Портрет прекрасной принцессы - Вера Чиркова

Рамм подал знак, и нас с Иваром вытащили на причал. Сегодня стражники вели себя со мной намного человечнее, видимо, бурная речь Уны произвела на них должное впечатление. Еще несколько минут суеты, и на причале остаемся только мы четверо: Рамм с Кафом, Ивар с вещевым мешком и я, в разномастной обувке и с матерчатой сумой на шее. В суме долбленка с остатками похлебки и второй сапог. Надеюсь, когда-нибудь он мне пригодится.

Когда плот, зайдя сверху по течению, лихо развернулся у причала, у меня от потрясения едва не вырвалось изумленное восклицание, но я успел вовремя захлопнуть рот, вспомнив, что изображаю немого. Вдоль задней стороны плота было прикреплено несколько круглых клеток, с лопастями вроде мельничных. И в них сидели совершенно неизвестные мне животные. Чем-то похожие на выдр, только раза в три крупнее.

Один из воинов, стоявших на плоту, легко спрыгнул на причал и, забрав у Рамма какой-то свиток, вернулся назад, чтобы передать его офицеру. Еще несколько минут тот внимательно изучал документ, потом копался в металлическом ларце и что-то искал. Наконец вытащил еще один свиток, прочел и отдал своим людям короткую команду.

В тот же миг на причал лег конец узкого мостика, и Рамм поспешно шагнул на него. Несмотря на жгучую обиду, скопившуюся в моей душе на северянина, в этот миг я невольно порадовался за него. Как бы ни прекрасны были чужие города и страны, родина для человека всегда остается чем-то особенным.

Следом на плот осторожно перебрался Каф и развалился посредине, уложив голову на лапы. За ним ловко перебежал заметно поздоровевший Ивар, а уж потом потихоньку заковылял и я.

Несколько слов, сказанных лордом вполголоса, заставили офицера отдать новую команду. Двое воинов двинулись мне навстречу, и едва я, сцепив от боли зубы, доковылял до середины мостка, крепкие руки подхватили меня за локти и рывком перенесли на плот.

А уже в следующее мгновение воины, потеряв ко мне всякий интерес, убрали мостик, захлопнули дверцу в перилах и заняли места возле клеток.

Снова прозвучала короткая команда, которой я, несмотря на свое довольно приличное знание языка, никогда не слышал, и воины положили перед животными по куску сырой рыбы. Дрессированные выдры дружно рванулись бежать по своим бесконечным ступенькам, рулевой развернул плот в сторону родного берега, и я безо всяких сожалений и прощаний покинул Гассию. Принесшую мне столько боли и разочарований, что я немедленно поклялся бы никогда сюда не возвращаться, если бы где-то в болотистых далях не остались двое крикливых хуторян, неравнодушных к чужим страданиям.

ГЛАВА 8

Шладбернский берег, в отличие от низкого, лесистого и болотистого гассийского, оказался высок и каменист, и среди этих камней была проложена довольно широкая тропа. По которой я ковылял позади всех, не делая никаких попыток догнать ушедшего далеко вперед лорда. Кто знает, может, вскоре мне уже не придется погулять без конвоя.

Когда я доплелся почти до поворота, за которым давно скрылись мои спутники, навстречу вывернули неспешно топающие рыжие парни. В руках они тащили примитивные носилки, на которых крестьяне обычно выносят мусор и навоз.

— Ты, что ли, Тим? — равнодушно спросил передний и сплюнул на тропу зеленую струю жвачки.

— Ну я.

— Садись, ждут тебя.

Я безропотно уселся на носилки, и парни так же размеренно потопали в обратном направлении. А что, мне даже нравится. Сидишь себе, дышишь свежим воздухом, наслаждаешься видами. И ноге покойно, и поразмышлять можно, с чего это Рамм вдруг начал беспокоиться о моем удобстве.

А вскоре все стало ясно и без размышлений. Около каменного здания с вывеской гостиницы уже суетились рыжие конюхи, запрягая мощных коней в громоздкую телегу, разделенную перегородкой на три неравные части. В передней, самой узенькой, находилось сиденье для возниц, посредине самая широкая и удобная кабинка для богатых путешественников, а сзади что-то вроде узкого чуланчика для багажа и слуг. Вот там-то, на неудобных боковых сиденьях, и разместили нас с Иваром.

Рамм с Кафом устроился в средней части, возчики сели на свои места, и лошади резво рванули вперед.

В маленькое, запыленное окошко, выходившее на убегающую вдаль дорогу, смотреть было неинтересно и неудобно, поэтому я прикрыл глаза и попробовал просчитать варианты грядущего. Однако вскоре бросил это бесполезное занятие, невозможно придумать убедительные оправдания, пока не знаешь, в чем тебя обвиняют. Но на всякий случай решил пока игру в молчанку не прерывать, пусть за меня поговорит Рамм. Дам ему последний шанс раскрыть все свои замыслы и способности.

Ехали мы и днем и ночью, останавливаясь лишь прогуляться и перекусить. А пока спешно заглатывали очередные куски плохо прожаренного мяса, запивая его слабеньким элем, конюхи запрягали в карету свежих лошадей. Теперь я понял, зачем возниц двое. Правили они по очереди и менялись вместе с лошадьми. Так что в довольно крупный город, показавшийся из-за поворота на рассвете третьего дня, мы въехали совсем не с теми возницами, что видели, как меня принесли на навозных носилках.

Ивар за эти дни оправился окончательно, — видимо, сказалась хорошая кормежка. Он несколько раз, словно невзначай, пытался вызвать меня на разговор, но маневр не удался. После второй такой его попытки я заметил, ковыляя из харчевни, как парнишка, воровато озираясь, что-то торопливо рассказывает Рамму, и мысленно подарил себе сотню золотых квадратиков за сообразительность. Кто сказал, что мстить обязательно нужно огнем и мечом? Такую месть я не приемлю и решительно осуждаю всех, кто относится к этому важному аспекту воспитания с примитивно-грубой прямотой. Значительно больше пользы приносит месть тонкая, бескровная, никого не убивающая с одного удара, но приносящая вместе с чувствами вины и стыда настоящие нравственные терзания. И не нужно мне говорить, что у некоторых особо черствых людей совесть давным-давно похоронена за конюшней. Неправда. Она есть у каждого, а если не совесть, то что-то похожее, нужно только хорошенько поискать. И придумать способ, как на нее воздействовать.

Вечером того же дня Ивар принес и положил рядом со мной мой походный кошель с зельями. Ну это я его так называю. На деле он похож на широкий и длинный карман, пристегивающийся на пояс и настолько плоский, что почти не заметен под одеждой. Наверное, парнишка ждал, что от радости я тут же разговорюсь, но я только молча пристегнул кошель на место и отвернулся к стенке.

Позже, когда он, вдоволь наобижавшись, уснул, я проверил сохранность своего имущества и накапал себе в кружку с водой зелья магистра Рендиса. Плохо, конечно, что этого снадобья не было со мной несколькими днями раньше, зато я успел получше изучить своих попутчиков.