Мой выбор (СИ) - "raksha_satana"

Макс сел в такси и через пятнадцать минут заказывал себе долгожданные кофе и сэндвич в Starbucks на углу Меннер и Рессит штрассе. Уже не такое раннее, но все же утро, к тому же воскресное, способствовало тому, что народа почти не было, и Макс с удобством расположился за высоким столом напротив окна. Аппетит разыгрался нешуточный, настроение быстро перемещалось по шкале от полного “чтоб вы все сдохли” до оптимистичного “и на моей улице перевернётся машина инкассатора”. Вкусная еда и хороший кофе также способствовали улучшению мироощущения, и все же до счастливого дрейфа в тихую гавань было далеко. Главная проблема оставалась нерешенной.

Макс очень хотел вернуться домой. С тех пор, как Женя вошёл в его жизнь, желание возвращаться к нему, неважно откуда, стало самым сильным и ощутимым из всех потребностей. Беда была в том, что возвращаться сейчас было некуда. Вернее физически-то, конечно, было, остались и квартира, и человек, к которому тянуло. Оболочки, контуры сохранились. Суть исчезла. Не было дома, где ждали, равно как и того, кто ждал. И это сводило с ума. События прошедших суток показали, что Макс предпочёл бы скорее сдохнуть, чем лишиться своего любимого, но, к сожалению, пока это было очень однобоко. Решимость Жени в том, чтобы остаться одному и не держать возле себя мужа, была, как и любое самопожертвование, очень сильно подпитана фанатизмом. В случае Жени это был фанатизм собственной ущербности. А, как известно, с фанатиками бороться цивилизованными методами бесполезно. Значит, нужны были запрещённые приёмы. Вот только какие? Самсон вчера подал идею насчёт злости, но это только в теории было здорово. На практике братья-Мештеры оставались людьми разными, и реакции у них тоже разные.

Макс успел расправиться с сэндвичем и уже допивал кофе, когда в кармане завибрировал телефон. Даже не посмотрев на имя звонившего, он принял вызов. Какая разница, кто это?

— Я слушаю.

— Здравствуй, сынок.

Макс чуть не поперхнулся кофе и как дурак посмотрел на экран телефона. Оказывается, еще осталась способность удивляться. Надо же...

— Привет, пап, – Макс уже и не помнил, когда в последний раз с отцом разговаривал, все больше с мамой. – Как твоё самочувствие? Сто лет тебя не слышал.

— И правда давно. Я в порядке, сынок, работаю в прежнем режиме. Неплохо все. Ты скажи лучше, как у вас дела?

Голос отца звучал как-то непривычно мягко, ласково... Или Макс просто отвык слышать его, но слова Юрия Михайловича будто вернули его во времена детства. Отец, если хотел, мог быть очень мягок с маленьким Максимом. От воспоминаний внутри потеплело. Ко всему прочему, после того, через что семье пришлось пойти в Хайфе, после борьбы с раком и долгого восстановления, непростые отношения с родителями вышли на новый уровень. Нет, полного одобрения своей жизни Макс и не ожидал, но разговоры по телефону стали совсем другими, эмоциональными, без лишних замечаний и критики. Просто искренний интерес к жизни друг друга. К тому же дорого стоила готовность отца принимать Женю как часть жизни сына. Даже в простом “как у вас дела” это ощущалось. Макс вздохнул, чувствуя, как ликование от этого сводится на нет суровой реальностью.

— Да сложно сказать, пап. Фактически, наверное, без изменений. Ну а на деле... Плохо.

Макс совершенно не планировал жаловаться отцу, тем более, что это вызвало бы лишнее беспокойство и без того встревоженной матери. Но слово “плохо” быстрее всего описывало суть их жизненной ситуации, хоть и не достаточно полно.

В трубке некоторое время звучало молчание и размеренное дыхание. Потом Юрий Михайлович заговорил.

— С проблемами тела всегда легче справиться. С душой сложнее, да, сынок?

— Именно... Да и с этим, наверное, справились бы. Просто... Не готов он к такому оказался.

Наверняка отец в первую очередь говорил о моральном состоянии самого Макса, но пытаться отделить свои чувства от Жени давно стало гиблым делом. Но, судя по всему, Юрий Михайлович и сам это понимал.

— А к такому нельзя быть готовым, Максим. Это всегда случается внезапно. Мы с мамой тоже готовы не были. И бывало, что руки опускались. Потому что зачем бороться, если болезнь все равно сильнее. Ну ты помнишь это и сам, на твоих глазах было...

Еще бы не помнить. Хотя очень бы хотелось получить частичную амнезия и вырвать к чёртовой матери этот пласт жизни из памяти. Макс хмыкнул в ответ.

— Ну вот. А ты знаешь, что мне не давало совсем сдаться? Не сила воли, не желание жить, не всякая другая высокопарная банальность. Даже не мамина поддержка.

Макс усмехнулся.

— Назови меня дураком, но ты перечислил все варианты, которые пришли мне в голову.

— Нет, сынок. Это все тоже было, но спасла меня одна короткая мысль, злая и болючая.

— Это какая же?

— Что мой сын в голубые записался.

Макс даже дышать перестал. Ну картина маслом, че уж. К папе вместе с хорошим самочувствие вернулся прежний воинственный настрой? Круто...

— Блин, пап, ну ты опять, что ли? Вот очень мне это сейчас в тему...

— Подожди, ты не ершись, а послушай. Я же как есть тебе говорю. Женя очень важен для тебя, это понятно, я и не спорю. Но тогда меня просто трясло от одной мысли, что ты выбрал такую жизнь. Я ни есть не мог, ни спать, не потому что умирал. А потому что сынуля такую свинью подложил. Ты представить себе не можешь, как я злился. На себя, что допустил, на мать... Думал, с ее стороны что-то не так было, много позволяла тебе. А уж на тебя-то как я злился, ооо...

— Ну об этом можешь мне не рассказывать, я помню. Один мой приезд в Москву чего стоил...

— Когда ты приехал, я уже себя относительно в руки взял. Силы берег на то, чтобы с тобой спорить. И мысль все время в голове вертелась: ну как тут умереть, когда парень у меня такой непутевый? Как его одного бросить-то?

— Так я ж не один был...

Голос в трубке рассмеялся.

— Так то ж еще хуже было, Максик. Как красная тряпка быку. Ты когда приехал, я не знал, чего больше хочу: прибить тебя или обнять. Потом, правда, все сошло на нет, ты врача нашёл, Женя столько для нас сделал... Тогда бы ни за что не признался, а сейчас скажу. Оба вы мне, ребята, дороги.

Макс улыбнулся. Очень дорогого эти слова стоили. Ай да батя.

— Спасибо, пап. Это очень много для меня значит.

— Тю, а то ты и без моих слов этого не знал. Я к чему веду-то, – трубка откашлялась и продолжила. – Мне бы куда труднее пришлось, если бы не было этой назойливой мысли про сына-пидораса.

— Пааап!

— О Господи, ну гея, гея, че ты к словам цепляешься, можно подумать, другое названия меня заставило бы о тебе лучше думать! Так вот, я подумал, тебе это пригодится. У Жени сейчас много причин на жизнь злиться, пусть что-то одно ему послужит поводом по утрам вставать.

Макс задумался. Что-то в этом, конечно, было...

— Пап, а мне-то... Мне что делать?

Трубка снова замолчала. Но не надолго.

— Ну надо думать, что причины на Женю злиться у тебя найдутся, нет?

Ха, это мягко сказано. Злиться... Убил бы.

— Да уж, найдутся, – Макс вздохнул.

Юрий Михайлович одобрительно усмехнулся.

— Ну вот. Флаг тебе в руки, злись на здоровье. Очень это сейчас полезно.

Макс готов был поклясться, что, будь отец сейчас перед ним, подмигнул бы. От этого на душе стало легче.

— Может, ты и прав. Не знаю.

– А ты что-то теряешь? Сам же сказал, и так все плохо. И вот еще что... – Макс насторожился, ожидая продолжение. – Знаешь поговорку? От любви до ненависти один шаг. Но не потому, что люди легко меняют одно чувство на другое, а потому что, по сути, это одно и то же чувство. Оно подтверждает, что люди друг другу не безразличны. Просто проявляются они в разных случаях, когда нужны.

Когда были переданы приветы, сказано все, что было необходимо и повешены трубки, Макс положил перед собой телефон и начал его гипнотизировать, на автомате сминая в руке стаканчик от кофе. Вот кто бы ему пару лет назад сказал, что именно от отца он услышит самый дельный совет по спасению свой нетрадиционной семьи, в жизни бы не поверил. Очень захотелось оказаться в Москве, дома у родителей, как раньше сидеть с ними на кухне и слушать нравоучения. Жизнь тогда была проще некуда, единственная проблема – конфронтация с мнением родных. Но все же здорово было ощущать сейчас их поддержку, пусть издалека и по телефону. Но все же у семейных уз есть своя особая магия. Макс вздохнул. Спасти бы еще эту магию в отношениях с мужем. А для этого нужно было первым делом все же явиться домой. Остальное предстояло решить на месте. Макс посмотрел на экран телефона. Почти двенадцать дня, значит, если поехать сейчас, дома он будет к полудню. Как ковбой на перестрелку к главным городским часам. И стрелять предстоит не до первого ранения, а на смерть. Макс вздохнул и поднялся с места. Ладно, перед смертью не надышишься. Надо ехать.