В городе Ю (Рассказы и повести) - Валерий Попов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Ну, все, - говорит, - все наши в сборе! Помчались мы по шоссе.
- Неправильно едем! - Леха говорит.
- Зато красиво!
Вдруг выскакивает из кустов человек с полосатым жезлом, останавливает.
- Да я из ваших прав, - говорит, - вологодские кружева сейчас сделаю!
- А у нас нет еще их, - отвечаем.
- Ых! - зубами только скрипнул и компостером со злости дырку в своем рукаве пробил.
Потом поставили мы машину во дворе, а сами долго пили у меня чай...
- Я тут думаю все, - вздыхая, Леха говорит. - Делаем свое дело с наслаждением да еще получаем за это наслаждение деньги. Морально ли это?!
- Норма-ально! Пойми: существует новое направление в архитектуре. И кто лежал у его истоков?.. Вернее, не лежал, а стоял... Я! То есть ты, ты!
После этого мне еще от института квартирку дали. Долго ждал я - и тут дали.
По такому случаю мы выпили слегка с Лехой. Дня не совсем одобрительно нас встретила.
- Вот, - Леха говорит, - гению нашему квартирку дали!
Метнула она на него взгляд, обозначающий, видимо: "А почему не тебе?"
Но Леха взгляда этого не заметил, говорит:
... Только вот мебели никакой у него нет, может, подарим ему наш пуфик, все равно мы им не пользуемся давно?
Метнула на него взгляд, молча ушла. Потом, начал я уже домой собираться, в комнату заглянул с нею проститься, гляжу: стоит она перед пуфиком на коленях и сигаретой прожигает в нем дыры!
Вынесла мне пуфик - из дыр еще дым идет!
- Пожалуйста, - говорит.
Привез я его домой, поставил... Ничего! Все-таки вещь.
И тут ошеломляющее известие: нас с Лехой, как подавших уже надежды специалистов, посылают на полгода в Болгарию на стажировку!
Леха обрадовался:
- Ну, наконец-то! Наконец-то я съезжу за рубеж, красивых вещей Дийке привезу, как она мечтала!
День спустя выясняется: необходимо медицинское освидетельствование.
- Так я и знал! - горестно Леха говорит. - Так я и знал, что не выйдет ничего, давно уже чувствую себя неважно!
- Спокойно! - отвечаю.
Назавтра отправились мы с ним сдавать на анализ мочу. Было ясное осеннее утро.
Леха задумчивый шел, потом говорит:
- А давай поменяемся мочой!
- Зачем?!
- Ну так. Чисто дружески.
- Давай!
Поменялись пузырьками, перевесили ярлычки. Через неделю интересуемся анализами, нам говорят:
- Вы (то есть я) можете ехать куда вам угодно, а вы (то есть Леха) по состоянию здоровья ехать никуда не можете.
Раскрыл я только рот, чтобы сказать, что все наоборот, что это я, оказывается, больной, а Леха здоровый... Леха выталкивает меня в коридор.
- Молчи! Понял, молчи! - шипит. - Узнают про наш обман, обоих не пустят, а так уж хоть ты поезжай... Ладно уж!
Уговорил все-таки меня, но, видно, и обиделся, что я согласился.
Сначала не хотел я ехать, потом подумал: "А почему, собственно, не я? Работаю нормально. Знаю языки. Характер отцовский, бойцовский... Чем плохо?"
... Только вернулся я из Болгарии - в первый же вечер к Лехе. Подарки принес: ему рубашку, жене - свитер, дочурке их - блок жвачки. Сидел, долго рассказывал, как показалось мне, очень интересно.
Поздно уже вышел от них... Спускаюсь по лестнице и вспомнил: курточку свою у них забыл! То-то я ощущаю, что как-то неловко плечам.
Помчался наверх по лестнице, вижу - и дверь не закрыл. Только хочу войти - слышу глухие их голоса.
- Его, что ли, курточка? - Леха спрашивает.
- Его! - Дня говорит. - Давай мни!
Тут я чуть прямо на лестнице в обморок не упал.
Я-то считал, что они меня любят, а они, оказывается, ненавидят, даже курточку мою спокойно не могут видеть!
Приехал я к себе домой, часа два по комнате бегал, успокоиться не мог.
И примерно после этого дня стал я чувствовать себя иногда нехорошо. Какая-то тяжесть по утрам в желудке, потом вдруг резкая боль, словно кто-то нож втыкает в живот. И все чаще стало прихватывать. То и дело сидишь, скорчившись, на скамейке, руками живот обняв, прикидывая на глазок, как бы до следующей скамейки добраться!
Однажды остановился я передохнуть, стал "Медицинскую газету" читать. Почитаешь, закроешь глаза... в темноте зеленые буковки мерцают.
Снова открываешь глаза, читаешь: "...серповидная опухоль в низу живота... увеличение опухоли к вечеру... боль при длительной ходьбе".
"Что ж это? - вдруг я опомнился. - Ведь это же у меня! Все думал так, ерунда, а оказалось - болезнь, и вот даже в газетах про нее пишут".
Вспомнил еще, как Леху по моему анализу в Болгарию не пустили.
Все ясно.
Стал двухкопеечную монету искать, чтобы знакомому одному врачу позвонить, - руки дрожат, никак в карман не попасть!
Рядом стоял покачивающийся человек.
- Двухкопеечную, что ли? Дам!.. Все равно мне некому теперь звонить-то!
Дозвонился знакомому своему врачу, приехал к нему, он говорит:
- Ну, поздравляю! Одной ногой уже, можно сказать, ты в могиле! Надо срочно оперироваться, иначе худо!
Утром пришел я в поликлинику, назанимал очередей - послали меня сразу же на анализ крови, рентген и прогревание.
Горбоносый мужчина из очереди спрашивает меня:
- Вы в какой конкретно очереди стоите?
- Да понимаете, - говорю, - предпочтения еще не отдал.
- Тройную игру ведешь? - озлобился он.
Хотел я тут даже четверную повести - над укольным кабинетом лампочка замигала, врываюсь туда... Протягиваю свои бумаги.
- Уколы, - говорят, - вам не прописаны.
- Не прописаны? - говорю. - Жаль.
Снова стал тройную игру вести. Лежу в кабинете процедурном на прогревании, а одновременно с этим еще в двух очередях стою! Какой-то я виртуоз!
Выскочил с прогревания, с ходу - на рентген: холодную резиновую раму прижали к груди... Выскочил с рентгена, а тут и на кровь моя очередь! Замечательно!
Выскакиваю я, сдав кровь, горбоносый мужчина мне говорит:
- Чего радуешься-то? Ведь ты больной!
Тут я, честно говоря, немного приуныл. "Ничего, - думаю, - может, вылечусь еще?!"
Перед больницей встал я рано, побрился, надел новую футболку, трусы.
"Надо пораньше, - думаю, - пойти, а то все лучшие койки разберут!"
- Ты, - мать говорит, - прям как на праздник собираешься!
- А как же? - я говорю.
Когда я пришел к больнице, ворота были еще закрыты. Я подождал.
Впустили наконец в приемный покой. Там говорят:
- Ну что, будем оперироваться?
- Сразу?
- Сразу.
Подзывают молодого гиганта в халате и шапочке.
- Познакомьтесь, - говорят, - ваш хирург.
- Федор, - подает он огромную ладонь.
- Привет, - говорю. - Как, много операций делал?
- Пока, - говорит, - только на покойниках.
- Как?!
- Вот так. Все к профессору рвутся, а у меня никто не хочет оперироваться. Так, видно, и не начну.
Сначала мне страшно стало, потом думаю: "Что же это я? Говорю всегда, что молодежь надо продвигать, а сам ей, получается, продвигаться не даю?"
- Все! - говорю. - Делай! Куда мне?
- Да подожди ты, - радостно Федя говорит. - Завтра еще оперироваться, сегодня процедуры будут!
- А-а-а... Жаль!
Переоделся в больничную байковую пижаму, быстро отправился вслед за Федей в палату.
- Здравствуйте, - бодро говорю.
Молчат. Только кто-то стонет в углу, пытаясь для приличия перевести стон как бы в кашель. Вдоль кровати у него с двух сторон вставлены доски, только тонкий нос торчит между досками, как из...
Лег я на свою койку, долго неподвижно лежал, глядя в потолок. Потом появилась мужеподобная сестра, басом говорит:
- Брили живот? Идите брейте! За вас никто этого делать не станет!
В тускло освещенной уборной брил я живот и плакал. Жалко все-таки умирать.
Потом процедуры были. Потом вечер настал. То есть в городе еще, наверно, гуляют вовсю, а здесь тусклый свет, тишина. Сосед на ближней койке храпит, волны от храпа идут по одеялу!
Вдруг зажегся яркий свет, сразу вошли много людей в белых халатах.
- Что?! - Сосед встрепенулся.
- На операцию, - ему говорят.
- Как, прямо сейчас? Можно хоть домой позвонить?
- Нечего звонить, все будет нормально!
Переложили его на длинную каталку, увезли.
Долго я лежал в темноте, смотрел на светящиеся свои часы. Час минул... два... Может, в другую палату после операции его увезли?
Понимаю, что надо выспаться, а не могу. Тянется обрывками не сон, а какой-то бред.
... В глухой темноте и тишине я спускаюсь куда-то по ступенькам, и чей-то знакомый голос на ухо говорит мне, что вот получил новую мастерскую, но света в ней нет и окон тоже.
- Хочешь пощупать последнюю мою работу? - спрашивает он.
Вытянув руки, я начинаю двигаться во тьме, которая оказывается вдруг бескрайней, бесконечной!
- ... Сюда иди, сюда... - слышится голос все глуше...
Я проснулся весь в липком поту и вдруг увидел на соседней кровати Дзыню: он лежал прямо в костюме, в ботинках, закинув ладони за голову.
- Вот так! - хвастливо произнес он, повернувшись ко мне. - Говорят, трудно в больницу лечь, коек нет. А мне это раз плюнуть: захотел - лег!
И так же внезапно исчез.