Вы меня слышите? Встречи с жизнью и смертью фельдшера скорой помощи - Джейк Джонс

Я уже объяснял, как я проник в эту профессию, пока никто не видел, как случайный турист, и все время ждал, что часовой из отдела кадров встанет у меня на пути, выставит мне навстречу руку и решительно покачает головой. Так же робко я продвигался вперед уже в рамках профессии: я незаметно крался от ничего не знающего практиканта с широко распахнутыми от удивления глазами до молодого специалиста с поразительными озарениями. А затем — мне казалось, я и глазом моргнуть не успел — я внезапно столкнулся с пугающей перспективой занять пост старшего специалиста в бригаде: того самого, кто на горьком опыте познал все премудрости и знает все кофейни в округе, того, к кому в тревоге оборачивается напарник, если на ЭКГ виден сбой сердечного ритма или если пациент делает что-то, чего не было в учебнике на курсах.

Я боялся не столько необходимости лечить пациентов с опасными для жизни заболеваниями или серьезными травмами, сколько вероятности, что у пациентов в организме может произойти какой-нибудь неведомый мне сбой, — как я это называл, «безграничного мира возможных биологических катастроф». Нет ничего невозможного в том, что состояние пациента может резко ухудшиться, а я этого даже не замечу: как я могу изучить все возможные сбои в работе сложнейшего организма в мире? Кто вообще в состоянии это все знать? Нам рассказывали о дыхательной системе, о системе кровообращения, об инфарктах, травмах, инсультах и прочем. Но что делать со всеми патологическими состояниями, на рассказ о которых не было времени? Возможно ли, что однажды какая-нибудь из более редких патологий приведет к катастрофе прямо перед моим носом, а я даже ничего не замечу?

* * *

Она выглядит так, как будто дышит через соломинку. Да, быстро, но дело не в скорости. Усилия — вот главный показатель. С каким трудом она дышит. Она сидит в кресле, наклонившись вперед, с широко распахнутыми глазами, и сосредоточилась на чистой механике. Она — как неутомимый атлет, и ее дисциплина — дыхание. Единственная забота ее организма сейчас — перекачивать чашку воздуха из одного места в другое.

Ее зовут Анна. Ей шестнадцать, и у нее астма. Она была на поле для спорта. Резко стало трудно дышать. Воспользовалась ингалятором, никакого эффекта — не больше, чем от бумажной шляпы в проливной дождь.

Я пробую пульс на запястье, изучаю лицо. Ее глаза пылают от ужаса, выразить который у нее не хватает дыхания. Моя коллега хватает небулайзер[14]. Боязнь задохнуться — это базовый, животный страх. Как клаустрофобия, но внутри тела. Я вытаскиваю стетоскоп и прослушиваю грудь. Да, есть свистящий хрип, но меня главным образом беспокоит, как расширяется грудная клетка. Каждый раз, когда девушка дышит, ребра поднимаются и опускаются, как будто давят на кожу вокруг них. Странное движение: как шажок назад.

Напарница поднимает глаза от кислородного мешка.

— Добавить «Атровент»?

— Обязательно.

Она добавляет лекарство в камеру, соединяет трубки, пристегивает маску. Кислород раздувает жидкость во взвесь, чтобы закачать ее Анне в легкие.

— Давай вытащим ее к машине. Потом гидрокортизон. Адреналин. И надо звать подмогу.

* * *

Набрать три девятки и вызвать экстренные службы просто, и это правильно. Никому не хочется искать телефонный номер, когда ребенок сотрясается в конвульсиях, или рыться в поисках ключей от машины, когда коллега потерял сознание и упал на пол. Экстренная помощь не была бы экстренной, если бы ради вызова надо было быть в лучшей форме.

Что происходит дальше? Кто-то отвечает на ваш звонок. Ваш адрес подтверждают и вносят вас в систему. Спрашивают, что случилось. Выясняют, что не так. Звонок определяют в соответствующую категорию. Теперь вы — один из вызовов на удержании, номер в цепочке номеров, цветная точка на карте. Вы существуете — или будете существовать, как только у нас появится свободная бригада для отправки по нужному адресу. Теперь ваш статус зависит от траектории вызова в пределах нашей диаграммы; срочность вызова определяется исходя из того, насколько точно он подпадает под ряд критериев.

Другой человек рассматривает вызов и передает его бригаде скорой помощи, если есть свободная. Иногда, если диспетчер считает, что пациенту будет лучше в случае раннего вмешательства, вызов передают специалисту на машине или на велосипеде. Очень редко выделяют вертолет. Бригада берет задание. Отправляется в путь. Медикам кратко пересказывают описание ситуации, которое дали во время вызова. Оно может быть точным или неточным. К моменту приезда медики уже представляют себе, чего ждать, и готовы взяться за дело.

Но иногда даже не нужно никуда звонить. Пациент случайно выясняет, что в его распоряжении уже есть бригада скорой помощи: через дорогу, за дверью, в другой квартире в том же коридоре. Происшествия, на которые бригады скорой помощи натыкаются случайно, иногда называют «попутный вызов».

— Что там за желтая машина?

— Доставка продуктов из «Моррисона»?

— Нет. Не поверишь — скорая.

Конечно, не все попутные вызовы связаны с тяжелыми экстренными ситуациями. Многие представляют собой что-то вроде рефлекторной реакции на большую желтую машину: примерно так же сглатываешь слюну при виде пончиков в «Теско» или хочешь писать у водопада. Во многих случаях оказывается, что они имеют очень слабое отношение к экстренным ситуациям. Но периодически оказывается, что какому-нибудь пациенту в критической и действительно срочной ситуации очень повезло — как сегодня Анне. В этих случаях время, необходимое на звонок по номеру 999 и разговор, может оказаться решающим.

От бригады скорой помощи, оказавшейся в нужный момент в нужном месте, требуется резкая смена темпа. Не было ни предупреждения, ни подготовки. Нет психологического разделения между самим событием и реакцией на него. Когда несчастный случай сваливается на бригаду без предупреждения, приходтся реагировать скорее инстинктивно. Если пациенту плохо, бригаде надо сразу вступать в игру. В один момент они почивали на лаврах и жевали овсяное печенье с шоколадным кремом, а в следующий момент на кону оказывается чья-то жизнь.

* * *

Анна, выпрямившись, сидит на каталке и на большой скорости едет спиной вперед. Ее глаза безмолвно умоляют о помощи, дыхание не успокаивается, плечи поднимаются и опускаются, поднимаются и опускаются.

Ее вдох — это волевой акт, как будто она пытается поделить воздух на дозы. Организм пытается ухватить побольше воздуха, но его некуда деть, она не может его выдохнуть. Она — как засорившиеся мехи, как бутылочное горлышко. Не судорожный вдох, но шепот. На выдохе ее губы складываются в маленькое «О», как будто она дует на горячий напиток, спеша на