Чертова погремушка - Татьяна Рябинина

Войдя в церковь, я купила несколько свечек и поставила их на канун — за упокоение душ дяди Паши, родителей, бабушки Нины. Молиться о здравии — своем и Костином — мне совершенно не хотелось. Уходить — тоже. Я стояла рядом с большой иконой целителя Пантелеимона и словно ждала чего-то. Бабушки-свечницы косились на меня, но ничего не говорили.

Мое внимание привлек шум у входа. Я обернулась и увидела мужчину средних лет на костылях. Опираясь на них, он тяжело подтягивал неподвижные ноги. Молодая женщина в длинной юбке и синем платочке суетилась рядом с ним, что-то говорила вполголоса, а мужчина недовольно кривился. Я подумала, что она с большим трудом уговорила его зайти в церковь.

Женщина подошла к свечному ящику и заговорила со свечницей. Я невольно сделала несколько шагов в ту сторону, чтобы слышать разговор. Женщина говорила громко, и я услышала, что ее мужа парализовало после травмы спины, врачи ничего с этим поделать не могут. Когда стало ясно, что медицина бессильна, она объездила все мыслимые и немыслимые монастыри, бывала у всяких старцев, сутками молилась — ничего не помогало. А сегодня ночью увидела сон, в котором белый ангел (при этих словах я вздрогнула) приказал ей привезти мужа в этот храм и заказать молебен целителю Пантелеимону.

Все вокруг зашевелилось, свечницы и несколько бывших в храме женщин пришли в неописуемый ажиотаж. Позвали священника, женщина повторила ему свой рассказ. Священник вздохнул, сказал, что не стоит так безоговорочно верить снам, особенно тем, в которых фигурируют ангелы, но отслужить молебен не отказался.

Все это время мужчина сидел на скамейке, держа в руках костыли, а его ноги, как два бревна, были выставлены вперед. На его лице явственно читалось выражение крайнего скепсиса и раздражения. Когда священник в облачении, с крестом, Евангелием и требником вышел из алтаря, инвалиду помогли подняться и подвели туда, где стояла я, — к иконе великомученика. Все бывшие в храме тоже подтянулись и принялись нестройно подпевать.

Мне было тревожно. Что-то такое происходило, непонятное и даже, пожалуй, страшное. Захотелось уйти, но я словно приросла к месту. Да и инвалид притягивал мой взгляд настолько, что это становилось уже неприличным. Я таращилась на него, он недовольно хмурился. Я спохватывалась, отводила глаза — и снова смотрела.

На его лбу выступили крупные капли пота, он держался из последних сил. Неужели обязательно надо было заставлять его стоять, подумала я. Неужели нельзя было принести ему стул или оставить сидеть на скамейке? Жалость была такой острой, что мне показалось, будто в моей голове что-то взорвалось. Глаза защипало. Я вытерла навернувшиеся слезы, в очередной раз посмотрела в его сторону и замерла с открытым ртом.

Я видела инвалида насквозь. Все, что было у него внутри. Позвоночник, сердце, легкие, все остальные внутренние органы. Каждый из них был окутан светящейся дымкой. Словно их омывали струйки красновато-оранжевого цвета. Где-то они были гуще, более яркие, где-то совсем тонкие и бледные. А в одном месте их не было вовсе. Вместо них нижнюю часть позвоночника кольцом обвила ядовито-синяя муть.

«А ведь ты можешь его спасти, — услышала я хорошо знакомый голос. — Просто возьми часть здоровой энергии и уничтожь темную».

«Но как?»

Голос молчал. Я посмотрела на легкие мужчины — там светлые струйки были особенно яркими. Они послушно потекли за моим взглядом вниз, к позвоночнику. Ярко-синее кольцо начало быстро бледнеть, потом исчезло. Теперь весь позвоночник светился красно-оранжевым.

Инвалида качнуло, он уронил костыль.

— Ванечка! — бросилась поддержать его жена, но Иван отстранил ее.

— Подожди, Зина, подожди.

Священник замолк на полуслове, все, не отрываясь, смотрели на Ивана. Приоткрыв от напряжения рот, он сделал крошечный осторожный шажок. Зина ахнула и зажала рот руками. Бабки лихорадочно закрестились. Священник прижал к губам распятие. Иван сделал еще один шаг, побольше. Потом сунул жене второй костыль, медленно и неуверенно подошел к иконе и упал перед ней на колени, глухо рыдая.

Я повернулась и вышла из церкви. Меня трясло, перед глазами снова все плыло. Взвизгнули тормоза.

— Куда прешь, дура?

Я подняла глаза и увидела затормозившее в полуметре от меня такси. Открыла дверцу, плюхнулась на сидение и из последних сил выжала из себя:

— На Энгельса. К Удельной.

Таксист хотел что-то сказать, но увидел мое лицо и молча тронулся с места.

Войдя в квартиру, я подошла к бару, сделала несколько глотков коньяка прямо из бутылки и упала на кровать, даже не раздевшись.

На следующее утро все произошедшее накануне показалось мне дурным сном. Но войдя в метро, я поняла, что это был не сон. Вокруг стояли люди как люди. Одетые в брюки, юбки, плащи, куртки. Но стоило мне посмотреть на них чуть пристальнее, и я видела их насквозь. Все, что было в порядке, и все, что болело. Наверно, вот так же перед дядей Пашей раскрывала свои тайны земная толща. Но ведь я никогда не хотела лечить людей. Да и что в этом может быть порочного? Неужели мое предположение о том, что «погремушка» исполняет самое острое, греховное желание, было ошибкой?

Управлять жизненными токами других людей оказалось делом довольно приятным. За полчаса в вагоне метро я вылечила пожилого мужчину от аденомы простаты, молоденькую девушку от гастрита и еще одного сердечника. Похоже, моя жизнь наконец обретала смысл. Помогать людям — что может быть лучше? Немного смущало, что я получила этот дар таким путем, но разве я не думала, что у Бога даже самое дурное дело может обернуться к добру?

Сначала мне хотелось моментально исцелить весь мир. Я готова была ходить по улицам и тайно лечить всех подряд. Ведь сейчас практически нет здоровых людей, у каждого хоть что-то да не в порядке. Я представляла их радость: вчера еще болело, а сегодня вдруг уже нет. Но очень скоро выяснилось, что при всей кажущейся легкости лечить людей не так уж и просто. Для этого не требовалось никаких физических усилий, но душевно я выматывалась невероятно. Поэтому пришлось ограничить исцеление одним, редко двумя человеками в день. Неловкость была еще и в том, что я должна была довольно долго и пристально рассматривать человека в упор, а это было не слишком удобно.

А потом произошел случай, который поставил точку в моем тайном целительстве. Я сидела на работе и потихоньку разглядывала старшего менеджера Марину. Я не слишком ее любила, она была довольно вздорной и склочной, и мы частенько с ней цапались. Вообще-то я и не собиралась исследовать ее нутро, просто рассматривала исподтишка новую кофточку замысловатого фасона (да, во мне снова проснулся интерес к тряпкам). И вдруг, помимо моего желания, кофточка словно исчезла, и я увидела огромную синюю кляксу у Марины в левой груди. Клякса шевелилась, как амеба, и тянула омерзительные щупальца во все стороны.