Пеший город - Феликс Кривин

Наша газета по-прежнему друг пешехода, хотя носит другое название. Как говорит наш друг Сорокопут, который теперь советник у президента, если вы уважаете в себе пешехода, то вы должны его в себе уважать. Какая б ни была свобода размахивать, но нужно уважать в себе пешехода. Примите и прочее

Ваш Говорунчик-Завирушка.

2000 года сегодняшнего дня.

Женщины палеозоя и других геологических эпох

С чего все началось

До Палеозоя женщин не было вообще. И мужчин, кстати, тоже, так что равенство было полное. И лишь с наступлением Палеозоя появились первые представительницы прекрасного пола, или слабого пола, как мы его называли, чтоб подчеркнуть свою силу, которая уже тогда была невелика.

Наших птичек, наших ласточек и кошечек еще не было в Палеозое. Были только наши рыбки — зато в очень большом количестве. Их было столько, что они не помещались в морях и стали постепенно выходить на сушу. А может, они выходили потому, что мы с ними плохо обращались?

Мы никогда не умели обращаться с нашими женщинами. Из-за плохого обращения некоторые из них не дожили до наших времен. Очаровательные трилобиточки не вышли из Палеозоя, а прелестные аммониточки дальше Мезозоя не ушли.

Сейчас мы о них можем только вздыхать — благо заблаговременно вышли на сушу. В воде не повздыхаешь, там живо превратишься в утопленника. Не этим ли объясняется наш палеозойский оптимизм, который помог многим из нас пережить самые трудные времена, дожить до Мезозоя и Кайнозоя?

И что вы думаете? Теперь мы вздыхаем об этих самых временах — о Мезозое и Палеозое, а больше всего о наших женщинах, которые так безвременно от нас ушли. Мы должны беречь наших женщин. Наших рыбок, птичек, ласточек и кошечек, без которых мы все вымрем, как динозавры, на этой не приспособленной для динозавров Земле.

Ищите женщину!

Когда, если кто помнит, Земля держалась на слонах, была там и одна слониха. Все задом вертела, кокетничала. А кто будет Землю держать? Ей так и говорили: кто будет Землю держать? А она в ответ: фу, противный!

Стоит посередке, как даме положено, и то одного, то другого хоботком, хоботком. По самым щекотливым местам, чтоб было щекотней. Или воду наберет в хобот и строит из себя фонтан. Таких слонов-фонтанов, правда, каменных, и в наше время всюду полно, но им же не приходится держать Землю!

А слоны были серьезные мужики, положительные. Но не каменные же! Если перед ними постоянно задом вертеть да щекотать по щекотливым местам, это отвлекает их от работы. И начались на Земле всякие толчки, швырки, сотрясения. Ну прямо жить невозможно!

Терпело начальство, терпело, а потом взяло да и уволило слонов. Всех троих. А когда народ спрашивал, по какой причине, начальство отвечало: ищите женщину!

Хорошенькое дело: искать женщину, а увольнять мужчину!

На освободившиеся вакансии приняли трех китов. Еще более солидных, представительных. Чтобы не трали-вали, хухры-мухры, фу-ты ну-ты, а Землю держать.

Но среди китов опять затесалась женщина. Откуда они только берутся? На этот вопрос наука ответа не дает.

У китихи, правда, нет зада в нашем понимании. На том месте, где положено быть заду, у нее хвост. Не такой, как у собаки, чтоб кверху задирать, но тоже довольно впечатляющий. А задирает китиха кверху опять же фонтан. С фонтаном на голове женщина выглядит намного эффектней.

Ну, а киты, хоть и серьезные, солидные мужики, тоже начинают пускать фонтан. Они же не каменные! И давай гоняться за китихой. А кто будет Землю держать?

В общем, погнались они за ней и до сих пор не возвращаются. И осталась наша Земля безо всякой поддержки. Болтается в безвоздушном пространстве, не знает куда упасть. А когда узнает? Это же какая будет беда!

Пока не поздно, парни, ищите женщину!

Царевна-лягушка

Пришло время царевичу жениться. Невест вокруг — полный комплект: такой цветник, малинник, репейник. Но приятели не советуют.

— Ты, — говорят, — на невестах вообще не женись.

— А на ком жениться?

Чтобы женщине в жены выйти, нужен разбег, — объясняют приятели. Не с девицы начинать, а с какой-нибудь, скажем, лягушки. Слыхал про царевну-лягушку? Вот на ней и женись. Из нее знаешь какая жена получится?

Показали ему одну лягушку. На вид ничего особенного. Такая себе лягушечка — прыг-прыг. И вся зеленая сплошь, с такой жить — тоска зеленая.

Но приятели убеждают:

— Ты на ее глаза погляди. Вишь, какие они задумчивые и с поволокой. К тому же не вертихвостка. На какой-нибудь собаке женишься, будет тебе хвостом вертеть, а эта вся как есть без хвоста, так что ты, можно сказать, приходишь на готовое.

— Вот это — готовое? — скривился царевич. — Да с такой не то, что посидеть в гостиной — по улице под ручку пройтись неприлично.

— Под ручку — это верно, — кивают приятели. — Нет у нее ручек, одни ножки. Зато не белоручка какая-нибудь, это положительный момент.

— А как с другими положительными моментами? — интересуется царевич.

— Ну, допустим, если тебе прыгнуть куда-нибудь понадобится. Запрыгнуть по нужде или выпрыгнуть в срочном порядке. Сам-то ты не сумеешь, а она тебе прыгнет за милую душу.

— А зачем мне прыгать? Что я, блоха какая-нибудь? — сомневается царевич.

— Ну, это ты, парень, брось! На лягушке женишься, так про блоху и не думай! Лучше уже прямо женись на блохе. От нее до жены еще больший разбег, еще лучшая получится женщина.

Но не женился царевич ни на лягушке, ни на блохе. Женился непосредственно на девице.

А девица, прямо из девиц, да в мегеры. В ведьмы, в фурии. В вертихвостки, лежебоки, неряхи и прочее. А рот раскроет — хоть святых выноси.

Ходит царевич по болотистой местности, вздыхает, к лягушкам приглядывается. И представьте себе: хоть бы одна на боку лежала или хвостом вертела. А чистюли какие — буквально не вылазят из воды. Правда, рты раскрывают пошире законной супружницы, в этом смысле блоха предпочтительней: эта рот раскроет — даже не услышишь, разве что почувствуешь. Но правильно говорили друзья-приятели: по лягушке сохнешь — о блохе забудь.

Прекрасная Губошлепка

Жила у нас в океане одна Губошлепка. Потомственная одноклеточная. В хорошем смысле. Шлепала губами, пытаясь что-то ушлепать, но мало ушлепывала. Одиноко ей было в океане, как и каждому одноклеточному. Только и мечтала с кем-то соединиться.

И тут появляется какой-то странствующий рыцарь и вопит на всю Ивановскую (Ивановская — это регион в нашем океане):

— Одноклеточные всех морей, соединяйтесь!

Это у него был такой лозунг момента, а Губошлепка подумала, что на всю жизнь. И кинулась к нему:

— Давай соединяться! Ну давай же, давай!

Рыцарь был в растерянности. Сколько видел прекрасных дам, а ни от одной такого предложения не поступало. С прекрасными дамами не соединяются, их только прославляют на расстоянии. Так ответил он Губошлепке и дальше поплыл, гоня волну истошным криком:

— Одноклеточные всех морей, соединяйтесь!

Губошлепка подхватила этот крик, а за ней и другие губошлепы, надеясь, что в коммуне им больше в рот заплывет. Они уже давно мечтали о светлом многоклеточном будущем, но все попытки умногоклеточить свою жизнь кончались тем, что появлялось много проглоченных. Соединяться иначе они пока не научились.

Но теперь коммуна была построена. Правда, пока еще не коммуна, а коммуналка, но от коммуналки до коммуны — руку протянуть.

И потекла коммунальная жизнь в нашем океане. Белея от страха быть проглоченными и краснея от желания кого-то проглотить, желтея от зависти и зеленея от тоски, они образовали нечто красивое со стороны, но внутрь лучше не заглядывать. Внутри этой жизнью лучше не жить. Соседи суются в твою жизнь, нахально живут на твоей территории, и ты уже не знаешь, где жизнь твоя, а где не твоя. Она приобрела коммунальность, но потеряла индивидуальность.

Так часто бывает. Сидишь ты в компании или на заседании, шагаешь в дружных рядах к высокой, еще снизу поставленной цели, лежишь где-нибудь в казарме или на кладбище и думаешь: хорошо сидим! хорошо идем! хорошо лежим! — и вдруг спохватываешься: а где же твоя индивидуальность? Коммунальность — вот она, а где индивидуальность?

Либо коммунальность, либо индивидуальность, это нужно зарубить себе на носу при переходе от одноклеточности к многоклеточности. Переходить переходи, но в любой момент будь готов выступить из сплоченных рядов и заявить: «А я не согласен!»

Конечно, после такого заявления тебе вряд ли что-нибудь перепадет. Сколько ни шлепай губами, ничего не ушлепаешь. Но зато ты сохранишь свою индивидуальность, гордо пронесешь ее сквозь вражду и ненависть — вплоть до той поры, когда все спохватятся, опомнятся, образумятся и скажут: — Какая была индивидуальность!