Охотники за скальпами - Томас Рид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не обращая внимания на все мольбы Сегэна и его ласковые слова, она бросилась на колени перед стариком, обнимая его колени и прижимаясь к ним.
- О Боже, она не узнает меня! Дитя мое! Оставив испанский язык, он заговорил по-индейски, убеждая и умоляя ее:
- Адель, дорогая, дитя мое, я твой отец!
- Ты? Ты - мой отец?! Все белые - враги наши! Прочь, прочь от меня! Не прикасайся ко мне! Мой отец был великий военачальник, он умер. Солнце теперь мой отец, я - дочь Монтесумы. Я - королева навахо!
При этих словах в душе ее как будто произошла какая-то перемена. Она поднялась с пола, на котором стояла на коленях, пугливо пряча лицо, сразу перестала кричать и, гордо выпрямившись, решительно подняла на незнакомца свое прекрасное лицо.
- О моя Адель! - снова выговорил еще Сегэн. - Взгляни же на меня, неужели ты совсем, совсем не помнишь меня? Посмотри, вот твоя мать, дитя мое, взгляни на портрет своей мамы. Неужели и маму не узнаешь, не помнишь?
Он вынул маленький поясной портрет, писанный пастелью, и держал его перед глазами девушки. Она с большим вниманием вглядывалась в него, но заинтересовалась им только как диковинной вещью - глаза ее не выражали ничего, кроме любопытства.
Она совершенно забыла все, и отца, и мать; из памяти ее изгладилось всякое воспоминание о своем детстве, даже родной язык она забыла.
Галлер не в силах был удержаться от слез, когда посмотрел на лицо своего друга. Сегэн стоял среди окружавших его охотников, как человек, только что получивший смертельную рану, - онемелый, с истерзанной душой, с побелевшими, как полотно, щеками, с головой, бессильно поникшей на грудь... Галлер представлял себе безграничное страдание, нечеловеческую муку, которую должно было испытывать наболевшее сердце отца.
Долго простоял он так, не пошевельнув ни одним мускулом, весь во власти безысходного отчаяния, и не пытаясь больше подойти к своей дочери. Потом, со страшным усилием овладев собою, он глухо проговорил:
- Уведите ее отсюда. Выведите ее на площадь перед храмом. Нам здесь больше нечего делать.
Когда охотники удалились, уводя с собою дочь своего предводителя, Сегэн не сразу последовал за ними. Со страдальческим выражением лица Сегэн снова и снова обводил глазами место, в котором прожило долгие годы его бедное, дорогое дитя.
- Господи! - простонал он, заламывая руки и со страстной мольбой подымая глаза к небу. - Сжалься над нами, Боже милосердный, верни ей память!
И разбитый, измученный поплелся к выходу из проклятой пещеры.
XXII. Месть Рубэ
Бушующая непогода ожидала вернувшихся из "Эстуфа" охотников, вслед за которыми вскоре появился на площади и Сегэн. Он и раньше решил поспешить с отъездом, а изменившаяся погода заставляла торопиться и выбраться из города возможно скорее.
Черные грозовые тучи, нависшие над горами еще ночью, когда охотники располагались вокруг города, мчались теперь с бешеной быстротой над всей долиной, закрыв своей темной громадой даже самые низкие горы. Между вершинами то и дело сверкали молнии, и через короткие промежутки времени слышались оглушительные раскаты грома.
- Приведите мулов! - крикнул торопливо Сегэн и, схватив свой широкий плащ, накинул его на плечи дочери, тщательно закутывая ее, чтоб защитить от грозившего разразиться каждую минуту ливня.
Был дан сигнал, и вскоре мулы были проведены рядами через равнину под присмотром погонщиков.
- Разыщите и отберите все сушеное мясо, какое найдете в городе, и нагрузите его как можно живей!
Перед большей частью домов и по стенам их были развешаны запасы мяса, а также сушеных плодов, овощей и кожаных мешков, наполненных орехами пиний. Мясо вскоре поснимали, и кое-кто из охотников помогал погонщикам поскорее нагрузить его на мулов.
- Теперь, Рубэ, - обратился к старику Сегэн, - отберите по вашему усмотрению пленных, которых мы увезем с собой; только не больше двадцати человек, иначе у нас не хватит запасов для их прокормления. Выбирайте таких, которые представляют наибольшую ценность с точки зрения скорого и выгодного обмена.
Вслед за тем Сегэн отправился к обозу, ведя за руку свою дочь, чтобы усадить ее на одного из мулов. Рубэ же тотчас удалился для исполнения данного ему поручения и вскоре вернулся, выбрав из толпы и беспрепятственно уведя за собой кучку пленных. Она состояла большей частью из девочек и мальчиков, по лицам и одежде которых можно было заключить, что они принадлежат к высшей знати, как дети предводителей и знаменитых воинов.
Пленные были быстро размещены на мулах и увязаны, и все уже было готово к отъезду, как вдруг острый и опытный глаз Эль Соля заметил что-то вдали на горизонте; с громким криком подняв в этом направлении ружье, Эль Соль в тот же миг привлек к подозрительной точке внимание остальных.
Это был неприятель! Это были их преследователи!
Вдали, на западном крае горизонта, охотники могли различить сотни приближающихся по равнине темных фигур. Они были еще на огромном расстоянии, но опытный глаз горцев мог различить их с первого взгляда. То были всадники... То были индейцы... навахо! Они скакали полным галопом и, рассыпавшись по зеленой равнине, словно свора охотничьих собак, должны были в самом непродолжительном времени кинуться на охотников.
- На коней! - крикнул неустрашимый Сегэн. - Погонщики, вперед! Смелей, ребята, смелей!
Вмиг очутились охотники в седлах, обоз с пленными и запасом провизии погнали по направлению к лесу. Они намерены были отправиться через восточное ущелье, потому что возвращение по тому же пути, которым они прибыли, было отрезано. Рубэ была знакома эта новая дорога.
Так как копья дикарей представляли серьезную опасность только среди открытой равнины, то охотники могли бы успешно отразить их нападение и укрываясь за строениями города; но эта защита могла бы продлиться только до возвращения главного отряда. Когда все племя будет в сборе, всем до одного неминуемо придется погибнуть. Они это отлично знали, и, следовательно, о том, чтоб оставаться здесь, нельзя было и думать.
Сегэн стал во главе отряда, ведя рядом с собой мула, на котором была устроена его дочь. Все охотники и обоз следовали за ним по прерии без сохранения какого-либо определенного порядка.
Галлер был одним из последних, покинувших город; отъехав каких-нибудь сто шагов от городских стен, он вдруг услышал за собой страшный, пронзительный крик. Остановив тотчас лошадь, он обернулся в седле и озабоченно начал прислушиваться.
Неистовый крик повторился - и Галлер мог отдать себе отчет, откуда неслись крики.
На самой верхней крыше храма виднелись две борющиеся фигуры. Галлер узнал их с первого взгляда и сразу понял, что борьба там идет не на жизнь, а на смерть. По развевающейся белой одежде он узнал в одной из фигур старого шарлатана-жреца, а по грязно-серым лохмотьям одежды, по голым лодыжкам и плотно надвинутой на голову шапке можно было сразу узнать другого: это был Рубэ, безухий зверолов.
Борьба длилась недолго. Начала ее Галлер не видел, но сделался зато вскоре свидетелем ее конца. Едва он успел уяснить себе, кто были борющиеся, как увидел, что Рубэ подтащил своего противника к самым перилам, перегнул его своими длинными мускулистыми руками через край и взмахнул длинным ножом. Перед глазами Галлера блеснуло на миг лезвие, красный кровавый поток заструился по белой одежде индейца, руки его опустились, тело повисло, склонившись через перила, на мгновение метнулось в воздухе и с глухим стуком свалилось на нижнюю террасу.
Еще раз в ушах Галлера прозвучал тот же дикий, исступленный крик, и Рубэ исчез с крыши.
Содрогнувшись, потянул Галлер поводья и поехал дальше. Он знал от Сегэна, что эта кровавая расправа была уплатой по старому счету, осуществлением страшной клятвы, мщением - жестоким, но понятным.
XXIII. В лощине
Охотники въехали вскоре в сосновый лес и направились по индейскому пути вниз по течению реки. Ехали они с такой быстротой, какую только допускал шедший впереди обоз, и, проехав расстояние миль в пять, они очутились на восточном краю долины. В этом месте горы тянулись ближе к реке и образовали, как и на западном крае, долины, темную лощину, одну из тех, какие в Америке называются каньонами. Отличалось это место от западного тем, что здесь пролегала тропа не по обе стороны горы, а по самой лощине, вблизи речного русла.
Рубэ, хорошо знавший местность, рассказывал, что во время сильных ливней эта мелководная, речка превращалась в бушующий поток, заливающий всю лощину, и тогда вся долина становилась с востока совершенно недоступной в течение всего времени, пока не опадала вода.
Охотники вступили в ложбину, не останавливаясь, и помчались вперед по камням с такой быстротой, какую позволяло беспорядочное строение почвы. Высоко над ними вздымались крутые отвесные скалы тысячефутовой высоты; гигантские утесы нависли над водой, могучие сосны, росшие из каменистых расселин, простирали над ней свои огромные ветви, усиливая дикий характер мрачной окружающей природы.