Нефертари. Царица египетская - Мишель Моран

— В день Уаг?! — воскликнула я.

Уосерит улыбнулась.

— Да. Думаю, мы готовы.

Глава шестая

ПРАЗДНЕСТВО УАГ

1282 год до н. э.

В восемнадцатый день тота, в конце урока, Пасер положил тростниковое перо и спросил:

— Ты готова к сегодняшнему празднеству?

— Да. — Я старалась скрыть волнение. — Моя няня приготовила подношение для заупокойного храма Сети и еще одно — для…

— Я не про еду, — остановил меня Пасер. — Не сомневаюсь, что и акху фараона, и твои собственные, — сказал он с иронией, — останутся вполне довольны вашим угощением. Меня интересует, объяснили ли тебе, что посещение царского двора будет для тебя потрясением, особенно учитывая, что ты там не останешься?

— Да, — спокойно сказала я. — Уосерит предупредила, что с Рамсесом можно говорить совсем недолго.

Пасер кивнул.

— Ты не будешь пьянствовать там три ночи, как другие. — Поднявшись, он вполголоса добавил: — Разве что захочется полюбоваться на пьяную Хенуттауи.

Я хихикнула: до меня дошли слухи о старшей сестрице Уосерит.

— Нефертари, — посерьезнел Пасер, заниматься мы теперь будем реже. Фараон Рамсес станет чаще бывать в тронном зале, и я должен быть при нем. Кроме того, я уже мало что могу тебе дать. Ты превосходно знаешь все восемь языков, которые мы изучали.

Он проводил меня до дверей.

— Надеюсь, ты запомнишь совет Уосерит. Она женщина мудрая, и если кто-то и может проложить тебе путь к трону, так только она.

— А Хенуттауи? — с любопытством спросила я.

— Хенуттауи умеет хитрить и плести интриги. Она может научить Исет, как очаровать фараона, но рано или поздно эти чары сойдут на нет.

— Разве я не то же самое делаю — хитрю и хочу его очаровать?

— Держась подальше от Рамсеса? — спросил Пасер. — Нет. Ты просто напоминаешь ему о вашей дружбе, которой он сейчас лишен.

У себя в комнате я, к своему удивлению, увидела Уосерит и Алоли, которые вместе с Мерит разглядывали две пары сандалий.

— Вот эти — с толстым каблучком и золотым плетением, — решила Уосерит. — Нефертари сегодня придется долго быть на ногах… но не стоит, чтобы она напоминала пастушку, привыкшую бродить по холмам.

Алоли заговорила со мной первая:

— Ты готова?

Я кивнула, хотя понимала, что моя теплая накидка к этим сандалиям совсем не подходит. Празднество Уаг всегда начинается с паломничества к заупокойному храму фараона Сети в Фивах. После того как придворные выкажут почтение предкам фараона, им позволено отнести пищу в храмы собственных акху. У моей семьи нет храма. Каждый год я хожу посмотреть на Хоремхеба, который присвоил заупокойный храм моего деда в Джамете и приказал стесать со стен портреты моих родных — осталось только одно изображение моей матери. Мы выйдем сразу после захода солнца, и, хотя ночи сейчас теплые, в храмах холодно и сыро — без накидки не обойтись. Я посмотрела на Мерит.

— А что мне надеть?

— Верховная жрица так добра, что дает тебе свой плащ, — ответила няня.

На кровати лежало удивительное одеяние: накидка с просторными, замысловато расшитыми рукавами и капюшоном, украшенным меховой опушкой. В этом наряде, да еще и в сандалиях, выбранных Уосерит, во мраке гробниц я покажусь бело-золотым видением.

— Сегодняшнее празднество, возможно, изменит всю твою жизнь, — заметила Уосерит. — Кстати, Мерит переделала для тебя одно из моих платьев. — Жрица подняла с кровати плащ, под которым оказался ажурный наряд, сплошь из фаянсовых бусин. — Бусины как раз под цвет твоих глаз. К моему возвращению будь готова.

Уосерит удалилась, а я подошла к кровати, изумленная столь изысканным и откровенным нарядом.

— Редкостная вещь, — сказала Алоли. — Верховная жрица никому это платье не дает, даже чинить не доверяет. Подними руки.

Я скинула тунику и подняла руки. Алоли надела на меня платье, а Мерит осторожно расправила его на бедрах. Потом я набросила плащ и села перед зеркалом.

— Веки ни к чему подводить синим, — решила Мерит. — В полумраке этого будет не видно. — Она открыла баночку с золотым порошком и стала смешивать его с маслом. — Пусть не увидят твоих волос, но глаза-то заметят точно.

До самого заката Мерит покрывала мне ногти хной, приводила в порядок ступни. Из зеркала на меня глядело что-то золотисто-белое, мерцающее. Белый капюшон красиво оттенял кожу, меховая опушка обрамляла лицо.

Дверь комнаты отворилась, и послышался медленный вздох.

— Великолепно!

На гладкой меди зеркала возникло отражение Уосерит. Жрица надела длинную белую облегающую тунику с поясом из полированного лазурита и накидку, шитую нитью бирюзового цвета, схваченную у горла пряжкой в виде золотой коровы с лазуритовыми глазами. Уосерит зачесала волосы набок, и сзади виднелся острый наконечник ожерелья менат — такое носят все жрицы Хатор. Спереди на ожерелье, сделанном из фаянсовых бусин, висел золотой амулет, оберегающий от зла. Все в жрице было прекрасно — от золотых браслетов на ногах до прозрачной туники.

— До чего же ты красива! — прошептала я, вставая, и, к своему удивлению, поняла, что она столь же яркая женщина, как и ее сестра, Хенуттауи.

Уосерит сделала мне знак повернуться и придирчиво меня оглядела. Она приподняла мне подол, взглянула на мои ступни и одобрительно пробормотала:

— Постарайся не запылить. Не шаркай, ходи поаккуратнее.

Уосерит накрыла мне голову капюшоном, а Мерит расправила косы у меня на плечах.

Я смотрела на себя в зеркало и не узнавала глядевшей из него девушки. Она напоминала тех женщин, что проводят время в роскоши, сплетничают в банях и покупают украшения у дворцовых торговцев.

— Алоли, пора и тебе собираться, — сказала Уосерит. — Вы с Мерит постарались на славу.

Алоли и Мерит отправились по своим комнатам, а Уосерит села. Она явно нервничала. Гораздо позже я поняла, что ей этот год дался намного труднее, чем мне. От меня требовалось только учиться, впитывать знания, а ей приходилось все устраивать, продумывать, планировать. Она предвидела последствия возможной неудачи, а я только воображала, что понимаю. Уосерит уступила мне покои во дворце, взяла меня в храм, договорилась с Пасером, дала мне свои наряды — но взамен за свою доброту жрица ничего не требовала.

Мерит возилась с одеждой у себя в комнатушке.

— Чем же я с тобой расплачусь? — тихо спросила я жрицу.

Губы Уосерит тронула легкая улыбка.

— Я не такая, как Хенуттауи. Платить не нужно.

— Но ты потратила столько сил и времени. Почему? Чего ради?

— Ты стала взрослой и умной женщиной, — ответила жрица; мой вопрос ей, по-видимому, понравился. — Я хочу, чтобы ты заняла место Исет и чтобы Хенуттауи никогда не получила ту власть, которой домогается. Вот чего я жду, — твердо сказала она. — Мне нужно, чтобы Фивы не плясали под дудку Хенуттауи, и больше ничего.