Амнистия - Андрей Троицкий

Взрывотехник Бузуев, из своего кресла наблюдавший за почтенными господином и его молодой спутницей, бросил на журнальный столик недочитанную газету. Он выждал пару минут, поднялся на ноги и, подхватив портфель из свиной кожи, тоже потопал в туалет.

Тарасов тщательно вымыл руки, вытер их бумажным полотенцем и несильно похлопал себя ладонью по щекам. Несколько дождевых капель попали на лицо, когда он вылез из машины и прошагал десяток метров до дверей ресторана, но краска не потекла, грим сохранил рисунок кожи, все в порядке.

Бузуев закрыл за собой дверь, бегло осмотрел помещение туалета, глянул, нет ли кого в кабинках.

– Я бы вас не узнал, – сказал Бузуев и добавил. – Таймер установлен на семь минут минуты.

– Почему на семь? Я говорил на три минуты или на пять.

– Добавил пару минут. На всякий случай.

Тарасов взял портфель из рук взрывотехника и прижал палец к губам.

– Теперь уходите. Я свяжусь с вами.

Бузуев кивнул, справил малую нужду в писсуар и исчез.

– Чертов солдафон, – прошипел Тарасов. – Ссать сюда пришел…

Через несколько минут он устроился за тем самым столиком у фонтана, который отказались занять Журавлев с Локтевым. Поставив портфель на пол, себе под ноги, Тарасов быстро заказал ужин, велел официанту принести сухое мартини для дамы и анисовый аперитив для себя. Ира, небрежным жестом женщины, знающей себе цену, откинула волосы назад, открыла сумочку, достала сигареты.

Метрдотель с горящей зажигалкой был тут как тут.

– Ничего дамочка, в соку, – Журавлев кивнул головой на столик у фонтана. – А этот хрен в очках и с тростью случайно не ваш знакомый?

– Впервые вижу. Тарасов моложе, по крайней мере, на четверть века.

Локтев ковырял вилкой в холодной закуске, он испытывал разочарование в собственной никчемной затее. Он уже перестал следить за посетителями, переключив внимание на эстраду. Верхний свет притушили, свет направленных софитов скрестился на конферансье, объявившим первый номер эстрадной программы: пианист Зубов исполняет мелодии в джазовых ритмах.

Журавлев, чтобы лучше слышать разговоры посетителей, поставил локоть на стол и прикрыл правое ухо ладонью.

Тарасов поманил пальцам метрдотеля. Тот живо подошел, наклонился над столиком.

– Фамилия хозяина ресторана Оганян? – спросил Тарасов.

– Так точно, – по-солдатски отрапортовал метрдотель.

– Я знаком с братом Рафика Исмаиловича, – сказал Тарасов. – Вчера я из Краснодара приехал. Можете позвать Оганяна?

– Сей момент.

Метрдотель вихрем умчался в служебное помещение.

Тарасов вытащил портмоне, положил на стол две купюры по сто долларов. Ира смахнула деньги в открытую сумочку. Хозяин ресторана Рафик Оганян, бережно неся впереди себя плотно обтянутый рубашкой огромный живот, выплыл в зал, как надувной носорог. Он становился в полушаге от столика Тарасова и изобразил нечто вроде полупоклона.

– Добрый вечер, – сказал Оганян, переводя масленый взгляд с Тарасова на его спутницу. – Мне передали, вы от Тиграна.

– Присаживаетесь, пожалуйста, с нами, – улыбнулся Тарасов. – Раз уж хозяин этого прекрасного заведения бран моего доброго друга, решил с вами встретиться, передать поклон от Тиграна.

– Вот как? – закивал головой Оганян. – Очень правильно сделали, что зашли.

– Я проездом в Москве, – откликнулся Тарасов. – Меня зовут Олег Дмитриевич Скороходов, в недавнем прошлом – профессор, заведовал кафедрой. Ныне бизнесмен. Я даю юридические консультации предпринимателям.

Тарасов кашлянул в кулак, решив не уточнять, каких наук он профессор и какой именно кафедрой в недавнем прошлом заведовал.

– А я для вас просто Рафик, – расплылся в улыбке хозяин заведения. – А вас как зовут?

Оганян посмотрел на спутницу пожилого бизнесмена.

– Ира, – сказала Ира.

Оганян завладел женской ладонью и припал губами к руке проститутки. Но уже через секунду Оганян вспомнил, кто есть кто, выпустил женскую руку из своей ладони.

– Расскажите, как дела у Тиграна? – спросил он. – Что-то давно он вестей не подавал. У него проблемы?

– Как раз наоборот. Через пару месяцев он открывает станцию технического обслуживания иномарок. Конечно, сейчас всем трудно. Но ваш брат, как говорится, на коне.

Оганян подозвал официанта, что-то прошептал ему на ухо и пальцем показал на стол заведующего кафедрой. Официант со всех ног бросился выполнять распоряжения. Тарасов продолжал говорить.

– Три дня назад Тигран в Прагу поехал. Хочет купить партию пива. Перед отъездом я с ним виделся по делам. Сказал, что в Москве буду проездом. Вот он и попросил меня зайти сюда, передать вам поклон. Возможно, на обратной дороге он сам заедет сюда. Говорил, что очень по вас соскучился, хочет увидеть вас, обнять. Соскучился, говорит, страшно.

Тарасов оборвал свой сладостный монолог, извинился и полез под стол. Поставив портфель на колени, он расстегнул замочки. Тарасов нашарил рукой взрывное устройство, замаскированное под китайский термос, нажал пальцем кнопочку на корпусе.

Теперь время пошло. У него в запасе семь минут. И не секундой больше. Он копался в портфеле, будто что-то в нем искал и не мог найти. Наконец, бросил это занятие, застегнул замочки, поставил портфель на прежнее место, под стол.

– Ах, вот он где, – Тарасов похлопал себя по карману. – Забыл, куда кошелек положил.

– Вы о деньгах не беспокойтесь, – деликатно вступил в разговор Оганян. – Деньги – это пустяки. Может, желаете поужинать в отдельном кабинете?

– Спасибо, – покачал головой Тарасов. – Я лучше здесь, с людьми посижу.

Тарасов поднялся, облокотился на трость.

– Простите, я буквально на пару минут. Вы, – он обратился к Оганяну, – подождите меня здесь, только не уходите. Я ведь ещё главного не сказал.

– Конечно, конечно, – закивал головой Оганян. – Жду.

Тарасов неспешно прошел через зал, миновал фойе ресторана, вошел в туалет. Убедившись, что в туалете никого нет, он закрылся в крайней кабинке, залез ногами на унитаз. Привстав на цыпочки, поднял шпингалет высокого окна. Тарасов глянул на часы, слез с унитаза на пол, шагнул к двери.

Едва Тарасов покинул зал, из служебной двери вышел метрдотель, подошел к Оганяну.

– Вас знакомая женщина к телефону. Принести трубку сюда?

Оганян посмотрел на эстраду, на которой без устали барабанил по клавишам длинноволосый пианист.

– Нет, из кабинета поговорю. Здесь шумно.

Извинившись перед дамой, Оганян, сопровождаемый метрдотелем, исчез за служебной дверью.

– Не нравится мне этот старикан, – сказал Журавлев.

– Какой старикан? – не понял Локтев.

– Тот, что только что пошел в сортир. Я сейчас.

Журавлев поднялся из-за стола и неторопливо, переваливаясь на ходу, направился к выходу из зала. Он вышел в фойе, осмотрелся по сторонам, пригладил перед зеркалом волосы, зашел за пластиковую перегородку, толкнул дверь в туалет. Журавлев переступил порог туалета, и нос к носу столкнулся с седовласым бизнесменом.

– Прошу прошения, – сказал Тарасов.

Он стал проходить мимо сыщика, но вдруг размахнулся и неожиданной силой ударил Журавлева кулаком в мягкий расслабленный живот.

Журавлев охнул от боли, схватился за живот и согнулся пополам. Тарасов выдернул из уха Журавлева слуховой аппарат, бросил его на пол и растоптал каблуком ботинка. Левой рукой он вцепился в горло Журавлева, толкнул его, прижал его голову к стене.

Правой рукой Тарасов выдернул из-под брючного ремня пистолет.

– Кого ты тут пасешь, сука? Говори.

Пальцами левой руки Тарасов сдавил горло Журавлева, ткнул стволом пистолета в его грудь.

– Отвечай, тварь. Кого пасешь? Убью.

– Никого, честное слово, – на глазах Журавлева выступили слезы. – Я налоговый инспектор. Удостоверение в нагрудном кармане.

Тарасов ослабил хватку, отпустил руку от горла. Вытащив из кармана Журавлева красную книжечку, он раскрыл удостоверение, прочитал вслух:

– Селигеров Иван Трофимович, налоговый инспектор. Тьфу, мать твою, сраный инспектор…

– Я проверяю правильность…

– Заткнись, тварь. Кто сидит за твоим столом? Кто это? Кто этот человек?

– Я не знаю, клянусь. Клянусь Богом. Впервые вижу. Он пришел один, он ждет женщину. Меня посадили рядом с ним…

– Посадили его… Повернись спиной, хер ты собачий.

Журавлев, задравший руки вверх, выполнил приказание. Коротко размахнувшись, Тарасов съездил Журавлева по затылку рукояткой пистолета. Журавлев рухнул на пол, раздавив грудью включенный диктофон.

Тарасов засунул пистолет за брючный ремень, залез на унитаз, распахнул окно. Подпрыгнув, он ухватился рукой за подоконник, подтянулся. Перебросив через подоконник ногу, затем другую, он оттолкнулся руками и спрыгнул на газон.

Очутившись на улице, под прикрытием раскидистых кустов боярышника, Тарасов одернул пиджак, поправил галстук и быстро зашагал прочь от ресторана. Накрапывал дождь, серые сумерки быстро превращались в ночь. Через минуту Тарасов проходным двором вышел на параллельную улицу, встал на тротуаре и поднял руку.