Крымскй щит - Юрий Иваниченко

— Смотри-ка, даже бой краткосрочным определил… — без особого удивления отметил Фёдор Фёдорович и насунулся грудью на стол: — Ну-ка, давай подробнее. Что ты там вынюхал, следопыт?..

— Можно, я… — поморщился Серёга, показывая двумя пальцами по столу, что хотел бы пройтись.

Несмотря на совершенно снайперское терпение, с которым «Везунчик» мог часами лежать в засаде колода колодой, замаскировавшись, вот такое школярское сидение на лавке претило его живой натуре невозможно. Он и так егозил, подскакивал, будто его голым задом в крапиву умостили.

— Ладно, майся… — махнул рукой командир, зная такую Сергееву особенность. — Только руками не маши, сшибёшь чего-нибудь…

Он покосился на довоенный первомайский плакат в самодельной рамочке, заменявший в штабной землянке традиционный портрет Сталина — тот и сам по себе падал ни с того, ни с сего каким-то мистическим образом…

— Ребят наших я нашел лежащими на спинах, с горлянками, распоротыми от уха… — Сергей, поднявшись с лавки, мельком обернулся на Володю. — Ты бы вышел?

У Вовки в глазах снова возникла коричневая, как картофелина из золы, обугленная пятка Гошки с бело-розовой трещиной лопнувшей кожи. Горло словно сжал кто, пробуя миндалины гланд, но он отрицательно мотнул головой и даже нашёл в себе силы буркнуть с достоинством:

— Чего это?

Серёга пожал плечами и продолжил, меряя тесноту землянки шагами.

— На спине лёжа, как отстреливаться? А они лежали на спинах. И в горящем стогу не усидишь ни с какого перепугу, тем более что из шалаша того, то есть стога, выбраться запросто можно: головой боднул — и на свободе; а они, как лежали, так и…

— Може, их потим до нього вкинули? — предположил Тарас Иванович. — Вже вбитых, або безпамятных?

— И оружия не забрали?! — вопросом на вопрос ответил Сергей, вернувшись к столу из дальнего угла землянки. — Румыны, знаете, с автоматическим оружием не слишком жируют, а тут сразу два автомата — Гошкин «шмайссер» и ППШ Перетятько. Нашим «шпагиным», между прочим, и немцы не брезгуют… А они оба остались рядом с ребятами и притом опалённые, у пе-пе-ша даже приклад обуглился. А вот гильз, прошу заметить, рядом ни одной. А это значит, никто из шалаша не стрелял, и никто из карателей в огонь за автоматами не полез. А значит, заранее знали, паскуды, что живых в шалаше нет никого… Или им вообще не до того было…

Всё это Везунчик выложил резкой скороговоркой, нарубая факты ребром ладони, как воображаемую колбасу на карте района.

— Погоди, погоди, не части… — остановил его командир. — Очень серьезные обвинения выдвигаешь. Мало ли чего Мембетов пропал? Может, он в плену сейчас? Может, он на часах стоял, — не гуртом же они спать завалились?.. — возразил Фёдор Фёдорович не очень уверенно, с оглядкой на комиссара.

Тот пожал плечами и командир продолжил:

— И стоял как раз в тот момент, когда на костровую каратели наскочили. Может, он как раз и был тот единственный, кто успел отпор какой-никакой учинить? Ты ж сам сказал, бой там был.

— Был… — подтвердил Серега. — Только…

Он нетерпеливо пощелкал пальцами, будто ища чего-то и, заметив на краю топографической карты казанок с варёной картошкой, без смущения высыпал её на буро-зелёные разводы средней Бахчисарайской гряды.

— Бой был не фронтальный, лоб в лоб, а в несколько очагов! — растолкал Серёга картофелины по карте. — Так, так и так! Как будто… — он выразительно уставился в бревенчатый накат потолка с «летучей мышью» и паклей цветущего мха.

— Чего «как будто»? — недовольно буркнул Беседин, глядя на мокрые разводы и следы разваренного картофеля. — Как будто парашютистов сбросили, и румыны их поодиночке вылавливали?

Фёдор Фёдорович давно уже понял, к чему клонит Серега, но… «транспорта» с Большой земли не было со времени, как отряд Беседина немцы вытеснили со старой базы, да и с Центром связь установить не удавалось вторую неделю — полудохлые аккумуляторы едва брали Москву на приём. Потому, собственно, и отправили радистку на Кайтар-Даг, попробовать взять освобожденную Тамань «прямой наводкой» на УКВ… Гул самолёта и отдалённую перестрелку слышали, хотя точно определить, где именно всё это происходило, непросто — в горах ведь всё-таки. И так ли очевидно связаны между собой этот отделённый гул и стрельба, тоже сразу не скажешь.

— А что у нас там со связью? — обернулся Фёдор Фёдорович к своему ординарцу, хромому, но оттого ничуть не менее вездесущему Прошке Шилову.

— С Кайтар-Дага так никто ещё и не вернулся, товарищ командир! — отозвался Шилов.

Беседин забарабанил тупым концом карандаша по карте. Он и сам знал, что никто ещё не вернулся, — доложилась бы «рыжая» в первую очередь.

— Кроме проводника… — проворчал Фёдор Фёдорович. — Мембетова. И впрямь, наводит на размышления. Вернулся и снова пропал… Ладно.

Командир устало сдвинул папаху на затылок, вытерев лоб тыльной стороной ладони:

— Пока мы ни живым ни мертвым Рефата не видели… Он в конце концов к нам ещё в сорок первом прибился, когда его сородичи, кого наши не призвали, большей частью в каратели подались, а немец не отступал, как сегодня, а к параду на Красной площади готовился…. В общем, с приговорами спешить не будем. Война. Всяко бывает. А поступим следующим образом…

Беседин решительно сгрёб картошку с карты в казанок:

— Засрал карту, Чапаев хренов…

И продолжил, обращаясь к Сергею:

— Бери свою разведгруппу, разделитесь на тройки и проверьте все направления от «костровой»: вниз к реке, вверх на яйлу, от реки к деревне. Только на мост не суйтесь, там охрана. Так, полазьте вокруг, посмотрите подходы, постарайтесь найти следы — не оттащили ли фрицы кого-нибудь или чего-нибудь в Бахчисарай… Они редко когда от дороги в лес углубляются численностью меньше батальона. В общем, прочешите округу, но только аккуратно, — предупредил командир. — Себя без крайней нужды не выдавайте. Чем дольше немец не будет знать, что мы сюда перешли…

Перехватив скептическую гримасу Везунчика, Беседин повысил голос:

— Повторяю: «без крайней нужды»! То, что каратели наткнулись… или как там вышло… — запнулся он недовольно, — …на нашу «костровую», ещё не значит, что они обнаружили базу, а значит, только то, что надо немедленно привести весь личный состав в полную боевую готовность, усилить охранение и маскировку…

Это уже предназначалось ординарцу Прохору для передачи взводным.

— …И быть готовыми к тому, что каратели попрут прочёсывать лес в поисках отряда. Но помогать им в этом… — Фёдор Фёдорович Беседин вновь строго уставился на Хачариди. — Никак не стоит, ясно?

— Так точно! — козырнул Сергей. — Ясно!

— Ну и чего тебе «ясно»? — с сомнением уточнил командир отряда.

— Без «крайней нужды» в бой с противником не вступать!

— Хотел бы я знать, какая нужда у тебя «крайней» не считается… — буркнул под нос себе Фёдор Фёдорович.

— И надо срочно послать людей на Кайтар-Даг, — добавил Руденко. — А то что-то неспокойно насчет девчонки…

В горах источник звука определить трудно. Зародившись в одном месте, эхо много раз отразится от каменных стен и прокатится в провалах и скальных расселинах, прежде чем коснётся уха с неожиданной стороны. Вроде как сам оттуда пришёл только что и никакой паровой молотилки там не видел, а вот же… молотит.

Но Сергей Хачариди то ли с малолетства поднаторел в горных скитаниях (хотя какие там горы на Керченском полуострове, срам один), то ли уже в партизанском отряде, но, услышав прострекотавшую вроде бы буквально в нескольких шагах впереди, за скоплением ржавых зонтичных, автоматную очередь, даже не шелохнулся. Шёл как шёл, неся грозный свой пулемёт за ручку на ствольной коробке, как фотограф несуразный штатив погожим осенним деньком на пленэр.

Володька же, напротив, шарахнулся назад, едва удержавшись, чтобы не присесть в высоком сухостое, несломленном и нетронутом, словно гербарий между страницами энциклопедии, — низиной шли, ветра тут, видимо, и не бывало никогда.

Следом за очередью, словно стая ворон снялась — захлопали винтовочные выстрелы, а затем бухнула граната, и звук разрыва, незримо отскочив от серых утёсов, объявился справа и слева низины.

— Это внизу, в долине… — не оборачиваясь, бросил Сергей, услышав, наверное, Володькины метания позади себя на узкой тропке.

Тот в самом деле отпрянув, вломился в стоячее сено, словно в ворох старых газет.

«Внизу, в долине…»

И хоть эта отсрочка встречи с опасностью не особенно его, Володьку, приободрила, он развернул плечи, отряхнул цепкие семена со штанов:

— Я так и подумал!

— Я так и подумал… — то ли дразнясь, то ли случайно повторил Серега.

Вскоре действительно рыжие листья и сухие соцветья «гербария» расступились, будто осыпались, и открылась пейзажная панорама долины Коккоз, вернее, восточного её окончания.