Производственный роман - Петер Эстерхази

Товарищ Байттрок отворачивается от товарища Пека и подходит к товарищу Хорвату. Товарищ Хорват неторопливо берет в руки миниатюрное издание П. Дж. Проби. Рассматривает нацарапанные там числа. 240… 240… Да ведь это учетные ведомости, хлопает он себя по лбу. В главном штреке! Грегори Пек дрожит как осиновый лист. Байттрок двумя пальцами, как бы прихватывая кофейную чашку за ручку, вцепляется Грегори Пеку в рубашку у горла. Ах ты, выродок, недоносок! Товарищ Ивановпетровсидоров одобряет происходящее. Вы уж меня извините, но он — предатель51, и это еще мягко сказано! И все-таки он спрашивает начальника отдела поверх рубашки, которую только что хватали: Индийская? Где купил?

Однако Хорват не дает ответственности пойти по другому руслу. Он смотрит на часы, обиженно качает головой, и постепенно это передается другим, покачивание. Он поднимает руку, из руки струится свет, тьма отступает перед светом. Такое освещение хорошо, поскольку:

— достаточно ярко,

— световой поток распределяется в пространстве соответствующим образом (хорошо направленный свет, благоприятное воздействие света),

— хорош цветовой эффект,

— экономично,

— удовлетворяет эстетическим требованиям,

— безопасно52.

Миклош Хорват, продолжая качать головой, рассказывает: Ноги — важная часть тела. С ними нужно осторожно. Не дай Бог подвернуть итакдалее. Но если важны ноги, то уж как важны глаза? Иоганн Себастьян Бах, один из величайших музыкальных гениев мира, на закате своих лет совершенно ослеп. Но если Баху и его современникам приходилось слепнуть, то нам на сегодняшний день уже нет. Я порекомендовал своему другу купить дымчатый стеклянный абажур за 6.50, с ним он лучше будет видеть. Почему же я буду лучше видеть, говорит мой друг. Потому что сейчас свет попадает тебе прямо в глаза, говорю я. Это ничего не значит, говорит мой друг. Можно тогда поинтересоваться, говорю я немного резко, почему ты прикрываешь глаза ладонью, попав на яркий солнечный свет?

Друг ничего не ответил, но сразу же заменил абажур.

Свет струится. Опущенные головы поднимаются, слышатся счастливые возгласы. Наши друзья поднимаются с липкого линолеума пола, Томчани выбирается из-за папок Секретарь комсомольской организации благодарит всех за готовность помочь, многочисленные новые идеи, возникшую на местах инициативу, которая обеспечила деятельность по формированию обстановки и самовоспитанию и подала пример с. мышления перед лицом эгоизма, вещизма и обращенности в себя. Томчани склоняется над своим письменным столом. Он ищет что-то в справочнике по софтверу. Без пятнадцати четыре!54 И все отравляются: кто за ребенком в детский сад, кто играть в карты, кто по сердечным делам, кто приобрел билет на фильм «Рок-музыка прошлых лет», ну а кто просто собирается, а потом, поздним вечером, вернувшись домой усталый, как собака, обрушивается в большое кресло (с которого уже давным-давно исчезло пятно от малинового сиропа) и глотает виски безо льда, потому что не в силах доползти до холодильника, по соседству тихо бормочет ТВ, слышен чей-то смех, а он скинул ботинки и как раз разминает пальцы ног, когда, несмотря на темноту, замечает, что у него дырка на носке, и от этого вдруг выходит из себя, и, задавшись вопросом: хорошо ли это? — отвечает «нет», и винит в этом себя.

Янош Тобиаш чистит зубы, Тиби Тот подает Мэрилин Монро пальто. От девушки пахнет свежим кофе. Music Boy или Konzert Boy, настойчиво продолжает какой-то разговор Лайош Адам. Они совсем обнаглели; наверняка это Music Boy или Konzert Boy. Дядя Тиби нюхает волосы Монро. Он подмигивает, как альфонс, спереди ему, конечно, подмигивает Мэрилин. На это мой друг, польский еврей, говорит, говорит дядя Тиби Лайошу, а вообще-то он родился на «Лузитании» и даже не венгерский гражданин, на «Титаник» они опоздали, ёшкин кот, он на это говорит: что за вывернутый наизнанку мир55, в котором евреи воюют, а немцы делают бизнес. Гитлер проиграл войну, но выиграл мир. Они по очереди расписываются в листе Графика посещаемости. Лист в эргономических целях привит к стеблю эдельвейса. (Поднимает настроение трудящимся. Искусственное опыление эдельвейса производит Мэрилин Монро, краснея, как девочка.) Дети мои, работа — не кабак, чтобы навечно здесь оставаться, говорит Адам и выходит за дверь. Он спешит в детский сад за дочками; они у него однояйцевые близнецы. Одевает их совершенно одинаково. Андраш Бекеши подталкивает к Имре график. Ну же. Томчани смотрит на бумагу, на дружелюбное лицо Андраша и раздраженно требует, чтобы Бекеши сейчас же захлопнул проклятый График посещаемости, потому что он похож на вспоротый живот, и когда секретарь комсомольской организации, требуя объяснения, поднимает доброжелательно-асимметричные брови, добавляет: подписи — это кишки.56 57 58

Глава IX (или последняя), в которой товарищ генеральный директор поводит взглядом

Наше положение радужно. (Наше положение радужно. Наше положение радужно.) Есть перспектива и задний план. Кроме того, до нашего сведения доведено, что кафель в уборной превосходный, воздух чистый, здоровый; вода урчит, следовательно, цепь, состоящая из тонких звеньев, соответствует своему предназначению, и ее громыхание не может повредить нашим железным нервам. Шевеление галстука-бабочки оживляет наш внешний вид: двойной подбородок то вдруг исчезает, то появляется, как экономический шпион. Немудрено поэтому, что потоком к нам выносит одного из официантов, официанта. Он подбегает трусцой. (Не пытаясь дышать «по правилам».) Посылаем его к такой-то матери и тотчас же просим прощения и получаем его.

Смешно то, что у него тоже галстук-бабочка. Мы говорим ему об этом без напряжения. Ох, господин, вздыхает он серьезно, недисциплинированно. Советует выпить красного вина, превосходного урожая. Гранатовое «Вагуйхейи» побьет все вина Бургундии. Из него получается кровь, нейтрально говорим мы. Официант неправильно истолковывает нашу двусмысленную сдержанность. Этого не бойтесь, и он кивает. Для этого есть место. Мы заказываем Volnay Clos des Chênes 73-го года. Из того места, где должен находиться парадный носовой платок, мы достаем градусник. Он показывает 20 градусов. Должно быть 16 градусов, поэтому мы отсылаем его назад. Попытаемся еще. Из шампанского подают Moët amp; Chandon превосходный букет бледно-зеленого Chablis окутывает все волшебным туманом, белесый Château'd Yquem оставляет такое впечатление, будто пьешь тлеющие угли.

Ставим на большой серебряный поднос последний стакан. Угол, образуемый мизинцем и безымянным пальцем, действует успокоительно. Успокоение вызывает у нас улыбку. Нам везет: к улыбке не подобрать лица. На ином уровне власти выражаются так: повезло тому лицу, мы щелкаем пальцами: еще как повезло! Но если в этот момент бросить взгляд на руку, на безымянный палец, как раз соскальзывающий с большого, то можно забыть, о чем вообще шла речь, останется лишь отсутствие мотивов, раздражение. Над этим следует подумать; этим мы мало что сказали.

На праздник мы собираемся вместе. Ура. Вдохновляющие труды по его подготовке59 мы берем на себя. Добудем мирного неба, мягкого хлеба, чистой воды и устроим небольшую попойку. Мы бы хотели, чтобы уже на этой стадии цвет предприятия — партийные и хозяйственные руководители появились на месте действия все до единого, отдавая дань почтения. Мы бы хотели, чтобы от приветственных речей на глазах у присутствующих навернулись слезы, а после состоялось открытие какого-нибудь удачно вылепленного бюста. Возложение венков тоже было бы не лишним. Мы бы хотели, чтобы вслед за открытием памятника шло простое, товарищеское, протекающее в дружеском кругу, богатое застолье, где не ощущалось бы нехватки в тостах, в то время как смуглые ребята исполняли бы песни, одну красивее другой.

Хлопнув по заду проходящую мимо секретаршу, Мэрилин Монро, мы приглашаем к себе товарища Пека. Слушай, товарищ Пек Обращаемся к тебе, как товарищ к товарищу. Как товарищ к товарищу? Да. Мэрилин хохочет. Весело поет:

Товарищ, товарищ,Все равно тебе водить, товарищ.

Ай-яй-яй, но мы тебе прощаем. На обветренном лице Грегори Пека застыло внимание. Я сторонник разговоров начистоту, товарищ Пек.

Ты будешь барменом! Товарищ Пек вскакивает, мы ставим его на одну свою ладонь, указательным пальцем другой обнимаем за талию и так пускаемся в пляс!

Этот бармен,вот так штучка,просто класс,просто класс!

Товарищ Грегори Пек выходит из себя. Встает, засовывает руки в карманы и прислоняется к пепельнице на письменном столе. На секунду опускает голову, а потом, подняв ее, совсем другим голосом, тихо и очень серьезно говорит: я не знаю, кто это выдумал, а главное, кому есть и будет от этого польза! Особенно, кому будет! Одно знаю… землю раздавать — годился, создавать партию — годился, создавать колхозы, подписывать на мирный заем, ходить пешком в снег, в грязь, постоянно портить себе желудок холодной едой — годился. Теперь же — не годен стал60.