Поверженные буквалисты. Из истории художественного перевода в СССР в 1920–1960-е годы - Андрей Азов

Шенгели вспоминает подробнее:

Спустя два с лишним года[83], на собрании переводчиков, посвященном общим вопросам перевода, выступила некая Егорова[84], бывший редактор Детгиза (чей путь из Детгиза отнюдь не был устлан фиалками), и, поговорив о том, о сем, обрушилась на мой перевод с вопросом об ИОС[85]. – «А как в оригинале?» – спросил кто то с места. На это гр. Егорова дала классический ответ: «Мне нет дела до оригинала!» [РГАЛИ, ф. 2861, on. 1, д. 98, л. 120].

В ответном слове (а судя по этому ответу – см. Приложение Б, – на собрании секции переводчиков обсуждалось лишь несколько строф из 7-й и 8-й песни «Дон Жуана», где описывается взятие Измаила и фигурирует Суворов) Шенгели сравнил проблемные строфы с оригиналом и с предыдущими переводами (русскими и французским), обращая внимание на насмешки над русской армией и над Суворовым в частности. «Я утверждаю, – заключил он, – что буквально все эти места, оскорбляющие Суворова, присущи оригиналу».

Во время своего выступления Шенгели сделал еще два важных заявления. Он сказал, что «почти закончил свою переводческую программу» и, по всей вероятности, ни за какие другие крупные переводы теперь не возьмется. А в конце своего выступления заявил: «Так как я не встречал в моей работе ни малейшего внимания со стороны секции как организации, ни малейшего намерения со мной поговорить дружески… то я считаю, что я совершенно не нужен больше секции и прошу Бюро принять мое заявление о выходе из секции». Фактически это означало, что Шенгели оставляет поле соперничающему лагерю, что он не собирается бороться, что он не конкурент, с которым придется делить издательские заказы.

И тем не менее в 1952 г. в журнале «Новый мир», сначала в февральском, а затем в декабрьском номере, Кашкин публикует две статьи, направленные против «Дон Жуана» Шенгели.

2.2. Статьи в «Новом мире»

Язы́ка нашего небесна красота

Не будет никогда попранна от скота.

В февральском номере «Нового мира» за 1952 г. появилась небольшая рецензия Кашкина на однотомник избранных произведений Байрона (Дж. Г. Байрон. Избранное. М.; Л., 1951). Рецензия называлась «Удачи, полуудачи и неудачи». К удачам был отнесен сам факт издания однотомника и содержащиеся в нем переводы Маршака и Левика, к полуудачам – несколько других переводов, в частности «неровный» перевод «Корсара» А. Оношкович-Яцыной[86], к «неудачам» – «Дон Жуан» Шенгели. Рецензируемый однотомник Байрона вышел уже после того, как на собрании секции переводчиков прозвучало обвинение в искажении образа Суворова, поэтому 7-ю и 8-ю песни, где действует Суворов, в сборник не включили, но и тем, что включили, Кашкин был недоволен. Впрочем, претензии к переводу выражены бегло и невнятно: выписаны несколько строф, в которых выделены неудачные, с точки зрения критика, обороты: «крещенный в тигле злата», «некий отрадный знак», «не было вовеки, кого так ввергла бы в отчаянье беда, как этих», «меткая рука» «борт почти ломая хрупкий», «бот подвигался еле» и проч. (в чем неудачность выделенных оборотов – не поясняется), выписаны и обруганы – вне всякого контекста – два шенгелевских каламбура: «брык проливу пик» и «за что скопцами звать скупцов» (почему обруганы – не поясняется). Приговор:

Г. Шенгели подошёл к переводу «Дон Жуана» с тяжеловесной и туманной лексикой символизма, подошёл отягчённый свойственным ещё формалистам количественным, буквалистским методом, разделяя вредную иллюзию, будто в угоду мнимой полноте и точности текста и требованиям догматической версификации можно допускать любые нарушения законов русского языка [1952а, с. 268].

Гораздо более основательной, обстоятельной, продуманной и аргументированной стала вторая статья Кашкина «Традиция и эпигонство», помещенная в «Новом мире» в декабре 1952 г. [Кашкин, 1952в]. Претензии, предъявляемые к переводу Шенгели (и разбросанные по статье довольно прихотливым образом), во многом повторяют претензии к переводам Ланна: это и затрудненный синтаксис[87], и любые лексические отклонения от повседневной нормы: будь то церковнославянизмы, иноязычные заимствования («скимитары», «фибулы», «бравуры», «максимы», «бомбазин»), неологизмы («крушенцы», «злец», «курчавец», «отменно-пунктуально», «неразрывно-цельно», «безоблачно-лазурно») или сниженный воровской язык[88].

В упрек переводчику ставится передача байроновских каламбуров, говорящих имен и намеренно искаженных имен русских персонажей («псевдоанглийское преломление русских имен в их обратном переводе воспринимается как издевательство над русскими именами и русским языком»), а также замена байроновского пятистопного ямба на шестистопный. Но главное, переводчику вменяется в вину искажение образа Суворова: этому обвинению – самому тяжелому, самому страшному, политически самому опасному – отводится около четверти, если не треть статьи. Всё это пересыпано общими оценочными характеристиками переводческого метода Шенгели: он называется формальным («при формальном подходе и стремлении передать все мелочи часто ускользает главное, зато набегает лишнее», «мнимо точный в формальных мелочах перевод Г. Шенгели неверен в главном»), натуралистическим («“функциональное подобие” в переводе Г. Шенгели – это натурализм количественного метода»), идеалистическим («в переводческом методе Шенгели сказываются пережитки идеалистической эстетики») и буквалистским («это – если уже так необходим ярлык – эклектический буквализм, появившийся на основе принципиально ложного подхода к переводу»).

2.3. Неопубликованный ответ Шенгели

Когда по-твоему сова и скот уж я,То сам ты нетопырь и подлинно свинья.

Появление в печати «Традиции и эпигонства» глубоко возмутило Шенгели. Сохранилось воспоминание его друга С.В. Шервинского, записанное В.Г. Перельмутером:

Сергей Васильевич Шервинский рассказывал мне, как однажды ему позвонил очень взволнованный Шенгели и попросил разрешения срочно приехать. Явился запыхавшийся и сразу к делу: он оскорблен статьей и решил вызвать Кашкина на дуэль. Шервинский осторожно поинтересовался – почему с этим Георгий Аркадьевич пришел именно к нему. И услыхал в ответ: «Ну, как же! Ведь вы – дворянин. И должны знать – как это сделать». И так твердо это прозвучало, что Шервинский не усомнился – всерьез. Что, конечно, куда опаснее для Шенгели, чем кашкинская статья-донос. И заговорил рассудительно. По-дворянски. Дуэль с доносчиком, сказал он, для дворянина невозможна. Она – бесчестье, признанье равенства с противником. И добавил: «С дворниками не стреляются».

«Доносом» называл кашкинскую статью и М.Л. Гаспаров[89]… [2011, с. 122].

Итак, дуэль на шпагах или пистолетах между переводчиками не состоялась, зато почти что состоялась другая дуэль, словесная. В том же декабре 1952 г., т. е. в тот же месяц, когда вышла «Традиция и эпигонство», Шенгели написал подробнейшую, на сто машинописных страниц, ответную статью-отповедь, в которой разбирал предъявляемые ему обвинения и отвечал на каждое. Эта статья, названная им «Критика по-американски», так и не вышла в свет и сейчас хранится в архиве Шенгели [РГАЛИ, ф. 2861, on. 1, д. 98]. В Приложении В она воспроизводится полностью.

«Критика по-американски» написана еще агрессивнее, чем «Традиция и эпигонство», и местами представляет собой встречный и уже не косвенный, а прямой донос: если Кашкин обвинял Шенгели в том, что тот (преднамеренно?) исказил в переводе образ русских солдат и полководцев, то Шенгели обвинил Кашкина в том, что тот («пропагандист сплошь декадентской стилистически и антисоветской политически мрази»: Хемингуэя, Джойса, Элиота, Дос Пассоса, – да еще к тому же и несущий «формалистский вздор») своим беспочвенным отрицательным отзывом отпугивает читателей от перевода «Дон Жуана», препятствует их знакомству с Байроном и тем самым играет на руку капиталистическим державам:

…дискредитируя доброкачественный и точный перевод, <статья Кашкина> наносит удар по Байрону, объективно совпадая с английскими установками (я разумею буржуазно-феодальную Англию)… [РГАЛИ, ф. 2861, on. 1, д. 98, л. 68].

Значит, советский читатель ряд лет вообще не будет читать Д<он> Ж<уана> с его страшными ударами по всем черным силам мира!

Кто от этого в выигрыше?

Капиталистическая Англия [Там же, л. 74].

…«Дон Жуан» исчезнет из алмазного фонда советского читателя, – чему, конечно, порадуются кое где и кое кто… [Там же, л. 167].

Сложно осуждать Шенгели, даже читая такие пассажи: он защищался, он играл по правилам оппонента (по крайней мере, так, как он их понимал), он был в ярости. Несколько сложнее объяснить себе эту ярость. В конце концов, содержание «Традиции и эпигонства» никак не могло стать для Шенгели откровением: он выслушивал всё это от Кашкина по меньшей мере один раз на собрании переводчиков в 1950 г. Он даже выступил с ответным словом, которое выстроил по тому же плану, что и «Критику по-американски» (см. Приложение Б). Что же вызвало такую реакцию, которую описывает Шервинский и которую мы видим по отдельным местам «Критики по-американски»? Повторное обвинение в тех же самых – по мнению Шенгели, придуманных – грехах? Возникшие после 1950 г. проблемы с издательствами? Страх попасть под репрессии? Желание покончить с этой историей раз и навсегда? Неясно.