Катрина: Число начала - Алексей Кондратенко

– Да, конечно, – поправился я. – Мне все понятно, Катрина.

Наемница некоторое время еще повелительно смотрела на меня, потом заглушила мотор, повернулась к дверце и открыла ее.

– Смотри, жизнь твоя, не моя. Мне на тебя плевать, – сказала она, выходя под окрашенные красным светом неона струи дождя, более похожие на потоки крови.

Я вышел под холодные красные капли. Катрина стремительно спустилась по ступенькам к приоткрытой двери в подвал. Толчком ладони открыла ее и зашла внутрь.

Мы оказались в недлинном узком коридоре с тусклой лампочкой под потолком, не дававшей практически никакого освещения, под ногами потрескивала старая пожелтевшая растрескавшаяся плитка, со стен регулярно обсыпалась штукатурка. Помещение заполнял низкий гул музыки из соседних помещений. Впереди, возле двухстворчатой двери с облущенной синей краской, стоял крупный охранник с лысой головой, широкой шеей, в черной майке, обтягивающей его мускулистый торс, голову он держал ровно и не опустил ее даже на нас. Наемница подошла к нему.

– Юрий у себя сегодня? – требовательно спросила Катрина.

– Сегодня у него важная встреча, – пророкотал охранник. – Он слишком занят, чтобы принимать гостей, – он посмотрел Катрине через плечо, на меня, – и остальных, – добавил он.

– Знаешь меня?

– Простите, госпожа, я всего третью неделю здесь работаю и не всех еще знаю.

– Это кое-что объясняет, – проговорила Катрина. – А что за гости у Юрия?

– Он не посвящает меня в свои дела, – покачал головой охранник. – Сказал только, придут трое людей.

– Трое людей? – заинтересованно повторила Катрина.

– Да, – он помолчал. – Сегодня у нас отличные напитки. Народу много, хорошая музыка. Отдохните. Если Юрий освободится, я распоряжусь, чтобы вас предупредили.

Он вежливо открыл двери в залитый густым красным светом зал, где под шумный микс на песню Мерилина Менсона танцевала и буйствовала плотная бурлящая толпа. Некоторые одетые в дорогие вещи сочных темных тонов. На стройных телах переливались атласные сорочки, блузки, обтягивающие топы, кожаные брюки, кто-то в костюме, кто-то в вечернем платье. Другие же одетые проще, выглядели не менее ярко. Представители всевозможных субкультур, сидевшие возле стойки бара, ритмично качались на табуретах под грохочущие звуки музыки, стучали гриндерсами и мартинсами в такт мелодии, разделяли на дозы, закидывались и делились наркотиками. В углу в кабинках копошились обнаженные пирсингованные тела, связанные между собой черными лентами и не жаждавшие уединения. Они душили и истязали друг друга и наслаждались этим. Один из них вдруг устремил свой настойчивый высокомерный взгляд на меня. Я шел дальше. Некоторые из танцующих, казалось, находились в состоянии эпилептического припадка, а движения других были настолько откровенными, что несомненно, они занимались сексом прямо в толпе. Впрочем, на них никто не обращал внимания. Я находился в подлинном underground-клубе-притоне, где все было можно и все, что было можно – было бесстыдно.

Я никогда не ходил в подобные заведения, даже будучи подростком.

Катрина переступила порог. Оказавшись в красном свете, она коротко обернулась на меня.

– Не отставай! – громко, перекрывая музыку, чтобы я мог слышать, сказала Катрина и направилась вглубь зала, в массу танцующих посетителей, окунаться в которую я не горел желанием.

Но у меня не было другого выбора. Я поспешил за ней. Многие оборачивались, выворачивали шеи, следя липким взглядом именно за мной. Тощий лысый парень, порывисто танцующий на столике в одних кожаных брюках для девушек, сидящих за этим столиком, даже послал мне воздушный поцелуй, на что я отреагировал неприличным жестом. Лысый залился смехом, скривив рот, жирно обведенный красной помадой. Я прибавил шагу, чтобы догнать Катрину.

Она уже свернула влево, направляясь в соседний зал, где пространство по-прежнему тонуло в красном мареве, и растянулся вдоль стены еще один бар. Здесь возвышались три круглых подиума, на которых в столбах бледного белого света танцевали стриптиз очень молодые девушки, покусывая себя за запястья, размазывая собственную кровь по обнаженному мраморно-белому телу и получая от этого, судя по их виду, большое удовольствие.

В третьем, удаленном зале, отгороженном от второго широким тоннелем с низким сводом, танцевальная музыка стихала. На небольшую сцену с микрофоном вышел молодой человек в вейфарерах, с черными короткими волосами, уложенными иголками. В черной футболке с погонами на плечах, открывающей руки, полностью покрытые татуировками актов однополого соития, в синих расшитых узорами джинсах, на бедре блестела двойная металлическая цепь, и весь его торс был обмотан цепями. Как только заиграла музыка (все члены его группы вступили очень живо), он истерически заорал в микрофон так, что нельзя было разобрать ни одного слова. Его вопли плавно перешли в глубокий звериный рык, напоминающий тот, который я слышал от Катрины, только громче, затем это было уже демоническое рычание двумя голосами одновременно. Голоса современных рок-вокалистов не могли и сравниться с его мощным голосом. Вены и жилы на его шее вспухли, он продолжал кричать, рычать и буйствовать на сцене, ни на секунду не прерываясь, чтобы перевести дыхание. В толпе, собравшейся перед сценой, как полоумные кричали вслед за солистом, их била судорога, все прыгали, некоторые выли точно волки, другие истерично стонали и рыдали, еще одни стягивали с себя одежду, резали запястья и брызгали кровью на сцену. За столиком одна парочка положила себе на языки по лезвию для бритвы, и начали целоваться. За другим столиком девушка безудержно хохотала, глядя на своих двух подруг, которые по-очереди резали кинжалом свои тела и давали друг другу слизывать кровь и при этом тоже смеялись.

Все человеческое осталось за дверями этого заведения. Я почувствовал, как от этого всего к горлу подступает тошнота, хотелось уйти отсюда и не слышать жутких громких рычащих криков этого человека на сцене и толпы его фанатов. Все здесь было мерзким, давным-давно потерявшим человеческий облик.

Я оказался прав, не имеет значения, ад это или нет, здесь не лучше и не хуже. Я поспешил за Катриной, которой, судя по ее невозмутимому виду, здесь было совсем не противно находиться. Мы подошли к двери в конце третьего зала, возле которой стояли двое охранников в деловых костюмах поверх маек, спокойно взирающих на оголтелую толпу. Один, тот, что с короткой стрижкой и густыми бачками, скосил глаза на Катрину, потом перевел взгляд на меня и, уставившись в противоположную стену зала над нашими с Катриной головами, произнес:

– Юрий сегодня не принимает гостей.

Катрина изящным движением отодвинула полу плаща так, чтобы тот смог разглядеть оружие на ее бедре, и вопросительно посмотрела на него.

– Мне он всегда рад, – сладким голоском пояснила наемница.

На это среагировал второй охранник:

– У нас есть его четкие указания. Мы не можем их нарушать. Наказания слишком суровые.

Катрина усмехнулась.

– Вздор! У него же пока никого нет?

– Пока никого, – сказал первый. – Но могут появиться в любую минуту.

– Тогда скажи Юрию, что с ним хочет повидаться леди Катрина. Он меня примет, – уверила она. – И все останутся живы.

Первый охранник, помявшись на одном месте, подумав несколько секунд, кивнул и зашел в дверь позади себя. Из комнаты за дверью послышался чей-то крик, ругательства, потом дверь захлопнулась, и весь шум оттуда стих. Через некоторое время, на протяжении которого в меня словно нарочно несколько раз подряд врезались танцующие, вышел охранник, зажимая кровоточащую рану на правой кисти:

– Вы были правы, госпожа, он с удовольствием вас примет.

Высокомерно улыбнувшись, Катрина прошла в дверной проем.

Повернулась ко мне и коротко поманила рукой за собой.

Я зашел.

В этой комнате оказалось холодно и пахло, словно в склепе. Здесь, как и в залах, нависали кирпичные стены и невысокий сводчатый потолок. Здание явно осталось стоять со времен Восточной Пруссии.

На стене напротив входа в бордовых лаковых рамках висели черно-белые художественные фотографии, под ними стоял мягкий глубокий диван, достаточно модный, а потому не вписывавшийся в интерьер. Справа, в конце комнаты расположился стол, на котором лежали листы бумаги, документы, стояли два телефона и массивная бронзовая шкатулка. За столом высился оббитый красной кожей стул с высокой спинкой, его резные деревянные боковины спинки и подлокотники покрывала золотистая краска.

Конец ознакомительного фрагмента.