Истребивший магию - Юрий Никитин

Она сказала в тарелку:

— Глупости! Вот выйдем сейчас на улицу, сам убедишься.

После борща было жареное мясо только что со сковородки и с ароматно пахнущей гречневой кашей, а потом охлажденный в глубоком погребе компот из яблок.

Из-за стола поднялись настолько отяжелевшие, что Барвинок украдкой посмотрела на роскошно широкую кровать. Если волхв предложит отдохнуть после такой обильной трапезы, отказываться глупо, все-таки они не только что с постели, а проделали долгий путь, устали, как набегавшиеся волки…

— Ну вот, — произнес он с удовлетворением, — наконец-то закончили. Жаль, уже темнеет, а то бы самое время в дорогу.

Она поежилась, здесь так тепло и уютно, а за окном словно бы поплыл незримый туман, все теряет четкость, краски, становится серым и размытым, оттого опасным и пугающим.

— Что ты так рвешься в дорогу?

— Дорога, — ответил он нравоучительно, — это жизнь. Самая короткая обычно самая грязная, да и длинная немногим чище. Но идти надо.

— Какой ты скучный!

— И не остроумный, — согласился он. — Но вешаться пока не буду. И топиться.

Она не успела ответить ехидностью, он потянул носом, поморщился.

— Что тебе опять не так? — спросила она сердито.

— Свечи, — буркнул он. — Светильники с маслом надежнее. Слышишь, одна упала прямо на пол?

Барвинок насторожилась, тоже потянула носом, но запахи в комнате все те же.

— Не слышу.

— А она все-таки упала, — сказал он равнодушно. — Если не докатилась до ковра, ничего не случится.

Барвинок вскочила, распахнула дверь в соседнюю комнату и только там уловила слабый запах гари. Свеча в самом деле, выпав из подсвечника в стене, докатилась до ковра, там от нее тлеет краешек, несколько ворсинок уже ярко-красные, как накаленная проволока для кольчуги.

Поплевав на кончики пальцев, она прижала чадящий сизым дымком фитиль, тот зашипел едва слышно и стих, а она взобралась на сундук с погасшей свечой в руке, зажгла ее от второй, туго вбитой в заплывшую воском чашечку, другая лунка уже успела остыть, воска там почти нет, пришлось наклонить свечу так, чтобы воск покапал туда и чтоб его хватило для удерживания свечи, когда застынет…

Наконец, вдавив свечу в горячий воск основанием, она соскочила на пол и подумала, что в самом деле много суеты для тех, кому достаточно щелкнуть пальцами, чтобы во всем доме появился яркий свет.

Олег лениво рассматривал в окно дома на той стороне дороги, на лбу собрались глубокие морщины.

— Все наладила? — спросил он, не поднимая головы. — Молодец…

— Да уж не стала ждать пожара, — огрызнулась она.

— Его бы не было, — хладнокровно сказал он. — Свеча бы погасла, ковер от такой не загорится.

— Почему?

— Грязи слишком много, — объяснил он. — Ты к стенке ляжешь или с краю?

Она расправила плечи, так лучше видна ее изумительная грудь, и сказала грозно:

— Опять?

— Опять или снова, — ответил он рассеянно. — Всегда путался, как правильно?.. Это Таргитай чувствовал слова и так их прилаживал одно к другому, что сверкали — куда там самоцветам… А от меня этот дивный дар ускользает…

Она ощутила разочарование, он так легко менял тему, даже не ухватившись за прекрасную возможность поторговаться насчет постели, кому где и зачем, у нее на все случаи заготовлены хлесткие ответы, настолько отточенные, что… ну попадись, гад, попадись, пожалуйста!

Он все прихлебывал компот, откуда только и берется в его кружке, поглядывал в окно. Погасли огни уже во всех окнах домов на той стороне улицы, но Олег что-то выжидал, высматривал в темноте, а она уже извертелась на табуретке.

— Ладно, — сказала она наконец, — раз ты все не решаешься предложить мне спать на кровати, а сам ляжешь на полу, то я, подумав, принимаю твое твердое и такое благородное решение. Здесь два одеяла, но мне хватит и одного.

— Спасибо, — произнес он безучастно.

Она сказала с разочарованием, мог бы и побороться за место рядом с нею в постели, там трое поместятся:

— Отвернись!

Он спросил с удивлением:

— Зачем? Фокус покажешь?

— Никаких фокусов. Я раздеваюсь.

— А-а-а, — протянул он и уставился в окно, хотя и так сидел спиной к кровати. — Давай…

Глава 12

Она раздевалась медленно, но этот гад даже глаз не скосил, чтобы ее рассмотреть хоть мельком. Она разочарованно скользнула под одеяло и натянула его до подбородка. Оставалась надежда, что хотя бы попытается полезть к ней, и тогда она врежет, как она умеет, выскажет все, что думает о мужском хамстве, их надуманном чувстве превосходства…

Когда ее глаза начали слипаться, хотя старательно не давала себе заснуть, чтобы не пропустить момент, когда начнет укладываться на полу он сам, волхв вздохнул и поднялся, огромный и мрачный в пламени свечи.

Черная тень заметалась по стенам, прыгая с одной на другую и жутко изламываясь на потолке. Волхв дунул, пламя свечи испуганно присело к фитилю, в комнате стало темно, словно в наполненном угольной пылью подвале.

— Пора, — услышала она в темноте глухой голос, а затем тяжелый вздох, словно волхв очень не хотел того, что последует за этим «пора» или «надо».

Она проворчала:

— Конечно, давно пора спать…

По незаметному движению спокойного воздуха она ощутила, как он оглянулся в ее сторону.

— Ты еще не спишь, — раздался его тихий голос, — воробышек?.. Спи. А я пройдусь немного.

Она заставила глаза приноровиться к слабому лунному свету, попадающему краешком в окно. Олег, как облитый светящимся клеем, взял перевязь с тулой и колчаном стрел, лицо задумчивое, словно решает, брать — не брать, перебросил через плечо. Она, застыв от негодования, смотрела, как его руки подняли широкий пояс и застегивают на животе, два ножа в чехлах послушно заняли свои привычные места.

— Ты что задумал? — зашипела она.

— Надо пройтись, — сообщил он.

— Зачем?

— Не все здесь гладко.

— Но тебе какое дело?

— Мне до всего есть дело, — ответил он кратко.

— Почему?

— Это мои люди, — ответил он непонятно. — Это мой мир.

Она поспешно вскочила, уже не заботясь, что он увидит ее во всей ослепительной наготе, тем более что луна светит как раз на нее, но он все равно не воспользовался и даже не повел взглядом, вздохнул и пошел к двери.

Барвинок зашипела разъяренно:

— Погоди!

— Чего?

— Я иду с тобой!

Он проворчал:

— Не спится? Я недолго. К утру вернусь.

Она сказала рассерженно:

— Это и мои люди! И я не позволю тебе творить глупости в таком прекрасном месте среди таких прекрасных… даже прекраснейших людей!