Театр Сулержицкого: Этика. Эстетика. Режиссура - Елена Полякова

Из писем Сулера Толстому, Чехову, Пешковым:

«Весь городок состоит из нескольких десятков еврейских домиков, а чем живут их обитатели, я просто понять не могу… Одна еврейка после впрыскивания засорила укол, и все плечо сильно воспалилось — похоже было на рожу или начинающуюся флегмону. Но после первого же смазывания ихтиолой как рукой сняло»…

Золотуха, болезни уха-горла-носа, детский рахит повсеместны, на них не обращают внимания, пока можно терпеть. Жители местечек — народ терпеливый.

Из впечатлений Ольги Ивановны:

«Однажды ночью пришли к нему три еврея с длинными бородами.

— Папа умирает. Он сказал, что спасти его может только пан профессор.

В это время гостивший врач уже уехал, и Сулержицкий растерялся. Он стал уверять, что он не только не профессор, но даже и не врач.

Евреи подмигивали, шептались, чмокали губами, намекая, что они отлично понимают его конспирацию, и продолжали умолять спасти их папашу.

Видимо, обаяние Сулержицкого казалось чудодейственным, и ссылка его в обывательских умах связывалась и с его необыкновенно удачной врачебной практикой. Евреи так умоляли, что пришлось идти к больному.

Старик оказался настолько плох, что „врач“ побоялся дотронуться до него и прописал ему полный покой и вегетарианскую легкую пищу. Каково же было удивление Сулера, когда старик поправился!

С этих пор установилось какое-то паломничество к нему еврейской бедноты и крестьян из соседних деревень, а вместе с этим установились и иные отношения, при которых шли к Сулеру не только больные, но и здоровые. Шли за советом, за разрешением всяческих конфликтов, за книжками, за знаниями, за добрым словом».

Как в Арзамасе, прибавилось работы почтовому отделению. Больше продается бумаги и конвертов. Чехов подписывает новоконстантиновцев на «Русское слово», присылает бандероли, газеты, журналы, большую статью о волнениях и страданиях канадских духоборов, о жестоких конфликтах с канадскими законами.

Хата возле Буга украшена афишей нового Художественного театра в Камергерском переулке — Чехов прислал. Фотографии персонажей и сцен из горьковской премьеры «На дне» — Ольга Леонардовна Книппер, недавно ставшая Книппер-Чеховой, прислала. Сам Максимыч из Нижнего-то не пишет, то присылает перевод на триста рублей — огромные, щедрые деньги. «Дело» Сулержицкого, заведенное в Департаменте полиции, пополняется. Исправник доносит о «хождении босиком, в самых простых костюмах», о земледельческих работах, о вечерних собраниях «в доме конторы банка». Там читают вслух, «какие книги — неизвестно». Конечно Буг несравним с Енисеем, климат Волынской губернии с климатом Забайкалья. Но ветры над Бугом пронизывают, снег заваливает хату. Молодой врач давно уехал, оставив Сулеру всю практику, весьма ответственную и совершенно не оплачиваемую. Сам медик-самоучка схватил брюшной тиф, отнялась рука, но ненадолго, отлежался. В холоде (с топливом здесь всегда плохо). Ольга Ивановна ждет ребенка. Сулер ее рисует, склонившуюся над шитьем. Ребенку нужно многое, согласное с гигиеной. Свивальники, пеленки, чепчики в большом количестве. Словно ребенок будет мочить чепчик, а не пеленки. Ведь сто лет назад ребенок обязательно лежал в чепчике, в капоре с оборками. Ленты, кружева, прошвы — этим прирабатывают местечковые жительницы. Ольга Ивановна у них многому научилась, как они у нее. Максимыч благотворительствует: — Нужно 500? — Вышлю 500…

Сулеру — тридцать лет. Только тридцать? (Он рассчитывает прожить еще столько же.) Или уже тридцать? «… В тридцать лет я не умею заработать себе кусок хлеба. Да и так пошло и иезуитски звучат эти слова, что легче, кажется, украсть, чем „зарабатывать кусок хлеба“. Дайте мне опять работать на духоборов, молокан — все равно, таскаться по пароходам, прериям, при какой угодно нужде и лишениях. И я готов опять, и силы, я знаю, явятся… Единственный труд, который кажется мне честным, — это работа на земле…»

Чехову, осенью: «А как завидно смотреть, когда в холодную ясную осеннюю погоду с легким шумом тянется на огромных быках плуг. Так бы, кажется, прогнал бы идущего за плугом и ходил бы по полю сам». На мир работает, на соседку — вдову. Тут же обостряется тяга к своей земле, к границам своего участка. К своему саду. Делать только то, что укажет хозяин? — Нет, нужно свое. Свой хлеб. Свои саженцы, свои яблоки.

Чехов в советах немногословно точен: «Вам надо купить небольшой клочок земли, поближе к Москве, и работать, заняться садом и огородом, а зимою писать небольшие рассказы. Землю можно купить или взять в аренду на 60–90 лет. Только, главное, поближе к Москве». До Москвы далеко, сколько продолжится жизнь на Буге, совершенно не известно.

Родился ребенок в Вильно — Сулерам разрешено туда перебраться. К родне Ольги Ивановны, к врачебной помощи, к театрам, концертам, к согласному перезвону православных церквей и католических костелов. Эти звоны Сулержицкие воспринимают как музыканты, но не как верующие. Ребенка не собираются крестить ни в костеле, ни в православном соборе, хотя там служит прославленный истинной верой и творимым добром, дивным голосом и не менее дивным чувством юмора отец Иоанн Шверубович. Летом 1903-го поляк по национальности, католик по вероисповеданию Леопольд Сулержицкий об этом не думает. Зато торжественно напоминает Сергею Львовичу Толстому о шуточном пари: если будет мальчик — Сулер выигрывает. И получает от проигравшего последние сочинения Льва Николаевича:

«Что ж, Сергуня! Проиграли вы пари: мальчишка, господин Дмитрий Леопольдович Сулер и даже — жицкий № 2-й появился на свет 8-го июля в одиннадцать часов ночи.

Со скандалом! Не хотел никак выходить, и лишь щипцами его вытянули. Должно быть умный малый будет, если еще в утробе матери отказывается от удовольствия, называемого жизнью. Большой, подвижный и в то же время спокойный. Я сам его пеленаю и купаю, и не думаем нанимать няньки… Сулер № 1-й».

Тут же получает письмо из Ялты:

«… Поздравляю Вас с младенцем. Стало быть, Вы теперь уже папаша.

Часто вспоминаем и говорим о Вас, чаще, чем Вы думаете…

Ну, да хранит Вас Господь…

Чехову не стать папашей: Ольга Леонардовна тяжело болела прошлым летом; детей у Чеховых не будет. Через несколько месяцев можно будет поздравить Бонч-Бруевичей. Родилась у них Леночка, ожидаемая с великой радостью. Не просто любимая отцом и матерью, но любимая и любящая благоговейно.

Владимир Дмитриевич, вовсе этого не желая, стал соперником Сулера на литературном поприще. В пяти номерах журнала «Образование» печатаются очерки Бонч-Бруевича «Духоборы в канадских прериях», сочетающие солидность исторического анализа с живописностью изложения. С цифрами статистики, с рассмотрением сектантства с позиций материализма, марксизма, потому что супруги Бончи привержены ученью, личности, воле своего друга, с которым, помните? — по семейной легенде, Сулер полемизировал в Швейцарии.