Дар - Алексей Фурман

– Ну, коли так, – с улыбкой проговорил ведун, подстраиваясь под манеру разговорчивого ратника. – То уж и вы, люди добрые, меня господином не величайте. Потому как мое-то рыло от вашего недалеко ушло.

– Чего так? – с ехидцей осведомился самый «хлипкий» (всего-то на треть помассивнее ведуна) и, наверно, потому казавшийся самым молодым и сильнее других захмелевшим ратник. – Рыла, говоришь, у нас одинаковые? Да ты, часом, уж не родня ли нам?

Ратник широко осклабился и толкнул товарища в бок, предлагая вместе порадоваться удачной, по его собственному мнению, шутке. Товарищ с бычьей шеей и деревянным лицом шутку не оценил.

– Ну, родня не родня, а отец-то мой тоже землю пахал, – ответил ведун, подходя поближе.

– Да ты че? – непритворно удивился младший из ратников. – Ты и отца своего помнишь?

– Ну да, помню, – ведун удивленно повел плечами. – А чего ж мне его не помнить?

– Вот те раз, – не на шутку растерялся ратник. – А я-то думал, ведуны деток своих из глины пополам с медвежьим дерьмом лепят, да волчьей кровью оживляют. Через то у вас и сила такая, и гонор звериный.

Минуту ведун молча смотрел на знатока ведовского происхождения, не в силах подобрать ответных слов, а потом не выдержал и расхохотался. Ратники тоже засмеялись. Сначала тихо и неуверенно, а потом разошлись и заржали в голос. С окрестных березок испуганно порскнули в разные стороны мелкие пташки. Тот из ратников, который прятал за спиной баклагу, опомнился первым и тычками да страшным лицом привел в чувство остальных.

– Цыц, вы! А то враз сейчас стража набежит, проверить, с чего это вдруг здесь посреди леса такое веселье!

Ратники послушно присмирели.

– Ну а ты, раз не господин, может, не откажешься с нами медовухи отведать? Или ведуны хмельным брезгуют?

– Отчего же, – ведун с готовностью присел на траву рядом с ратниками. – Когда хороший человек да от чистого сердца предлагает, можно и выпить.

– Да не косись ты, Михай! – отмахнулся радушный ратник, доставая из-за плеча без малого полуведерную баклагу. – На всех хватит, а набираться до поросячьего визга нам сейчас все одно не резон. Так что помощь-то и кстати. Только уж ты, гос… Да, как тебя величать-то, коли не «господином ведуном»?

– Так зови просто ведуном, без господина.

– Добро, – кивнул ратник, разливая тягучую, золотистую жидкость по невесть откуда как по волшебству взявшимся глиняным кружкам. – Ты про то, что с нами тут пил, языком уж в замке не чеши. А то ведь воевода наш, он этого дела не одобряет. А нам без лекарства сейчас никак нельзя. Головушка-то после ночи, ох, как гудит!

– Гуляет, значит, деревня? – уточнил ведун.

– Гуля-а-ет… – со вздохом протянул ратник. – Не шибко весело, но… – он пожал плечами. – Раз жрец сказал «праздновать», куда ж денешься? Чтоб тут у нас ни творилось, а Богов невниманием обижать негоже!

Ратник заговорщически подмигнул ведуну, тот понимающе улыбнулся в ответ.

– Ильнар-то наш, конечно, не велел шибко расслабляться. Ну так ведь мы ему и не скажем?

– А коли он сам унюхает?

– Не унюхает, – успокоил ведуна ратник. – Нам по лесу до вечера мотаться. К тому времени весь хмель уж выйдет. Ну, давай, что ли – бери кружку. Уж не взыщи, гостей мы не ждали, так что пить будем по очереди.

– Да чего уж, – ведун лихо чокнулся с новоявленными собутыльниками и залпом осушил налитую чуть не всклень кружку. Ахнул, зажмурившись, как полагается, утер губы тыльной стороной ладони и поставил кружку обратно на тряпицу. Закусывать не стал.

Ратники внимательно проследили за гостем, и лишь убедившись, что тот выпил медовуху до дна, разом шумно выдохнули и припали к своим кружкам. Разливающий плеснул себе в освободившуюся посудину кружку и, чокнувшись с баклагой, выпил вдогон за остальными.

– И-эх, хороша! – он отставил кружку, и потянулся за луковым пером. Потом подхватил с тряпицы яйцо, ткнул в тупой конец толстым коротким пальцем, причмокивая, высосал содержимое и отбросил скорлупу в сторону. – Одно название – медовуха, а на деле-то, считай, раза в два покрепше обычной будет!

– Да уж, – усмехнулся ведун. – Знатный напиток. В столичных кабаках и то, поди, такого не сыщешь. Где ж такой берете в тутошней-то глуши?

– Да знамо где, – невнятно буркнул Михай, пережевывая изрядный ломоть хлеба с салом. – У деда Филимона, как и все.

– У Филимона? – бровь ведуна удивленно дрогнула, но вопрос он задал абсолютно равнодушным тоном. Так просто спросил, для поддержания разговора.

– Ну, да. У Филимона, – кивнул ратник. – Знатный дедок. Ему уж почитай в обед сто лет, а брагу да медовуху с каждым годом готовит все крепче да забористее. Ни у кого больше так не получается. Знает, поди, какой-то секрет колдовской. Но нам-то что, – с невинным (насколько смог изобразить) видом пожал плечами. – Жрец молчит, а раз нам самим доподлинно не известно, что медовуха колдовская, то и пить ее не возбраняется. Да что там! – ратник махнул рукой. – У Филимона, бывает, что и сам князь хмельное заказывает!

– Да ты что? – удивился ведун, поднимая заботливо наполненную кружку. – А я уж думал, в замке только Приморские вина и пьют.

– Пить-то пьют, да не только, – многозначительно заявил ратник, нетерпеливо блестя глазами. – Об этом, конечно, трепаться не полагается, но князь, он, бывает, по неделе из опочивальни своей носа не кажет. – Ратник подался к ведуну и закончил громким шепотом: – Горькую пьет.

– Заткнулся бы ты, Гнат, – посоветовал товарищу угрюмый Михай. – А то метешь языком, точно помелом. Хуже сраной бабы.

– Так, а че я? Я ниче… – Гнат стушевался и потянулся за очередным куском сала. – Все и так знают.

– Все, да не все, – проворчал Михай, покосившись на ведуна. – Ты, Федул, погоди пока молодому наливать, а то что-то совсем нашего товарища на жаре развезло.

«Молодой» Гнат – на вид ему было никак не меньше сорока – мрачно засопел, но смолчал. Ведун бросил на неразговорчивого Михая пристальный взгляд. Федул наполнил кружки. Чокнулись, выпили.

– Ты б закусил, мил человек, – посоветовал ведуну хлебосольный Федул. – А то у Филимона медовуха коварная: пока сидишь, вроде как трезвей жреца, а как встанешь – так и ноженьки не сдержат.

– Ничего, – усмехнулся слегка захмелевший ведун. – Как-нибудь сдюжу.

– Гляди, – покачал головой ратник. – А то как бы не пришлось нам на хребте тебя в замок волочь.

– Не придется, – успокоил его ведун, но краюшку хлеба все ж таки отломил.

Обиженный Гнат ожесточенно жевал жилистое сало. Михай прилег, опершись на локоть, глаза его постепенно закрылись, и он, отвесив сковородником толстую нижнюю губу, стал клевать носом. Потом голова его окончательно свесилась на грудь, и он, перевалившись на спину, засопел носом.