Предсказание - Дин Кунц

Глава 17

Панчинелло махал кувалдой, сокрушая бетон. Как только открывался арматурный штырь, Носач перерезал его ацетиленовым резаком. Кучерявый оттаскивал мусор вниз. Для клоунов работали они на удивление эффективно и слаженно.

Всякий раз, когда Панчинелло останавливался, чтобы передохнуть, и подпускал к стене Носача с его ацетиленовым резаком, он отходил достаточно далеко, чтобы его не задели искры, летящие от арматурного штыря. И обязательно смотрел на часы.

Вероятно, они знали, сколько времени потребуется энергетической компании на починку трансформатора, и не сомневались, что уложатся в отпущенный срок. Во всяком случае, они не нервничали. Да, мы имели дело с безумцами, но их безумие никоим образом не распространялось на разработанный ими план и его реализацию.

Мои часы были на левой руке, поэтому я мог смотреть на них, не тревожа Лорри, прикованную к моей правой руке.

Нет, она и не собиралась вздремнуть, пока мы сидели, привалившись спиной к зеленому металлическому шкафу. Ее глаза были широко раскрыты, а рот, полагаю, вас это не удивит, не закрывался.

— Как бы я хотела, чтобы мой отец был клоуном, — задумчиво изрекла она.

— Чего это тебе захотелось каждый день сталкиваться с такой злобой?

— Мой отец не был бы злым клоуном. Мой отец — добрый человек, просто безответственный.

— Дома бывал редко, так?

— Постоянно гонялся за торнадо.

— Почему? — решил спросить я.

— Он — ловец торнадо. Так он зарабатывает на жизнь, ездит по Среднему Западу на своем видавшем виды «Субербане».

Происходило все это в 1994 году. Фильм «Смерч» вышел на экраны только в 1996-м. Я и представить себе не мог, что охота за торнадо может быть профессией.

Предположив, что она водит меня за нос, я решил ей подыграть:

— Хоть один он поймал?

— Десятки.

— И что он с ними делает?

— Естественно, продает.

— То есть, как только он его ловит, торнадо принадлежит ему? Он имеет право его продавать?

— Разумеется. Это же авторское право.

— Значит, он видит торнадо, преследует его, а когда подбирается достаточно близко…

— Они бесстрашные, — прервала меня Лорри. — Лезут прямо в него.

— Значит, он лезет прямо в торнадо, а потом… что? Он же не может заарканить[34] торнадо, как льва в саванне?

— Очень даже может. По существу, это одно и то же.

Теперь я уже точно знал, что меня разыгрывают.

Панчинелло ей бы тут же поверил.

— Твой отец продал бы его мне?

— Если бы у тебя были деньги, почему нет?

— Не думаю, что смог бы купить торнадо целиком. Они ведь дорогие.

— Все зависит от того, для чего ты хочешь его использовать.

— Думаю, мог бы пригрозить им Чикаго, потребовать десять миллионов, может, даже двадцать.

Во взгляде, которым она одарила меня, читалась жалость.

— Как будто я не слышала этой жалкой шутки миллион раз.

Я начал подозревать, что чего-то не понимаю.

— Извини. Просто хочется знать. Ничего больше.

— Прежде всего он интересуется, какое время видеопросмотра ты хочешь купить, минуту, две, десять…

Видео. Просмотр. Разумеется, он не заарканивал торнадо. Снимал на пленку. Я привык к ее странной манере разговора и не думал, что у произнесенных ею слов есть несколько значений, не только то, которое сразу приходило в голову.

— Если ты — ученый, — продолжала Лорри, — он берет с тебя по меньшей ставке, чем с телевидения или киностудии.

— Слушай, это действительно опасная работа.

— Да, но теперь у меня такое ощущение, что это детский лепет в сравнении с работой клоуна, — она вздохнула. — Мне просто хотелось, чтобы он подольше бывал дома, когда я была маленькой.

— Сезон торнадо длится не весь год.

— Нет, не весь. Но он также гоняется и за ураганами.

— Как я понимаю, он считает, что после торнадо готов к встрече с ними.

— Именно так он и считает. Когда один сезон заканчивается, второй только начинается, вот он и следит за метеопрогнозами на Атлантическом побережье.

С ручными фонариками Панчинелло и Кучерявый исчезли в проломе в стене. Носач остался, приглядывая за нами с верхней лестничной площадки.

— Раз генератор не включился после прекращения централизованной подачи электроэнергии, может, сигнал тревоги автоматически поступил по телефонной линии на полицейский участок и копы уже в банке? — предположила Лорри.

Откровенно говоря, я надеялся, что на этот раз она права в своем неиссякаемом оптимизме, но сказал другое:

— Эти парни наверняка учли и такой вариант. Они продумали все.

Она молчала. Я последовал ее примеру.

Подозреваю, думали мы об одном и том же: выполнит ли Панчинелло свое обещание отпустить нас?

Соучастники ограбления, конечно же, могли ему помешать. Оба, конечно, не были столь же безумны, как сын великого Конрада Бизо. У обоих была более приземленная мотивация. Носача толкала на преступление жадность. Кучерявого — жадность и зависть. Они не питали теплых чувств к сыну Руди Тока.

Тишина давила, как толща воды. И способствовала нарастанию тревоги.

Я чувствовал себя гораздо увереннее, когда говорил с Лорри, и попытался возобновить разговор:

— Меня удивляет, что твоя мать не путешествовала вместе с отцом. Будь я женщиной, а мой муж — ловцом торнадо, человеком, которого постоянно нет дома, я бы хотела быть рядом с ним.

— У мамы свой успешный бизнес. Ей эта работа нравится, а если бы она уехала из Лос-Анджелеса, ей бы пришлось от нее отказаться.

— И что она делает? — спросил я.

— Разводит змей.

— Час от часу не легче.

— Если твоя мать разводит змей, — добавила она, — это не так весело, как может показаться.

— Правда? Я-то думал, что как раз наоборот.

— И напрасно. Она разводит их дома. А змеи… они… с ними не так легко, как со щенками.

— Змею можно приучить ходить на горшок?

— Я не про физиологические надобности. Мать обучала их разным штучкам. Собаки любят учиться, а змеям это быстро надоедает. А когда змее становится скучно, она старается уползти, и некоторые из них двигаются очень быстро.

Панчинелло и Кучерявый вышли из хранилища на лестничную площадку, где их поджидал Носач. Они принесли какие-то коробки, поставили на пол, сняли с них крышки.

Носач издал победный вопль, когда увидел содержимое коробок. Все трое засмеялись и принялись молотить друг друга по спинам.

Я догадался, что в коробках лежало что-то более интересное, чем змеи или пирожные.

Глава 18

Они вынесли из хранилища шестнадцать коробок, спустили их вниз по лестнице, загрузили на ручную тележку, уже полностью освобожденную от взрывчатки. Коробки были из гофрированного картона, со съемными крышками, в такие при переезде обычно упаковывают книги.

— Более трех миллионов наличными, — сообщил нам Панчинелло, когда предложил подняться на ноги и повел к ручной тележке.

Я вспомнил его слова: «Банк не такой уж большой, чтобы кто-нибудь решил его ограбить».

— Здесь не так много наличных, как в большинстве банков крупных городов, но не так уж и мало, — продолжил Панчинелло. — Этот банк — один из центров министерства финансов по сбору истертых банкнот. Все банки изымают истертые банкноты из обращения Двенадцать округов каждую неделю присылают сюда изъятые банкноты и получают взамен новые, только что отпечатанные.

— Две трети денег в этих коробках — истертые банкноты, а треть — новые, — вставил Носач. — Значения это не имеет. Все обладают одинаковой покупательной способностью.

— Мы просто отсосали немного крови из капиталистической пиявки, — сказал Кучерявый. Метафора получилась слабенькой из-за физической усталости. Его вьющиеся мелким бесом волосы, намокшие от пота, уже не торчали во все стороны.

Панчинелло взглянул на часы.

— Нужно побыстрее сматываться, чтобы нас не разнесло на куски вместе со зданиями.

Кучерявый и Носач покинули подвал банка первыми, один тащил за собой, а второй толкал ручную тележку. Лорри и я последовали за ними, Панчинелло замыкал колонну.

В потайных подземных тоннелях Корнелия Сноу половина толстых свечей уже сгорели чуть ли не до основания, так что света заметно убавилось. Тени накрывали все большую часть потолка и стен, с твердым намерением стереть последние световые пятна.

— Сегодня, — сказал Панчинелло, когда мы приблизились к перекрестку, где правый поворот привел бы нас обратно в библиотеку, — я наконец-то оправдаю ожидания отца, пусть раньше мне это не удавалось.

— Дорогой, нельзя так недооценивать себя, — повернулась к нему Лорри. — Ты же к десяти годам прекрасно разбирался в стрелковом оружии, ножах и ядах.

— Он этого не оценил. Ему хотелось, чтобы я стал клоуном, величайшим клоуном всех времен, звездой, но у меня нет такого таланта.