Игра во мнения - Полина Дашкова

Но беда в том, что она напрочь забыла название станции, на которой следовало сделать пересадку. Сквозь толпу она попыталась пробраться к схеме и не сумела. Чей-то острый локоть больно врезался в бок, кто-то наступил на ногу.

– Женщина, ну куда ты лезешь? – рявкнул хриплый мужской голос у самого уха.

«Куда я лезу? Я схожу с ума. Вру самой себе. Никакой не сон. Все было. Палатка с тараканами, бархатный очкарик, кудрявая старуха. А денег у меня ни копейки. Единственное, что остается, – сказать дома, будто обокрали. Пожалуй, поверят. Но самой себе я этого никогда не прощу».

В лицо ей пахнуло перегаром, таким крепким, что стало трудно дышать. Слезы потекли по щекам, она испугалась, что заметят. Стыдно взрослой женщине плакать в общественном месте. Но никто не заметил.

– Поезд дальше не пойдет, просьба освободить вагоны.

С переполненной платформы ее вынесло на эскалатор, потом в трубу перехода. Она искала глазами какой-нибудь указатель, схему или хотя бы человеческое лицо, к которому можно обратиться с вопросом. Но слезы лились, и глаза ничего не видели. Опять эскалатор. Тяжелые двери. Холодный, влажный воздух улицы.

«Надо просто немного погулять на свежем воздухе, – сказала себе Наталья, – когда вокруг такая толчея, голова совсем не работает. Чтобы успокоиться и прийти в себя, надо продышаться, побыть одной».

С шумного проспекта она свернула в первый попавшийся переулок, спокойный, почти безлюдный. Здесь были старые доходные дома, с лепниной, с кариатидами и львами у подъездов. Вдали, сквозь пелену слез, маячила чугунная ограда какого-то заманчивого бульвара, где можно посидеть на лавочке. Наталья пошла вперед по узкому тротуару. Она постоянно натыкалась на машины, сверкающие, нарядные, припаркованные так тесно к домам, что невозможно было пробираться сквозь их строй. Одну, серебристую, Наталья задела сумкой. Роскошное чудовище завопило, грозно и оглушительно. Наталья вскрикнула, шарахнулась прочь, на проезжую часть, побежала, заскользила на банановой кожуре, потеряла туфлю, и тут же все потонуло в сумасшедшем визге тормозов, грохоте, звоне разбитого стекла. Переулок закрутился пестрой каруселью. Вверху, высоко над головой, мелькнула чугунная ограда бульвара, и сквозь нее глянули выпуклые белые глаза кариатиды.

Полковник Попов еще из коридора услышал мелодию своего мобильного. Он ходил к начальству, докладывал о расшифровке игровой программы, о том, что практически удалось доказать ее мошеннический характер, но вместо поздравлений выслушал очередную порцию претензий. Чем он, трам-пам-пам, так упорно занимался уже четыре года? Упорство его, трам-пам-пам, тупое, бессмысленное, ослиное. От этого только сплошные неприятности и никакого толку.

Начальство получило очередную официальную бумагу, коллективное письмо, подписанное государственными чиновниками, политиками, крупными бизнесменами и прочими серьезными людьми. В письме выражалось недоумение. Почему наши правоохранительные органы, вместо того чтобы ловить преступников, мешают развитию свободного предпринимательства, тем самым попирая основы молодой демократии и права человека? Игорный бизнес существует во всех развитых странах на совершенно законных основаниях. Но почему-то у нас к этому относятся, мягко говоря, предвзято, преследуют порядочных, энергичных людей, тех людей, которые способны обеспечить стабильное будущее нашей измученной родине, дать России шанс стать полноценной богатой державой. Преследуют только потому, что они успешны и талантливы, то есть, проще говоря, из зависти? Ведь известно, как мизерны милицейские зарплаты. Или за этим кроется грубая корысть? Желание урвать себе незаслуженный лакомый кусок от чужого успеха? Владельцы сети компьютерных игр честно платят налоги, занимаются благотворительностью и никоим образом не нарушают Закон.

Ну и далее в том же духе.

Телефон заливался. Полковник прибавил шагу, почему-то стал волноваться и не сразу открыл кабинет.

– Анатолий Сергеевич, тут у нас ДТП в Старопечатном переулке, – услышал он задыхающийся, возбужденный голос одного из своих наружников, – думаю, вам надо срочно выехать, это совсем недалеко.

Через три минуты полковник Попов уже мчался в своей служебной машине с мигалкой к Старопечатному переулку. Наружник, который ему позвонил, был в группе, занятой наблюдением за великолепной троицей. Он называл их «ВВМ»: Вадик, Валера, Михля. Он знал о них все и не мог зацепить, не мог ничего доказать. То есть существовало множество известных вариантов с подкинутыми наркотиками или оружием, но полковник был достаточно опытным человеком, чтобы понимать: с этими ребятами такие номера не пройдут. И не стоит поддаваться соблазну. Они наймут отличных адвокатов, устроят настоящий эпистолярный дождь, письма и звонки ПОСЫЛАЮТСЯ с самого верха, развернется оглушительная компания в прессе. «ВВМ » выкрутятся, а он, полковник, окажется в полном дерьме, и сам же будет виноват, как та провинциалочка в розовом плаще, как тысячи людей, ограбленных добровольно, вполне законным способом.

Впрочем, в отличие от них, он действительно будет виноват, поскольку нельзя идти на подлость, даже если у тебя самые благородные цели.

На повороте машину полковника обогнала «скорая». Сирена оглушительно орала.

«Неужели сбили кого-то?» – подумал полковник и поймал себя на том, что радуется такому жуткому предположению. Вот ведь до чего довели, гады!

В переулок он въехал вслед за «скорой». Квадратный, черный, похожий на катафалк джип стоял поперек проезжей части. Морда его размозжилась о бетонный столб. Крыша была усыпана осколками уличного фонаря. Сигнализацию заело, и машина выла, как раненый зверь. Сквозь затемненные окна не видно, что там, внутри салона. Рядом, перегородив узкий переулок, стоял красивый разрисованный фургон с надписью «Лучшая итальянская сантехника». Водитель в форменном зеленом комбинезоне курил возле открытой дверцы кабины и громко, безнадежно матерился.

Вокруг было полно милиции и зевак, которых еще не успели отогнать.

– Анатолий Сергеевич! – прямо на полковника несся молодой возбужденный наружник. – Там у них двери заклинило, сидят, как в консервной банке, все трое. Окно у водительского места приоткрыто на несколько сантиметров, врач к ним заглядывал, сказал, там травмы жуткие. Но до приезда спасателей достать их невозможно. Пока что сидят и орут. Они женщину сбили.

– Жива?

– Да.

Полковник почти сразу узнал ее, но почему-то вовсе не удивился. Та самая провинциалочка в розовом плаще, которую он видел на пленке. Кажется, с ней все обстояло неплохо. Она поднялась на ноги. Врач «скорой» поддерживал ее за локоть.

– Нет-нет-нет, – бормотала она, мучительно морщась, – мне надо в гостиницу, я не успею купить коляску, я должна привезти коляску. Нет-нет-нет... Я не могу вернуться с пустыми руками.

– Что с ней? – спросил полковник.

– Ничего особенного. Шок и несколько ссадин. Я хочу осмотреть ее в машине, дать успокоительное. А тех, из джипа, когда извлекут, не знаете?

– Скоро. Спасатели подъедут с минуты на минуту.

– Хорошо бы поскорей. С ними будет много работы.

Бывший афганец Валера, хозяин джипа, единственный из них троих мог говорить. Он скорчился на заднем сиденье, стонал, плакал, жалобно матерился. Боль была такой сильной, что ему казалось, он сейчас умрет. Но он не умирал, хотя крови успел потерять много.

На водительском месте сидел Вадик. Окровавленный подбородок мелко трясся. Кровь текла изо рта, он то и дело сплевывал ее и даже не стонал, а как-то скрипел всем телом от боли и отчаяния.

Михля полулежал рядом. Он шарахнулся лбом о ветровое стекло и потерял сознание. На стекле осталась тонкая паутина трещин.

Все трое никогда не пристегивались. Из принципа. Полчаса назад они, веселые, бодрые, загрузились в новенький джип Валеры и отправились в Старопечатный переулок. Вадик хотел показать друзьям свой будущий ресторан. Ремонт подходил к концу, кухня была практически готова. Имелся и шеф-повар. Из машины Вадик позвонил ему и приказал разжигать мангал, жарить к их приезду шашлык, который сам лично нарезал и замариновал накануне вечером.

В салоне гремела веселая, бодрая музыка. Валера никак не мог прийти в чувство после бурной ночи с новой красоткой, мучился похмельем. На первом же светофоре Вадик пересадил его назад и сам сел за руль его шикарного джипа. Михля сидел рядом с Вадиком и болтал без умолку, перекрикивая музыку, рассказывал, как организовал очередное письмо в РУОП из самых высоких инстанций в защиту их честной, успешной и даже в определенном смысле благородной предпринимательской деятельности. Благородство состоит в том, что они дарят людям яркие, запоминающиеся мгновения, надежду и разочарование, острые ощущения. Жизнь наша, по большому счету, есть игра, и, стало быть, без игры нет жизни. Серые будни, никакого адреналина.