Драконы во гневе - Майкл Стэкпол

— Премного благодарен, ваше величество, но я останусь там, где живу сейчас. Людям нравится, что я с ними рядом. Мы поем, рассказываем всякие истории. Они чувствуют себя счастливее, страх отступает.

Скрейнвуд заколебался на мгновение, будто бы взвешивая аргументы Уилла:

— Да, но твоя безопасность оказывается под вопросом. А вы видели Резолюта?

— Это ваш воркэльф?

— Они с Вороном нашли меня. Они же долгое время заботились о моей безопасности. Он убил сулланкири. Точнее, они оба. С ним я в полной безопасности.

Король кивнул в знак согласия, но у Уилла мелькнула мысль, что его капитуляция была уж слишком скорой.

— Я готов прислушаться к твоим пожеланиям. Но считаю нужным заметить, что, как лорд нашего королевства, ты имеешь приличный доход и можешь позволить себе жилище получше.

При упоминании о деньгах лицо Уилла просветлело, однако что-то, мелькнувшее в глазах короля, насторожило его:

— Этого я не знал, ваше величество.

— Понимаю. Пусть ты и не самый богатый из дворян, однако Валсина приносит верный доход. С тех пор как твой отец… ушел, там заправляет торговец Плейфер. Отчетность у него в порядке, крадет он мало и исправно платит налоги. Без преувеличения можно сказать, что ты можешь купить таверну, где проживаешь сейчас, и твое состояние от этого практически не уменьшится.

Вор задумался, пытаясь сообразить, что же в действительности означают слова короля.

— Это много, да? Ха! Это много, потому что в этой таверне с нас дерут по «слепцу» за ночь!

Когда Уилл произнес народное название королевского золотого, Скрейнвуд заметно напрягся. Официально монета называлась крона: на ней был изображен профиль короля. Почти на всех находившихся в обращении монетах единственный глаз Скрейнвуда был выколот, выдолблен, выцарапан или соскоблен. Поговаривали, что король использует черную магию, чтобы через эти монеты следить за всеми поданными. Однако Уиллу всегда казалось, что люди хотели сказать этим совсем другое — пусть король откроет свой слепой глаз и наконец заметит их нужды.

Уилл снова заговорил. С его сбивчивых слов становилось ясно, что он не совсем представляет, о чем говорит:

— Выходит, это десять «слепцов» за неделю, тридцать в месяц, а в год… м-м-м… ну, столько я никогда и в руках не держал. Вы уверены, что это все мое?

— Да, Уилл, твое. Принадлежит тебе по праву крови и… — король постарался, чтобы его голос прозвучал торжественно, — поскольку ты имеешь обязательства перед короной. Ты готов выполнять эти обязательства, как положено человеку благородного происхождения, Уилл Норрингтон?

Уилл кивнул, понимая, что именно этого и ждет от него король.

— Очень хорошо.

Король спустился с помоста и подошел к окну. Снаружи все так же падал снег. За последние четыре дня солнце появилось лишь однажды, и его хватило лишь на то, чтобы растопить верхний слой снега, в результате чего на сугробах образовался наст, а дороги обледенели. И уже на следующий день все это снова скрылось под белым ковром. Дорога во дворец для кучера Маршама, которому было поручено доставить Уилла, превратилась в настоящее мучение, он беспрерывно ругался на чем свет стоит; еще пару дней, и в городе прекратится всякое движение.

— Как тебе известно, Уилл, вскоре нам предстоит суд над Хокинсом. Он виновен в измене твоему народу и твоей семье. Король Август и королева Карус прибудут сегодня к вечеру или завтра рано утром. Дней через пять после их приезда начнется суд. Нам очень важно, чтобы ты принял участие в этом процессе. Хокинс родом из Валсины и, следовательно, является одним из твоих вассалов. Он в долгу перед тобой и твоей семьей.

Король повернулся, и падающий из окна свет очертил серебром его профиль. Лицо же Скрейнвуда осталось скрытым в полумраке.

— Ты с такой теплотой говоришь о Вороне. Я знаю, какие песни ты поешь в таверне. Песни твоего собственного сочинения, восхваляющие его. Я слышал «Расправу с Ганагреем». Впечатляет, хотя немного приукрашено. Твоя преданность Хокинсу понятна. Но, несмотря на молодость, на тебе лежит бремя взрослых обязанностей. Понимаешь, о чем я?

Уилл кивнул:

— Вроде бы да, ваше величество.

— Тогда давай удостоверимся, что ты все понял правильно. Ты получил маску значительно раньше положенного срока. Судьба избрала тебя, Уилл, и судьба требует от тебя делать то, чего в иных обстоятельствах ты предпочел бы избежать. Хокинс, за много лет до твоего появления на свет, предал свой народ. Предал меня, предал твоего отца, деда и едва не погубил весь мир. Все, с чем тебе теперь приходится бороться, целиком и полностью его вина, и то, что он сделал для тебя этой весной, объясняется лишь угрызениями совести и ничем больше. Как дворянин этого королевства, ты поклялся защищать свой народ от измены и всячески способствовать поддержанию закона и порядка. Хокинс уже был осужден за измену, но манипуляции принцессы Алексии привели к тому, что потребуется новое судебное разбирательство. Твое слово, как дворянина и сюзерена подсудимого, будет значить в суде очень многое. Если ты признаешь вину Хокинса, он будет осужден. Если нет, твоя страна погибнет, поскольку порядок и дисциплина потерпят крах.

Уилл поскреб затылок:

— Выходит, вы говорите, что если я не признаю виновным человека, не сделавшего ничего плохого, Ориоза погибнет?

— Совершенно верно, Уилл, — Скрейнвуд сделал несколько шагов вперед, и теперь Уилл мог видеть его лицо. — Ориоза является средоточием самых разных сил, и уцелеть можно, лишь поддерживая их в равновесии. На одной чаше весов — жизнь единственного человека, вовсе не такого уж невиновного, на другой — жизни всех жителей Ориозы. Когда-то Хокинс сам с радостью согласился бы на такой обмен, однако теперь, как и любой трус, он сражается с неизбежным.

— Значит, вы хотите, чтобы я выполнил свой дворянский долг?

— Да.

— Хотите, чтобы я обвинил Ворона?

— Да, — Скрейнвуд улыбнулся. — И ты сделаешь это, мой мальчик.

— Нет, ваше величество, я так не думаю.

Король вернулся на свой трон и уселся, качая головой:

— Что ты хочешь этим сказать?

Уилл повел плечами и вскинул голову:

— Ну, ваше величество, оказавшись здесь, я ознакомился с тем, что такое долг и какой у меня лично долг перед народом.

— Об этом я и говорю.

— Нет, вы путаете себя и Ориозу. Это не одно и то же.

Король издал отрывистый смешок:

— Уличный мальчишка решил преподать мне урок гражданского самосознания? Ты сделаешь, что тебе сказано.

— Я выполню свой долг дворянина, а это означает говорить правду о моем вассале. Не знаю, что он делал много лет назад, зато знаю, что он сделал сейчас. Убийство сулланкири — лишь малая часть этого. Я не стану говорить неправду о Вороне ни ради вас, ни ради кого-то другого.

Глаза Скрейнвуда гневно вспыхнули:

— Ты не понимаешь? Я дал тебе все это. Но я могу все и отнять!

— Вот уж нет! — взорвался Уилл. — Вы сделали меня дворянином, однако Норрингтоном меня сделал Ворон. Последнее время я только тем и занимаюсь, что расхаживаю повсюду. Люди знают, что Норрингтон — это я. Они видели меня. Они слышали мои рассказы. Они любят меня, а вы этим не можете похвастаться. Если сегодня, выйдя отсюда, я начну говорить, что вы раб Кайтрин, люди поверят мне. И, поверив в это, повесят вас на ваших собственных кишках.

— Ты заходишь слишком далеко!

Скрейнвуд спрыгнул с помоста и с размаху вмазал Уиллу кулаком. Удар пришелся по уху, от чего парня развернуло в сторону окна. Вор никак не ожидал, что Скрейнвуд нападет на него; однако он всегда знал, что от труса до задиры всего один шаг.

И даже Резолюту не пришлось обучать его, как разделываться с задирами.

С покрасневшим от ярости лицом король ринулся вперед и занес ногу, снова собираясь ударить Уилла. Парнишка увернулся, схватил короля за ногу и дернул ее. Скрейнвуд потерял равновесие, рухнул, ударился спиной о стену и сполз на пол. Его простенькая корона свалилась с головы и покатилась, сверкая в льющемся из окна свете и позвякивая от ударов о холодный камень.

Уилл отскочил, потирая ухо, и сердито посмотрел на короля Ориозы. Скрейнвуд, в свою очередь, потирал затылок. Уилл не заметил крови на его руке или на стене, и это его несколько расстроило. Утешали лишь стоны, испускаемые королем.

Только потом до Уилла дошло, что он наделал. Я напал на короля! Какие бы планы он ни строил насчет Ворона, это будет ничто по сравнению с тем, что он сделает со мной. Ох, и если меня не убьет он, то Резолют уж точно!

— Тебя тоже можно отдать под суд, сукин ты сын! — взревел Скрейнвуд. — Я разорву тебя на части на глазах у Ворона, так ему будет больнее.

— М-м-м, по-моему, вы кое-что забыли. Я Норрингтон. Вы не посмеете убить меня.