Провозвестник Тьмы - Сергей Сезин

Саша задаче обрадовался, но заныл, что за такой подвиг ему нужно памятник поставить… Тут я ему напомнил, что это задание он получил не в приватном порядке, а официально, поэтому «торг здесь неуместен». Пусть сначала сделает, а потом рассчитывает на награды. Так подавив меркантильные поползновения подчиненного, я отправился на склад поглядеть, что Крокодилыч сделал после моей заявки и не нужно ли идти к Павлу Романовичу жаловаться на его бездеятельность.

Так в ненастные дниЗанимались ониДелом![4]

И на этой цитате позвольте прерваться на борьбу с голодом и жаждой в организме рассказчика.

Вечером после работы я смог оторваться от текучки и подумать о дальнейших планах. Увы, пришлось себя обругать. Пулемет-то передали без запасных частей и инструментов для разборки-сборки! Запасной ствол может и не понадобиться, но все остальное отсутствует. Ну, я точно не знаю, может, к «Брену» запчасти не полагались, но всякие ершики и прочее должно быть! А Кириллыч доистреблялся и забыл о существенном моменте.

Ладно, завтра я ему скажу – пусть исправляется. С утра были неотложные дела, время на Кириллыча и пулемет я выкроил после обеда. Пошел к нему в кандейку, но встретил его еще в коридоре. Кислое выражение у него на физиономии и виноватое.

– Иван Кириллович, мы с тобой вчера лопухнулись. Ни ты не вспомнил, ни я не напомнил, что к пулемету всякие протирки полагаются, а может быть, и запчасти, если у него что-то часто ломается.

– Лексеич, это еще не все. Мне Сашка-охламон часть бумаг про разборку перевел, и я сегодня начал пулемет разбирать. И эти храпоидолы нам дали пулемет с треснувшей затворной рамой.

– Итить за ногу! Кириллыч, а кто складскую смазку удалял?

– Они, сколопендры! И такую хрень подсунули и промолчали! А ну как хрустнет при стрельбе? А мы к ним как к людям отнеслись…

– Ну что ж, собирай это железо и вези им под бесстыжие глаза. Может, у них совесть проснется и что-то другое выделят, получше. А вообще как тебе эта бандура с точки зрения разборки-сборки и устройства?

– Что-то душа к ней не лежит. И это не потому, что поломанное подсунули, а вообще. Вроде как и несложный, но что-то в нем есть не такое, а что – как-то не могу слов подобрать.

– Ладно. Наверное, надо просить что-то родное, а не ленд-лизовское. Пойду Романовича обрадую, пусть он городскому начальству «фэ» скажет.

Павла Романовича я успел перехватить перед отъездом в город и накляузничать про выделенный пулемет. Директор разозлился и обещал довести нужного человека до белого каления, чтобы ожог дошел до того самого исполнителя. Директор уехал, а я продолжал работать. На следующей неделе завхоз поехал опять на склады (но уже без бутылки), сдал «Брен», и ему по записке вручили «томпсон». Когда он возмутился, поскольку «томпсон» вообще-то числился пистолетом-пулеметом, а не пулеметом, «складские сколопендры» подсунули ему форму учета, где «томпсон» числился все же пулеметом. После долгой ругани Кириллыч сдался и сосредоточил внимание на поиске неисправностей и полноте комплекта.

Когда он приехал, я его успокоил, так как когда-то читал в старых журналах, что «томпсон» называли и пулеметом. И в принципе ничего страшного, что дали его. Думаю, что на ближней дистанции он раздерет в клочья любую тварь Тьмы. И адаптанту тоже будет несладко. А сражать противника на большой дистанции у меня не хватит квалификации.

Так что отказываться не буду. Иван Кириллыч пошел снимать смазку, а я хотел понести инструкцию к Саше на перевод, но, развернув ее, обнаружил, что в нее вложены листки тонкой, почти папиросной бумаги с переводом. Потому догнал Кириллыча и отдал ему инструкцию. Руки до пулемета дошли через пару дней.

Нам достался вариант М1, восемь тридцатипатронных магазинов, 500 патронов, два подсумка на три магазина каждый и разное добро, которого завхоз уже не упустил из виду. Я взял автомат (мне такое слово как-то привычнее), повесил на плечо, надел оба подсумка с набитыми магазинами – вышло весьма увесисто. Но вроде как не тяжелее, чем «Брен» без патронов. А с патронами пулемет потянет еще больше. Теперь надо попробовать, как из него стрелять – сильно ли будет подкидывать вверх. Ах, да, у него же снимается приклад – тогда нужно попробовать с прикладом и без него. Без приклада автомат был очень компактным, хорошо бы оказалось, что и без него стрелять было удобно.

Потом мы с комендачами, как обеспечивающей стороной, съездили в нежилой сектор и постреляли. Агрегат работал безотказно. Насчет удержания его – вот тут я пожалел о том, что вешу не 95 кило, как до болезни. Масса мне пригодилась бы. Вроде удерживал уверенно, но потом оказалось, что плечо сильно болит – отбил. Ладно, может, привыкну. А вот стрельба одиночными мне не понравилась – точности не было. Надо попробовать еще, может, в следующий раз лучше пойдет. Без приклада выходило хуже, стрелять с бедра у меня навыка не было. Сколько я тогда весил? Килограммов семьдесят пять – восемьдесят. Я сейчас восемьдесят два вешу, так что можете сравнить. Сегодня почистить автомат я попросил Кириллыча, благо он его уже освоил, а я сейчас возьму инструкцию и дома почитаю, что там и как делать надо.

Значит, освою сборку-разборку и приведение в готовность, еще разок постреляю – и можно пристраиваться к разведбату. Это малость самонадеянно, но куда же денешься? Не проводить же всю весну и лето за тренировками и, дойдя до возможной вершины мастерства, ненароком обнаружить, что наступила зима и поиски надо откладывать на весну. Да и разведбатовцы будут рядом. А от меня требуется только малость подмогнуть в тяжелую минуту. Так успокоив себя, я занялся неотложными делами по работе.

А город готовился к встрече с весной, и, когда она пришла, Углегорск аж закипел от выброса весенних чувств. Среди любовной лихорадки, охватившей почти всех, терялись рассказы про очередной этап противостояния. Собственно, и я сам тоже не прислушивался к тому, чего там не поделили командир разведбата и ранее неизвестный мне человек, к которому примкнуло еще несколько хозяев жизни. Хотя мне не от кого этой весной было терять голову.

Так что снег и лед таяли, по ночам дождики стучали в стекло, девушки сбрасывали надоевшее зимнее, а мужчины только ахали, глядя на сбросивших пальто и шубки красавиц, руководство под шумок строило козни друг другу. Все заведения общепита по вечерам светили огнями, а те, кому не хватило места за столиками, отдыхали самостоятельно…

Моя же жизнь под влиянием весны не изменилась. На работе трудился, обеспечивая свет городу, после работы изучал автомат и ждал. Что-нибудь да должно было случиться. Либо разведбат, временно ограничивший операции из-за распутицы, вновь их развернет и захватит меня, либо Зов зазвучит так сильно, что я встану и сам уйду навстречу ему.

Что будет там – не совсем ясно, но особых иллюзий, что там будет хорошо, я не питал.

Мне говорили, что если на долю секунды сунуть руку в расплавленную сталь, то можно выдернуть обратно без повреждений. Был раньше такой фокус для приведения новичков в шок. С Тьмой такое вряд ли пройдет. Войдя туда, можно рассчитывать на все что угодно. Реальнее будет – на самое плохое.

Вот вы удивляетесь, что я спокойно знал, что эта встреча не сулит мне ничего хорошего, но собирался, а потом пошел. А что остается делать? Да, можно посидеть еще в углу, за веником, как мышь, которая думает, что там ее кот не обнаружит. Действительно, у нее еще будет пяток минут, пока кот совершит круг почета и пойдет к ней. Пусть она тешит себя этими пятью минутами. Я уже вам говорил, что жизнь в Углегорске существовала на пределе возможного, как существует тяжелый больной на последних остатках здоровья. Как только она стала поедать саму себя – ее ждал скорый конец.

Я услышал хруст, с которым ломается жизнь в Углегорске, и с тех пор ощущал, что Тьма уже рядом. И еще я ощущал Зов. Я специально спрашивал, существует ли такое у других. Не было такого. Люди предпочитали не соваться близко к темноте и тварям, если только это не было их обязанностью. Когда имелась прямая обязанность – вставали и шли. Сами понимаете, с какой охотой. «Пишите – мы не придем назад. Но хоть назад и не вернемся, зато уйдем не тихо».

Что это за стихи? А вашего питерского поэта, Николая Тихонова. «Баллада о гвоздях»… Ужасно древняя баллада.

Не понимаете? Ну, тогда подумайте, что это тоже симптом болезни.

Опять не понимаете? Хорошо, вот что такое баллада? Назидательное произведение с трагическим концом. Герой должен погибнуть, оставив след в сознании людей, что так не нужно, как он, делать, или нужно делать именно так, как он. Но конец все равно трагический – хоть для Эдварда-отцеубийцы, хоть для Винкельрида, своим телом пробившего австрийский строй. Ну или вспомните японцев: любой самурай уже мертв, хоть он еще не получил катаной по голове. Поэтому он готов к этому удару катаны и не беспокоится, когда он случится – сегодня или через неделю. Он думает не об этом. Вот и я думал не об этом, хотя и не самурай. Но это свойственно не только самураям – ощущать себя уже мертвым и не беспокоиться о длине некролога.