилась, высунулась Ада Борисовна и молча поманила меня рукой. Я вернулась в кабинет.

– Сейчас расскажем вам одну историю, – сказала Хотенко и не совсем воспитанно ткнула на ноутбук пальцем. – Там про вас много чего написано, в частности то, что вы сначала самостоятельно дело расследуете, а затем пишете книгу.

– Это не совсем правда, – возразила я. – У меня много друзей в полиции, иногда я помогаю им. И одной трудно вести следствие, надо иметь помощников. Времена Шерлока Холмса прошли, нынче на дедуктивном методе, которым пользовался великий сыщик, далеко не уедешь. И он ничего не слышал об анализе ДНК, компьютерной программе распознавания лиц, микроподслушивающих устройствах и прочих фишках двадцать первого века.

– Спасибо за лекцию, – оборвала меня Хотенко. – Мы, слава богу, с криминалом не сталкиваемся, народ детективами не развращаем, на Пушкине воспитаны, не на мусоре.

– Ада! – поморщилась Лидия Максимовна.

– Виола Леонидовна имеет право писать дрянь, а я могу высказывать свое мнение о ее книгах, – пошла вразнос Хотенко.

– Меня зовут Виола Ленинидовна, – спокойно поправила я. – Имя моего отца Ленинид.

– Виола, не обижайтесь, – подала голос директриса.

Я повернулась к ней.

– И в голову не придет. Ада Борисовна сейчас, сама того не желая, сделала мне комплимент. Ведь если вам плюют в спину, то это означает, что вы шагаете впереди. И завуч принадлежит к той категории людей, которые, разнервничавшись, нападают на окружающих, так человеку легче справиться со стрессом и спрятать страх. На вас подчиненная наорать не может – вдруг вы разозлитесь? Еще, не дай бог, ее уволите… Поэтому она кидается на человека, от которого никак не зависит. Но я, глядя на истерику Хотенко, поняла: вы с завучем сделали что-то незаконное и теперь очень испугались. Полагаю, всем лучше успокоиться и вместе обсудить ситуацию.

– Я вас ненавижу! – выкрикнула Ада Борисовна и вдруг заплакала. Затем выскочила из кабинета.

Лидия Максимовна забормотала:

– Мы ни в чем не виноваты, защищали девочку как могли… Но она ушла в самостоятельное плавание, и более прикрывать ее не получилось…

– Значит, я не ошиблась, Вера Филиппова – это Вероника Борисова, – сказала я. – Пожалуйста, только не врите, давайте побеседуем откровенно. Мне очень не хочется, чтобы человек, убивший Свету, Нелли и Веру, остался на свободе. Начнем от печки. Зачем Вероника сменила имя и фамилию? Ведь она сделала это, уже покинув интернат?

Директриса села за стол, помолчала с минуту и начала рассказ:

– Нику в наше учреждение приняли по ходатайству высоких чиновников. Хорошо помню, как меня вызвал Александр Ильич, директор завода, и сказал: «Сегодня привезут девочку, ей вроде восемь лет, доставит ее известный человек – актер Андрей Расторгуев. Малышка останется в детдоме. Не спрашивай почему, сам толком не знаю, но мне уже пол-Москвы позвонило с просьбой взять ее».