История странной любви - Лариса Райт

– Чему быть, того не миновать, – ответил он своим размышлениям в очередной раз и тут же услышал:

– Вы о чем, Борис Антонович? – Тонкий круг теста обвис на пальцах Пети.

– Я? – Борис задумчиво посмотрел на подчиненного. – Да, собственно, обо всем.

День вертелся обычной каруселью.

Отправить скатерти в прачечную, выразить почтение поставщикам, провести пару собеседований (подходящий кандидат для приготовления блюд из рыбы так и не нашелся), попытаться вникнуть в бухгалтерию – смотреть с умным видом в документы и благодушно кивать или расстроенно качать головой, в зависимости от того, какие цифры озвучивает бухгалтер Раиса Николаевна. Отчеты вкупе с налогами давались Борису с трудом. Именно их он и боялся, постоянно откладывая открытие собственного ресторана. Когда-то рискнул поделиться своими страхами с Викой. А она…

Нет, на смех, конечно, не подняла, но искренне удивилась. Спросила изумленно:

– А чего тут бояться?

– Так я же ничего в этом не понимаю!

– Ну и что? Человек с мозгами во всем может разобраться.

– Ты так спокойно об этом говоришь! Неужели сама ничего не боишься?

Она тихонько засмеялась, обняла его, зашептала в ухо:

– Я, Боренька, много чего боюсь. Но вот новых знаний – нисколечко! Если захочешь, я даже за тебя смогу разобраться во всех этих циферках. Буду твоим бухгалтером.

Он тогда почему-то обиделся. Молодой был, дурной. Неприятно стало, что она такая бедовая, а он на ее фоне – трус. Разомкнул ее руки, отстранился, пробурчал:

– Сам как-нибудь…

А она и не стала настаивать, сказала только:

– Сам – так сам. У тебя получится.

И у него получилось.

Конечно, отчетность не была его коньком, но все же некоторое представление Борис, как любой грамотный руководитель, о налоговом законодательстве имел и уделял (хоть и с неохотой) должное внимание бухгалтерии. После общения с Раисой Николаевной он, как правило, чувствовал себя абсолютно опустошенным. Ему казалось, что все окружающие видят, как его волосы буквально дымятся, как дергаются губы и как криво висит галстук, узел которого он по привычке теребил, когда находился в некомфортной для себя обстановке.

Сегодня, к счастью, Борис был без галстука. Голубой пуловер с большой белой вставкой эффектно сидел на его еще неплохой фигуре, модные джинсы обтягивали все, что нужно обтягивать, лицо украшала дорогая оправа очков. Волосы (без каких-либо следов пожара в голове) лежали в безукоризненной салонной стрижке, а губы не дергались и не шептали проклятия – разговор с бухгалтером вышел коротким и безобидным. Именно поэтому молоденькая официантка Наташа и рискнула обратиться к начальнику. В противном случае она бы, конечно, не подошла. Позвала бы менеджера зала, но он, как назло, куда-то запропастился, или вызвала бы начальника смены. Она как раз и направлялась на кухню, чтобы это сделать, но столкнулась с директором, который, находясь в благодушном настроении, ей улыбнулся, а у Наташи как-то само собой вырвалось:

– Там… – она махнула рукой в сторону залов, – там вас спрашивают.

«Экспертов вчера не было, они пришли сегодня, и все пойдет прахом», – у Бориса внутри все похолодело, он еле разжал губы, чтобы спросить:

– Кто?

Наташа недовольно передернула плечами, выражая свое отношение к требовавшей Бориса персоне, и доложила:

– Какая-то дама.

– Дама? – Борис оживился.

«Слава богу, не эксперты! А кто? Ой, так это, наверное, Машка приехала. Наташа новенькая – Манюню никогда не видела».

– Ну да. Она тут еще вчера вас требовала.

Борис смутно припомнил разговор с Костей. Кажется, речь шла о десертах. Придется пойти, объяснить этой шпионке, что он – владелец бизнеса и не собирается раскрывать своих секретов конкурентам.

– Пойдем, – сказал он Наташе и решительно направился вслед за девушкой.

У входа в античный зал официантка остановилась и, прежде чем выпорхнуть из-за тяжелой золотистой шторы, отделяющей это помещение от других, пояснила начальнику:

– Она за двадцатым столиком.

Он коротко кивнул, Наташа открыла штору, проскальзывая в щель. Этой щели Борису оказалось достаточно. В зал он не вышел. Застыл, как юнец у замочной скважины, приникнув глазом к малюсенькому зазору в занавесе.

Не может быть! Это невозможно, невероятно!

Хотя – что же тут невозможного? Всегда есть вероятность встретить того, кто живет с тобой в одном городе. Особенно если ты хочешь его встретить. Или наоборот – не хочешь?

Но если нет, то почему так заколотилось сердце и откуда эта неожиданная испарина на висках и ладонях?!

От неожиданности? От страха? От смущения? Или от того, что вдруг осознал, как сильно хотел этой встречи, как надеялся на нее? И это понимание теперь и волнует, и пугает, и даже… даже радует его, черт побери!

– Жив, курилка! – пробормотал Борис, стоя за шторой и рассматривая женщину за двадцатым столиком.

Это была она.

Нет, не постаревшая – но повзрослевшая. Из образа исчезла юношеская небрежность. Каждая деталь туалета была тщательно продумана. Кремовая шелковая блуза заправлена в юбку-карандаш на два тона темнее. Ноги украшали замшевые сапоги того же оттенка, что и юбка. На вороте блузы блестела какая-то брошь, в ушах, насколько он мог увидеть с такого расстояния, посверкивали небольшие серьги. Волосы не раскиданы по плечам, а лежат на них так, будто каждый локон знает отдельное, отведенное лично ему место.

Женщина курила, отвернувшись к окну.

Борис почувствовал угрызения совести. Это он, идиот, пристрастил ее к этой дурацкой привычке. «Ну, ничего, – пронеслось в голове, – теперь вместе бросим». Мысль была неожиданной. Самым удивительным в ней было слово «вместе». Когда он думал о бывшей жене, ему никогда и в голову не приходило, что они могут начать все сначала. Да и, честно говоря, никакому здравомыслящему человеку, который знал, чем все закончилось, и не могло прийти. Но надо же – вот увидел ее, и вдруг промелькнуло. Такая смелая мысль! К чему? Откуда?

Ведь он стоит за занавеской, как школьник, и чувствует, как трясутся поджилки, и не решается выйти из своего укрытия…

С другой стороны зала на пороге возник Солоницын. Едва завидев его, женщина за столиком затушила сигарету и призывно подняла руку. Солоницын поспешил к гостье. Она говорила достаточно громко:

– Послушайте, любезный, я прихожу сюда уже второй день подряд, трачу свое время на поиски человека, который даже не потрудился мне перезвонить. Или вы не передали визитку?

Солоницын говорил чуть тише, но слова все-таки долетали до Бориса: Вадим заслонил своей спиной штору так, что Борис рискнул немного увеличить щель:

– Я передал, как вы просили, но я же не могу заставить человека позвонить.

– Если бы вы могли понять, я бы вам объяснила, что заставить можно кого угодно сделать что угодно.

Борис еле сдержался, чтобы не расхохотаться. Она нисколько не изменилась. Такая же самоуверенная, амбициозная и несдержанная. Стерва, в общем, как сказали бы многие. Но зачем называть женщину стервой только из-за того, что она прекрасно выглядит, говорит, что думает, и при этом нисколько не заблуждается в своих высказываниях?! Кто, как не она, заставил-таки Бориса открыть ресторан?

Конечно, она об этом не знает, не подозревает, но сколько лет он вел да и продолжает вести с ней мысленный диалог. Она ушла, а он все пытался доказать, все стремился убедить ее… Нет, не ее (она ведь ничего не знала) – себя в том, что он все сумеет и без нее. Наперекор судьбе, назло. Вот только кому назло?

Вика продолжала отчитывать Солоницына:

– Видимо, вчера я была не слишком убедительна, раз вы не нашли подходящих слов, чтобы внушить вашему повару позвонить тому, кто в нем заинтересован.

– Видите ли, – судя по голосу, Вадик расплылся сейчас в одной из самых едких своих улыбочек, – этот повар – мой начальник. Так что – не по чину мне его в чем-либо убеждать.

– Видите ли, – она одарила Солоницына не менее дерзкой ухмылкой, ничуть не смутившись от упоминания о начальнике, – если бы вы озвучили своему начальнику, что визитку ему передала не миловидная блондинка, а деловая женщина, он бы, как успешный, насколько я вижу, – она обвела заполненный зал красноречивым жестом, – бизнесмен, не преминул воспользоваться возможностью и, по крайней мере, полюбопытствовать: кто и зачем интересуется его профессиональными качествами?

– Но я… – попытался оправдаться Солоницын, а Борис снова засмеялся за шторой.

Если Вика начинала отповедь, остановить ее мог разве что метеорит, свалившийся к ногам. Да и то – лишь потому, что стал бы более интересным явлением, чем возможность указать проштрафившемуся на его ошибки. Когда-то эта ее черта его забавляла. Особенно если учесть, что он к моменту их знакомства был намного более состоявшимся человеком. Молодым, конечно, но все-таки уже не студентом. Он часто говорил ей: