Порочные занятия - Сигги Шейд

— Просто сделай это, — говорю я.

Профессор вставляет в меня горлышко бутылки, и я сжимаю гладкое прохладное стекло, пока напряжение не становится невыносимым.

Из груди вырывается звук, больше похожий на стон.

— Видишь, как хорошо ты принимаешь ее? — говорит он с оттенком гордости.

В сердце вспыхивает теплое пламя, как будто я рада, что он впечатлен. Я поворачиваю голову в сторону, не в силах встретиться с ним взглядом.

Он мог бы использовать пальцы, фаллоимитатор или даже собственную бутылку, но это более чем неловко.

Я не могу смотреть ни на него, ни на себя.

Он поглаживает внутреннюю часть моего бедра, посылая волны удовольствия. Мышцы немного расслабляются, и он проталкивает бутылку глубже.

Горло предательски испускает стон удовольствия. Никогда в жизни я не чувствовала такого растяжения.

— Умница, — бормочет он.

Какая-то особенная легкость появляется в груди. Это не гордость и не удовольствие от его похвалы. Этот мужчина видит меня на дне, но принимает.

Голос в глубине подсознания напоминает, что именно из-за него я привязана к гинекологическому креслу с половиной бутылки в вагине, но его палец скользит по горячему клитору, и все сомнения испаряются.

— Ты — моя персональная маленькая шлюшка, — говорит он с потрясающе шикарным акцентом и вытаскивает бутылку.

Моя грудь сдувается, и я почти разочарована, когда напряжение спадает, но он вталкивает ее обратно.

— А-а-а-ах…

Мои бедра сгибаются.

— Вот и все, — говорит он, его голос становится хриплым. — Принимай ее как хорошая девочка.

Профессор Сегал отстраивает ритм движений бутылкой, и я двигаю бедрами, усиливая трение. Чем сильнее он трахает, тем больше моя киска сжимается вокруг стекла.

Пот выступает на лбу, мышцы дрожат. Я стискиваю зубы от интенсивных пульсаций, растяжения и рывков. С каждым толчком пробка задевает точку внутри, из-за которой в глазах темнеет.

Удовольствие накапливается внизу живота. Самые странные ощущения из-за сухой пробки. Она гладкая, но как-то цепляет ту часть меня, до которой я никогда не могла дотянуться пальцами или игрушкой.

Моя киска напрягается, сжимается, ограничивая толчки, которые профессор Сегал делает бутылкой. Затем мощное удовольствие закручивает внутренности, как штопор.

Прежде чем я осознаю это, оргазм прорывается сквозь меня с криком, за которым следуют волны жидкого экстаза. Я запрокидываю голову и стону.

Профессор Сегал замедляет движения и синхронизирует их с моей кульминацией, пока все, что от меня остается, не превращается в лужу стонов и судорог.

— Умница, — говорит он. — А теперь давай посмотрим, насколько хорошо ты приправила Сансер.

Глава 13

МАРИУС

Самым медленным движением я вынимаю бутылку с вином и наслаждаюсь тем, как тугая маленькая киска Феникс сжимает цветное стекло. Ее клитор все еще красный и налитый, несмотря на оргазм, что указывает на готовность к большему.

Член с одобрением упирается в ткань кожаных джинсов. Она умеет сквиртить. Я могу утверждать, только взглянув.

Даже, если предположение ошибочно, через время я буду пить из нее.

— Что Вы планируете делать? — спрашивает она.

— Испить из твоего Святого Грааля, — говорю я с ухмылкой. — Не могу дождаться.

Она поднимает голову и смотрит на меня широко раскрытыми глазами, тяжело дыша через приоткрытые губы. Она смущена, но тело сочится развратом.

Приходится приложить все усилия, чтобы не хмыкнуть. Хедвига Феникс Шталь зарекомендовала себя как очаровательную игрушку. И стоит она бесконечно больше, чем ежемесячное пособие, которое требует.

— Подождите, — она извивается в ограничениях. — Вы же не собираетесь…

Жар пронзает пах. Часть меня, которая наслаждается тем, что калечит ее невинность, урчит от удовольствия.

Я поднимаю бровь.

— Закончи предложение, — говорю я, пытаясь скрыть волнение в голосе. — Смелее.

— Вы не нальете вино в мою… — она сжимает губы.

— В твою…

Я позволяю голосу умолкнуть, потому что поглощен жуткой смесью внимания и возбуждения.

— Я пришла сюда не за этим, — говорит она сквозь стиснутые зубы.

— У меня сложилось впечатление, что как раз за этим, — мой взгляд падает на ее влажные складочки. — Или я ошибся, и это не ты стонала, сжимаясь вокруг бутылки?

— Вы намеренно неправильно меня понимаете.

Мне нужно приложить все усилия, чтобы сохранить невозмутимое выражение лица, пока я регулирую кресло так, чтобы ее таз поднимался вверх.

— Просвети меня.

— Член, — огрызается она. — Вот, за чем я пришла.

Я потираю подбородок.

— Боже, какая распутная юная леди.

Она скалит зубы.

— Вы не нальете в меня вино. Я не позволю.

— Снова?

Она отступает.

— Что?

Я кладу руку за ухо.

— Я слышу одни жалобы и ни разу не было стоп-слова.

Ноздри Феникс раздуваются, а грудь вздымается и опускается от частых вдохов. Она натягивает манжеты запястьями и сжимает руки в кулаки. Но не обманывает меня этими протестами.

— Ты из тех женщин, которые слишком стыдятся признать свою слабость к извращениям, — говорю легко, как будто просто размышляю.

— Вы можете сделать такой вывод после одного разговора? — спрашивает она с раздражением.

— То, чего ты не сказала, куда важнее.

Ее глаза сужаются, прежде чем вспыхнуть от понимания.

Я киваю.

— Все это может закончиться одним словом, но ты плачешь и скулишь, а не используешь его. Почему? Потому что хочешь этого так же сильно, как и я, но пытаешься снять с себя ответственность, демонстрируя сопротивление.

Ее щеки пылают тем же оттенком, что и лампочки.

— З-заткнись.

— Не волнуйся, милая шлюшка, я возьму на себя всю ответственность за сегодняшние распутства.

Феникс закрывает рот.

Человек получше чувствовал бы хоть капельку вины за то, что вывернул наизнанку ее слабости, но я никогда и не говорил, что я хороший.

Горлышко бутылки мокрое от ее соков, настолько, что выскальзывает из рук. Требуются все усилия, чтобы не облизать его дочиста, но приличия нужно соблюдать, по крайней мере, на первом свидании.

Проткнув ее штопором и сделав несколько поворотов, я откупориваю бутылку с приятным хлопком.

Ноздри наполняются смешанным букетом белого вина и мокрой киски, а член каменеет до предела. Видимо, унижение таких дерзких девушек, как Феникс, творит чудеса с моим периодом одиночества и равнодушия.

Я тянусь к U-образной силиконовой игрушке, которую купил в «Красной комнате», и подстраиваю тонкие ручки.

— Что это такое? — голос Феникс дрожит.

Я поднимаю розовато-лиловый предмет в ее поле зрения.

— В данном случае следовало бы использовать металлический инструмент, чтобы держать тебя открытой, но это лучшее, что я мог найти в кратчайшие сроки.

— Это не ответ, — рычит она.

— Разве ты не слышала о гинекологическом зеркале?

Она качает головой.

— Влагалищное зеркало, зеркало Куско? — спрашиваю я.

— Нет, но начинаю понимать суть, — ее голос дрожит.