Мини-футбол на Маросейке - Виктор Суханов

— Смотрите! — зашипел Генька. — Нечаево горит!

Он показывал на окно, выходившее на противоположную от площади сторону. За лесом, там, где было Нечаево, поднималось огромное облако черного дыма.

— Что же там с моими? — горестно прошептал Генька. — Хоть бы в Микрюковский враг ушли!

С чердака высокого деревянного дома застрочил немецкий пулемет. Он бил через площадь в сторону шоссе на Рогачево. С шоссе в ответ раздались одиночные выстрелы и автоматные очереди.

Лешка молча положил на край окошка снова принесенную винтовку, прицелился и выстрелил в чердачное окно. Пулемет смолк.

На площадь выскочили три танка «Т-34». За башнями сидели бойцы в белых комбинезонах. Танки притормозили, и бойцы спрыгнули на снег. Они начали осторожно приближаться к избам. Танки двинулись в дальний конец села.

— Не высовывайтесь, — предостерег ребят Лешка, — а то получите пулю от своих!

Но Генька все-таки посмотрел еще раз в окно.

— Рыжий! — заволновался он. — Тот, кто убил дедушку Илью!

На крыльце, подняв руки, появились пять или шесть немецких солдат. Их конвоировали сзади двое наших автоматчиков в белом. Один из них был Ванюшкиным знакомцем — Сергеем, но Генька этого не знал

— Смотрите! Вон рыжий, справа! — волновался Генька.

— Отойди от окна! — Лешка силой оттащил Геньку в сторону. — Еще примут тебя за немца! А рыжий никуда не денется. Мы нашим все расскажем.

— Пойдемте вниз! — глухо сказал Ванюшка. — Обрадуем маму и наших бойцов.

Выстрелы в Дорошеве смолкли.

ЭПИЛОГ

На Рогачевском кладбище перед двумя скромными, расположенными рядом могилами остановились мужчина и мальчик лет четырнадцати. Мужчина положил на могилы цветы и долго стоял молча. Мальчик тоже молчал. Наконец мужчина заговорил:

— Один из них был капитаном первого ранга, другой — плотником, оба были удивительно чистыми, хорошими людьми. Все, с кем они общались, получали от них частицы добра, честности и чувства ответственности за то, что происходит вокруг нас.

Со мной они тоже щедро делились добротой и душевной теплотой. И воспоминания об этих людях — самые светлые воспоминания моего детства.

— Отец, — сказал сын, — ты извини, но я помню, что все мужчины нашего рода, кроме тебя, погибли в первые два года войны с фашистами. Мой дед испытывал первые «катюши» и взорвал себя вместе с ними, когда оказался в окружении. Один твой дядя сгорел в танке под Ленинградом, другой остался лежать в сталинградской земле, а его единственный сын похоронен на перевале в горах Кавказа. Ты сам в моем возрасте оказался на фронте здесь, в этих местах, и тоже мог погибнуть. Я часто думаю, отец, что у тебя и твоих товарищей не было детства. Вместо детства была война. Ты же рассказывал, в какие «детские игры» пришлось играть тебе и твоим сверстникам в сорок первом году…

— Я, конечно, не хотел бы, сын, чтобы тебе выпало играть в те же игры, которые достались на долю моего поколения. Хотя считается, что в несчастье люди закаляются куда лучше, чем если они просто счастливы. Только мое военное детство я не променяю ни на какое другое, особенно более беззаботное. Мое детство или, как ты говоришь, мои «детские игры» сделали меня и моих товарищей людьми, очень ответственными перед жизнью, понимающими истинную цену добра и зла. Я бы очень хотел, чтобы и ты хорошо знал цену этим вещам и вырос человеком, умеющим отвечать за все, что происходит и может произойти в нашей жизни. Сегодня многое, в том числе мир на земле, держится на плечах моего поколения. Завтра это должны быть твои плечи, плечи всех твоих сверстников. Так что не подведи, сын!

Мини-футбол на Маросейке

В те не очень сытные послевоенные времена не существовало словосочетаний вроде «мини-юбки» или «мини-футбол». И было бы странным, если бы тогда кто-нибудь их придумал. Но если после ужасов только что закончившейся войны сверхукороченные женские одеяния не входили в число повседневных людских забот, то игра, получившая позднее название «мини-футбол», была весьма популярна. На пустырях и во дворах, от крайнего севера до крайнего юга обутое, полуобутое или босоногое несовершеннолетнее мужское население с большим азартом гоняло ногами мячи на небольших площадках, к которым сегодня можно было бы применить слово «мини». В этих футбольных баталиях твердели, закалялись характеры игроков, вырабатывались их стойкие жизненные позиции.

Кисаровка

Свою футбольную мини-команду имела, разумеется, и Кисаровка — старый двор, находившийся в самом центре Москвы. Кисаровка протянулась вдоль Маросейки, отделенная от улицы длинным двухэтажным, а в одном месте даже трехэтажным домом, углы которого загибались в Петроверигский и Большой Спасоглинищевский переулки. В наши дни нумерация этого дома обозначается через тире: 6–8. Но до войны и в первые послевоенные годы тире не признавалось, и дом все называли «шесть дробь восемь».

Первый этаж дома 6/8 был занят продуктовым магазином, столовой, пошивочной мастерской и отделением милиции. Второй этаж, где родились и жили почти все герои этой повести, был поперек, но разделен на несколько коммунальных квартир. Каждая имела узкий длинный коридор посредине, уборную с чугунным унитазом, маленькую кухню с умывальником, железной дровяной плитой, множеством примусов-керосинок и от тридцати до пятидесяти жильцов. Зато на просторном чердаке сплошных поперечных перегородок не было, и собиравшиеся там иногда местные мальчишки могли спокойно перемещаться меж боровов и печных, труб от Спасоглинищевского переулка до Петроверигского и обратно.

С южной стороны Кисаровку подпирало несколько ветхих каменных флигелей. Между ними были проходы в нижние дворы, уступами спускавшиеся к Солянке. Для несовершеннолетнего мужского населения Кисаровки важнейшим из этих дворов была Пуговка: там сохранилось большое ровное место и там играли в футбол.

Пуговка

Первым на Пуговку пришел Витька из 56-й квартиры дома 6/8. Он отыскал восемь хороших кирпичей, по два на каждую штангу, и обозначил ими ворота. Затем тщательно измерил расстояние между кирпичами и сдвинул их так, чтобы длина ворот была одинаковой.

Придирчиво осмотрев площадку, Витька убрал с земли большой осколок бутылки. Поле было готово для игры.

Он сел на скамеечку, чудом сохранившуюся с довоенных времен, и стал ждать ребят.

На стене дома, отделявшего площадку от Спасоглинищевского переулка, красовалась крупная надпись: «Стадион УПВ». Ее намалевал самый хулиганистый парень из дома 2/4, прозванный за туповатую широкую физиономию Бегемотом. Бегемот придумал способ издеваться над слабонервными соперниками своей дворовой команды. Тому, кто приходил на Пуговку поиграть в футбол первый раз, он пояснял, что означают буквы УПВ: