Подарок для миллиардера - Амелия Борн

– Да. Утверждает, – кивнул в ответ.

– Это все равно, что искать иголку в стоге сена, – подернул Аркаша плечами. – Но попробую опросить этого… как его?

– Зенкина Толю.

– Да, Зенкина Толю, – ответил брат Леры и записал что-то в блокнот.

– А куда секретарша-то твоя делась? – хмыкнула жена и посмотрела на меня с какой-то непонятной тревогой.

– Откуда я знаю? Написала заявление на увольнение. Но все контакты у меня есть. Нужно будет к ней съездить.

– Я съезжу, – тут же пообещал Аркаша. – И посмотрим, что там за россказни про деньги и записки.

Мы посидели в молчании. Я в который раз прокручивал в голове, что же все-таки могло случиться, когда ко мне приходила Оля. И зачем вообще она это делала, если хотела избавиться от ребенка. Собиралась предложить мне забрать его, когда он родится? И что вообще за история с тем, что ей передали деньги от моего имени.

– Илюх, не парься, – произнес Аркадий, видимо, поняв по моему лицу, что именно у меня творится в голове. – Все выясним, обещаю.

Я просто кивнул и поднялся из-за стола. От всей этой истории со Снежаной веяло каким-то душком. И чем острее я это понимал, тем больше у меня было желания проводить с дочерью время.

– Я к Снеже, – сказал я напоследок. – Если что, зовите.

И ушел в детскую.

– Она спит?

Родионов возник в дверном проеме неожиданно. Вошел, тихо ступая, видимо, боясь разбудить Снежану. Точнее – свою дочь. Я поняла, что все еще не привыкла к этому факту. Пусть и была вынуждена согласиться отдать своего ребенка юридически, но все еще воспринимала ее как исключительно мою девочку. Только мою.

Но этот человек, стоявший напротив, тоже имел на нее права. И с этим мне не просто следовало считаться. Мне нужно было обернуть это себе на пользу. Ведь должен же был Илья понять, что Лера совершенно негодная мать! Несмотря на весь тот спектакль, что она закатила, когда мы вернулись в этот дом.

Вспомнив ту сцену, я невольно поморщилась. Неприятно было видеть, как эта женщина по-хозяйки касается моей дочери. Хотя я понимала, что все так и должно быть. Она хотела выдать Снежану за своего ребенка, а я должна была ей это позволить. Но только сейчас начала понимать, насколько это сложно. Нет, не сложно, а практически невозможно.

А еще я осознала, что дело было не только в Снежане. Мне было невыносимо наблюдать, как Валерия целует своего мужа. Хотя она имела на него все права, а я не имела права даже на ревность. Но все равно ее испытывала.

Оказалось, что там, вдали от этого дома, было очень легко забыть о существовании тех проблем, что на меня свалились с неумолимостью снежной лавины. О самой Лере. О том, что в любой момент для меня все может быть кончено, если Валерия так пожелает.

Между мной и Ильей не произошло ничего особенного. Ничего, кроме какой-то иллюзии близости и ощущения, что здесь и сейчас он принадлежит только мне и Снежане. Но правда была в том, что мне не принадлежала даже собственная жизнь.

И все же… я вдруг поймала себя на том, что в обход требований Валерии хочу выглядеть так, чтобы Родионов снова смотрел на меня также, как в вечер нашего знакомства. Также, как в тот момент, за завтраком, когда почти меня поцеловал. Я не должна была, но отчаянно хотела его внимания. Его присутствия рядом. Его самого.

Я не могла позволить себе, в отличие от Валерии, не то, что салоны красоты, но даже самую дешевую парикмахерскую. Криво обстриженные волосы пришлось кое-как подравнять самой, придав им форму модной асимметрии. Самым приличным из одежды оказалось простое темное платье, в котором я когда-то ходила на работу в паб. Не бог весть какое преображение, но я почувствовала себя немного увереннее.

И вот настал момент, которого я неосознанно ждала весь день – Илья зашел в детскую. И пусть пришел он, чтобы посмотреть на дочь, а не на меня, сердце мгновенно заколотилось громче, когда наши взгляды пересеклись.

– Уже не спит, – улыбнулась я в ответ на его вопрос. – Похоже, почувствовала ваше приближение.

Родионов коротко улыбнулся мне в ответ и подошел к кроватке, чтобы взглянуть на Снежану. Я наклонилась и, взяв дочь на руки, протянула ее Илье.

– Подержите ее.

Он взял Снежану, все еще по-мужски неловко, и она что-то радостно загукала, будто и правда понимала происходящее.

– Она мне улыбнулась, – удивленно заметил Родионов, переводя взгляд на меня.

– Я же говорила, что она вас чувствует, – откликнулась я, глядя как дочь, будто успокоившись тем, что оба родителя рядом, снова сомкнула глазки.

– Лали… – выдохнул вдруг Родионов.

Я снова подняла на него глаза. Мне нравилось, как он произносил мое имя – немного тягуче, с правильным ударением на первый слог.

– Ммм? – протянула я вопросительно.

В его ответном взгляде плескалась озабоченность и непонятная мне тяжесть.

– Как можно было ее бросить? – спросил он с проступившей в голосе хрипотцой.

«Я не бросала!» – отчаянно хотелось мне закричать, но вместо этого заставила себя ровным тоном поинтересоваться :

– Почему вы думаете сейчас об этом? Что-то случилось?

Родионов нахмурился и, передав мне спящую дочь, ответил :

– Случилось.

Я молча ждала продолжения. Чуть подумав, он сказал :

– Я узнал сегодня, что мать Снежаны приходила ко мне в офис несколько месяцев тому назад.

У меня перехватило дыхание. Узнал сегодня? Значит, записка до него действительно не дошла?

– А вы не видели ее? – постаралась спросить я как можно спокойнее.

– Даже не знал об этом. Кто-то дал ей денег на аборт. Но она его не сделала. И я не могу понять – почему?

– Почему она не убила своего ребенка? – уточнила я, чувствуя, как губы сами по себе складываются в кривую горькую улыбку.

– Нет, – покачал головой он. – Почему она в итоге от