Рыжая-бесстыжая - Галина Романова

– Не нужно думать, что я совсем дурак.

– А я и не думаю, – начала осторожно она. – Только твои последние слова… Они несколько настораживают…

Борис загадочно улыбнулся и провел мозолистой ладонью по изгибу ее тела.

– Не бойся меня. Просто привыкни, и все. Все остальное придет позже…

– Что?

– Любовь, Лизонька, любовь. Ты обязательно меня полюбишь, обязательно! А сначала начнешь уважать.

«Видала я вас всех, козлы поганые!» – рвалось с ее губ. Но язык предусмотрительно не шевелился.

Кто знает, чего можно ждать от этого парня… Может, действительно стоило поставить на него…

Лиза села на колени, включила ночник в изголовье и совершенно по-новому посмотрела на Бориса. Сильное тело труженика. Крепкие бедра. Некрасивые ступни и кисти рук. Такое же топорное простецкое лицо. Но… отбросив все это в сторону и углядев в его темных глазах какой-то невиданный доселе огонь, Лиза вдруг поймала себя на мысли, что привыкнуть к нему будет не так уж и трудно…

– Гмм, ты поедешь к Антохе с ребятами? – прокашлявшись, спросила она просто потому, что почувствовала себя вдруг донельзя раздетой под его таинственным взглядом.

– Наверное. Еще не знаю. Филон наверняка уже сам отдал распоряжения, я слышал, как он под дверью топтался.

– А утром куда-то там?..

– Да, утром непременно поеду. – Он сел и вновь привлек девушку к себе. – Только мы поедем чуть раньше, чем все остальные…

– Мы? – удивилась она и его словам, и тому ощущению, что возникало от его прикосновений.

– Мы, милая, мы… – Борис впился губами ей в шею и застонал. – Я снова хочу тебя, Лизонька. Ну иди сюда, чего ты упираешься?

– Подожди, Борь. – Лиза отстранилась и с подозрением посмотрела на молодого парня. – Что все это значит? Почему мы поедем вместе, да к тому же еще раньше всех?

От неожиданно встреченного сопротивления он досадливо поморщился.

– Я же тебе сказал: больше я тебя никуда от себя не отпущу! Ты все время будешь со мной, как иголка и нитка! А раньше там нам быть необходимо по одной простой причине…

– Какой же? – Ситуация переставала ей нравиться не столько тем, что Борька вдруг проявил отвратительные черты феодала-собственника, сколько двусмысленностью и какой-то угрожающе опасной неизвестностью. Она стукнула кулачком в его волосатую грудь и капризно потребовала: – Коли мы с тобой нитка с иголкой, то давай не тяни и выкладывай: зачем тебе туда нужно? Кто там тебя ждет и зачем?

– Ишь ты, какая кошечка! – Ее надутые губки и недовольно прищуренные глаза лишь позабавили его. Он подмял девушку под себя и жарко зашептал на ухо, урча, словно здоровый котище. – Бей меня, царапай, все равно уже никуда не вырвешься. Ух ты, сладкая моя!

Лиза откровенно запаниковала. Этот огромный мужлан напрочь подчинил ее себе, не испросив разрешения! Если ему хочется под пули лезть, то ей по этой жизни еще шагать и шагать вживую.

– Я не хочу умирать, – пискнула она, задыхаясь от тяжести его большого тела.

– Почему ты должна умереть? – сразу насторожился он, прервав свои методичные телодвижения. – Кто тебе угрожал?

– Ну… – Она провела пальцем по его щеке, изумляясь тому, сколько нежности вдруг оказалось в этом жесте. – Там, куда ты меня повезешь, может быть опасно. Вдруг там начнут стрелять. Представляешь, мы подъезжаем, а нас встречают автоматами…

– Глупыш, – он ласково чмокнул ее в нос. – Нас не встретят автоматами, поверь. Нас встретят пирогами.

– Да?! И кто же там живет?

Наслаждаясь неповторимостью момента, Борис нежно обцеловал обе ее щеки и лишь затем благоговейно выдохнул:

– Там живет моя мать…

Глава 17

Как только за Лизкой закрылась дверь, Атаманов впервые по-настоящему запаниковал. Круги по воде пошли совсем нешуточные. И это его гребаное дело, поначалу воспринятое им как забава, по всей видимости, обернется для него с поганой стороны. Расследование ему было велено свернуть, ответов на вопросы он так и не получил, он поначалу думал, что это ему и не нужно. Деньги заплачены неплохие, вот он и успокоился…

Что там эта сучка-то прошелестела напоследок? Девочку разыскать, кажется. Не мешало бы, конечно, да как бы снова не ворваться куда-нибудь…

Атаманов лихорадочно размышлял, попутно собираясь в дорогу. Дорожная сумка вместила в себя пару джемперов, носки, футболки, смену белья да джинсы и пару кроссовок. Кто знает, когда придется вернуться. Покойная матушка любила говаривать: «Едешь на день, бери на неделю…» Деньги, лицензию частного детектива и оружие Антон рассовал по карманам джинсовой безрукавки. Хотел было прихватить и еще один маленький пистолетик – трофейный, оставшийся у него после одного из громких дел, но потом передумал. Игрушка получена не совсем официальным способом, разрешения на него не имеется, так что лучше не рисковать. Лежит он себе и пусть лежит до поры до времени.

Все, со сборами покончено. Теперь присесть на дорожку и в путь. Последний обещал быть долгим. То место, где он собирался отсидеться, располагалось аж в четырех сотнях верст от его города, а если еще Настьку навестить…

При воспоминании о ее потерянном взгляде Атаманову сделалось неуютно. Что бы он ни говорил Елизавете, что бы ни пытался вдолбить себе в голову, девочка не могла не затронуть его. Да, разозлился на нее за то, что поперлась с Мельником в ресторан, а с ним вообще отказалась выпить. Да, не верил ей до конца. А как верить, если все таким бедламом представлялось. Да, решил плюнуть на нее вместе со всем отсюда вытекающим, но не признаться себе в том, что на душе не было покоя, он не мог.

В конце концов, заехать навестить хитрую старую бестию, что так виртуозно пыталась обвести его вокруг пальца, не составит для него большого труда. Будет даже интересно понаблюдать, как она будет изворачиваться, пряча девушку у себя…

Квартиру он покинул со всеми мерами предосторожности и лифтом не поехал. А ну как Филон уже своих ребят успел к нему прислать. В том, что те его обязательно навестят, он практически не сомневался. Это был лишь вопрос времени.

Лестница черного хода почти не освещалась, и идти по ней, невзирая на присущую ему смелость, было занятием малоприятным. Сразу вспомнилось, как вместе с Настей тащил по ней тело Мельника. Кто бы мог подумать тогда, что он увязнет во всем этом по уши. Воистину, ни одно доброе дело не остается безнаказанным…

Осторожно приоткрыв дверь, Атаманов выглянул на улицу. Вроде чисто. Кроме его машины, притулившейся, как всегда, у дверей мусоросборника, транспорта не наблюдалось. В который раз испросив у провидения себе удачу в союзники, он медленно выехал со двора. Теперь за город на шоссе, а там до деревушки Митягино километров сорок. По грунтовке от нее еще версты три до нужного хуторка. Во всяком случае, так ему указывал путеводитель…

В России две беды – дураки и дороги. И если от общения с первыми себя еще можно как-то попытаться уберечь, то избавления от второго нет и не будет.

Плутая грунтовыми дорогами и развилками, подпрыгивая на каждой второй кочке и проклиная на чем свет стоит российское бездорожье, Антон мало-помалу приближался к цели своего путешествия. В предрассветной темени, попрятавшей все звезды разом, уже мерцал где-то впереди гостеприимный огонек затерявшегося в Центральном черноземье хуторка. Заслышав минут через пятнадцать заливистый собачий перебрех, Атаманов воспрянул духом.

То-то удивления будет у училки, когда он заявится нежданно-негаданно. От предвкушения ее изумления (а может быть, и радости) Антон слегка улыбнулся. Ну и пусть себе недоумевает. Авось он сумеет что-нибудь сбрехать об истинной цели своего визита. Но оставлять ее без присмотра у чужих людей ему что-то больше не хотелось. Кто знает, что здесь за хрычи. Может, и двигало той выкрашенной в ядреный цвет бабуленцией благородство, но только как надолго его хватит…

Фонарь на высоком телеграфном столбе раскачивался от легких порывов ветра, издавая положенный в таких случаях жалобный стон. В прыгающем из стороны в сторону отсвете вырисовывались силуэты трех бревенчатых построек, обнесенных двухметровым частоколом, двухэтажный дом и широко распахнутые ворота.

Последний фактор не мог не насторожить. Какому, интересно, идиоту понадобилось обносить двор высоченным забором, если он решил оставлять на ночь незапертыми ворота…

Отогнав машину подальше от блуждающего света фонаря, Атаманов заученным жестом вооружился и, сняв пистолет с предохранителя, пошел по направлению к дому. Мерзкое чувство, привычно именуемое человечеством предчувствием, начало обсасывать его внутренности, доводя до дрожи в коленях и пальцах рук.

Ведь не был же дураком, почуяв подвох в словах заказчика, так нет же: тривиальная алчность, видимо, возобладала в тот момент над профессионализмом. А ведь лучшего сыскаря, чем он, в городе вряд ли можно было сыскать. Чувствовал, что за всем этим кроется что-то поганое, а позволил себе расслабиться…