Блог, или Роман на слабо́ - Сергей Николаевич Огольцов

темень, пока не упёрлись в невидимую, но ощутимую твёрдость карбоната кальция в знакомо вогнутой стенке.

Да, это она – Епифановна, вот и трещинка между створками, такая милая знакомая трещинка, куда глубже не всунуться даже мизинцем – сомкнула сука: точно дежавю!.

Так может он её и не покидал, а просто уснул в изнеможении? Может трахаться затылком – тоже снотворное? Два траха – нитразепам, шесть – зиноктин, захотел бротизолама – трахайся дальше и заработаешь глубокий сон длительностью в 8 часов…

Но трахаться для заработка это же проституция… ха! как будто землю копать или стоять у конвейерной линии не то же самое? тело своё не тратят? не делают того, что давно уже насточертело?. нет-нет-нет! мы честные давалки, на нас нет статьи в уголовном кодексе!. и завязывай влезать в скользкие темы, пока платформа не перекрыла твой акаунт…

Пальцы в испуге отпрянули к бороде.

Погоди-ка! А где же пистоль?

Нет пистоля, вместо него шерстяная ткань, плотная, но не драп, репс, наверное, в темноте не разобрать.

И волос нет, ну то есть, есть, но непривычно короткие, потому что разве преспоришь Майу…

стоп!. а кто такая Майа?. и с этого места поподробней, пожалуйста…

Ты это завязывай, мы тут не Кама-Сутру пишем, поднапряги свою мнемотехнику, только без рук, без рук кому сказано!.

В темноте прозвучал стон или два, неразбочивое: «о! Майа! ну ты и бля*дь! а! да! так! уихх!» Похоже на этом направлении амнезия отступила…

Да отступила, но снова встал вопрос: кто же я и откуда? И ещё дополнительный, но более важный – а как бы опять к Майе?

Думай… думай… «я» не к спеху, может подождать, кратчайший путь к Майе лежит через «откуда»…

Думай же, Нябадя, думай!.

Не понял! а кто такой Нябадя?.

Уфф! До чего ж с тобой всё сложно так!. ты что, английского не знаешь?. или тот вестерн с Генри Фондой не смотрел?.

В памяти всплывает интерьер лондонской таверны. Низкие потолки, факельное освещение, Крыс на полу, такие смешные штаны на нём – в обтяжку… пластинки смятых брыжей в брызгах крови на молодой небритой шее… черен кинжала торчит над правым глазом… контрольный, отписался поэт… но он ведь и сексотом ещё был, а?. ха! как будто кто-то не – ладно, проехали, а то публика заскучает, но знай: всё преходяще, кроме приходящих Муз… давай сначала…

Крыс на полу… вены в белках глаз всё бледнее… охранник Дона на подходе со стволом… дзиньк-брязг стекла… подхватываюсь с тротуара… и тут лишь догоняю смысл последних слов умирающего Крыса – «искеп!» кнопка в левом верхнем углу «клавы»… путь исхода, последняя надежда, когда завис в непроссыконе, когда непроходняк и невпротык… кнопка «искеп» или уж та, широкая, чуть придержал и – чёрный монитор, капец, отыгрался фраер…

Поток машин… он мне не может помешать… свист пуль, что вырываются из бороды… плевать! «искеп!»… локомотивом прущая стена навстречу… ИСКЕП!!!

Кромешность тесной темноты, где не видать ни зги наполнена глухим биеньем сердца—ду-дух! ду-дух!—что только что неслось в бегущем теле. Но как возможно это? Не спрашивай, а просто верь. Нет силы и мощи кроме как у Мнемотехники Великой и Всемогущей и Адреналин провозвестник Её.

Блиин! Вот влип! Так тесно тут и ссать охота, и что теперь делать – вспоминать памперсы детства? Но был ли памперс? был ли памперс? когда и сам не знаешь кто ты и имела ли мамочка мани-мани на памперсы, а и была ли мамочка вообще или ты просто подкидыш в лагерь для беженцев?.

Но это неважно, пока что. Сейчас надо понять почему…

никто никогда не поймёт почему, поскольку вопрос «почему?» не имеет ответа, точнее имеет, да только не один, а бесконечность в бесконечной степени, сам знаешь, и причиной чему угодно может проконать что угодно, даже отсутствие ухналя в кузне, так что пожуй бананчик и расслабься, а хочешь яблочком угощу?. глянь сочное какое, смакота! – Ѽ…

Опять за своё?. и когда уже от тебя избавлюсь?. что тебе других ракушек мало?. иди и шипи там по змеиному…

Ты сперва эту открой, потом уж говори «изыди!», склеротик грёбаный… да смотри не затягивай, а то дождёшься услыхать: «гряди, Нябадя!»

Ну почему, почему, почему ни одна машина его не сбила? Просто проскальзывали сквозь него. Или он проскакивал поперёк салона с водителем, а возможно и с пассажирами?.

Почему пули вылетали из его солнечного сплетения с приветственным «фють-фить!», не прожигая бороды, фактически, не разгребая её даже? Ведь так не бывает, правда же?

Тут что-то не то… нет, реально не то… налицо ползучая виртуальность… но кто?. мчащие авто, пули, стена или он?. кто конкретно был виртуален?.

Или же—и это ужасней всего!—что если всем скопом? …ну здрасьте-приехали, снова Матрица поконала, седьмой сезон, постыдился бы у Поляков списывать, Экибастузенко, и ведь мама у тебя такая хорошая, про паровоз поёт… упс!

Что?! проболтался, вражина?!.

Теперь знаю кто я – Иннокентий, Кеша, Кешенька родимый, а не какой-то там забугорный Нябадя!

Лихорадочно заработали мысли мчась всё быстрей, как белка в колесе своей клетки… у меня белка?!

Да погоди ты, не всё сразу, однако конечно раскрутишься…

эгей, залётные! скакуны мои вольные по степи единокровных калмыков!

Хоть немного ещё! Д’ пастаю! Нна край-уу!

И в рокоте ротора игрушки беличьей нарастает и ширится новый ритм, через марианские впадины безнадёги закадычный перепляс надежды бабки лошадок мохноного-чечёточно ужо выкадриливают да с притопом дробным вынаяривают:

Не осталось козырей в колоде игральной,

Их всех разом нынче бьёт туз мой виртуальный…

Ведь это так просто! Зачем он только мучил себя и Епифановну, чуть ли не по напрасну.

Крыс на прощанье подарил ему бесценную наводку, и он воспользовался ею, стихийно и интуитивно, сам ещё не зная, куда она ведёт…

В пылу всплеска эмоций, просто показать, что разгадал смысл бормотанья Крыса, орал он имя одной из 104 кнопок.

Одной, но самой важной для тех, кто рубит в виртуальности. Да той самой кнопки из трёх букв—вверху налево, под кодовым номером 27 (о! сколько смыслов в числе этом для сердца нумеролога слилось! И угадай которая проходит под номером 13? Ну ещё бы! А кто бы сомневался!)

Нябадя (тогда ещё не Иннокентий, тогда ещё невинно безграмотный) не ведая что творит, взывал «Искеп!» и был услышан и свершилось чудо!

Практически, чудо по плечу