Путь варга: Хищные пастыри. Книга 1 - Елена Владимировна Кисель

Иные не чувствуют перемен равновесия до десяти. Некоторые — и того больше».

«Только я не поняла, что там было. Ну, умер кто-то или родился. И кто это был. Я потом уже узнала от отца, что старый Сиотр, а сама не…»

«Ты слишком торопишься, девочка. Некоторые не слышат этого до своего ухода».

«Это от силы варга зависит, что ли?»

«Не от силы. От чуткости».

«А это разве не одно и то же? А что важнее? А… я же услышу, как кто-то рождается? Когда-нибудь? И пойму?»

«Может быть, на твоём веку тебе и повезёт так, девочка…»

«Бабуль? Я не понимаю. Рождение — это ясно. Это старейшинам надо слышать. Чтобы найти нового варга. Забрать его в общину и воспитать. Ну, как меня вот».

«Как всех».

«Ага, да… — она шмыгает носом. — А зачем смерть чувствовать? Это же как-то… совсем мешает? Это разве как-то полезно — когда не знаешь даже кто…»

«Это даже полезнее. Потому что мы должны вечно помнить, что мы вместе. Вечно знать… мы вместе».

Вместе… вместе…

Это как крик. Как удар. Как вспышка.

Мир трещит, будто глиняный сосуд, который не выдержал жара. Густое и вязкое падение капель. И звон, нет, протяжный крик внутри. Словно стон перерезанной струны.

Предсмертный. С годами учишься различать. Приходит это ощущение — словно от тебя отрывают часть.

С годами начинаешь бояться тишины.

Тишина падает вслед — страшнее любого крика. Топит в себе, укутывает слишком тяжёлым, жёстким одеялом, и давит-давит, а под покровом тишины и темноты, там… Гриз зажмуривается и пытается устоять. Удержаться за подушку как за реальность.

Но шёпот Смутных Троп живёт под кожей. Вот уже два месяца, с того момента, как пришлось схлестнуться с тётушкой Креллой. Шёпот приходит в снах. Вязкое, тёмное, колышется и манит, тропинки тянут руки, и мешаются голоса живых и мёртвых, зверей и людей, будущего и прошлого. В снах удаётся закрыться, отстраниться, оградиться обожжёнными, но крепкими стенами.

Сейчас же её словно втягивает — за смутным шёпотом: «Смерть варга… смерть Пастыря…», и тропы соскальзывают под ногами, тень касается её плеча: «Меня заполнили… заполнили!!» И другие тени мечутся и шепчут, и тянут руки, теней слишком много, они все хотят, чтобы она узнала что-то… показать ей что-то важное, что скрывается в глубине, что таит угрозу…

Гриз шарахается и пытается бежать назад, но она скользит, скользит — и тропы расползаются, будто сырая, прогнившая ткань, пропуская глухие отголоски — требовательные удары огромного сердца.

«Ос. Во. Бо…»

Потом уши режет крик — это кричит на площади мальчик с глазами синее васильков и июльского неба, и от крика белая площадь начинает оплывать алым, и этому крику вторит пламя, и нити безумия огненной паутины, и сотни, тысяч голосов, и…

— Гриз, Гриз, очнись! Очнись же!

И она.

Она горит, и ладони Яниста кажутся ей ледяными.

— Я кричала?

— Стонала, но мне показалось, что тебе нужно… что нужно тебя пробудить.

Он краснеет в полутьме и отстраняется, когда она откидывает одеяло.

— Прости, что вот так ворвался, но… я не знал, что ты здесь, думал — ещё провожаешь, хотел тебя встретить, прошёл по коридору, услышал…

И ещё шепчет какую-то чушь, пока она пытается отдышаться, сжимая его руку. По подбородку и щекам ползут солёные капли. Волосы прилипли к лицу. Рубашка для сна насквозь мокрая и норовит соскользнуть с плеч, Гриз её торопливо запахивает.

— Я сейчас Аманду… — шепчет Янист и порывается поставить на уши весь «Ковчежец».

— Она на сборе трав и всё равно не поможет. От этого не поможет.

Кто из наших? Кто-то из старейшин? Из знакомых? Если из общины… если это…

— Ты вовсе не спала, — говорит Янист тихо. Он оставляет свои попытки свободной рукой дотянуться до умывальника и организовать компресс. — Это был не кошмар. Это было…

— Смерть варга.

— Опять⁈

Третья за два месяца. Пятая за год. И за последние пять лет… какая?

— Может, воды? Или укрепляющего? Я могу принести льда с ледника. Или позвать Лайла…

Льда — холодного и белого, тающего водными струями… Гриз утыкается лбом в прохладное плечо. Вдыхая запах ландыша и яблоневого цвета.

— Не нужно. Просто… если можно… побудь рядом. Здесь. Совсем немного.

Янист мнётся — конечно, для него это «предоссудительная ситуация», но пересиливает себя, кивает. Подтаскивает стул, устраивается возле её кровати. Точно у кровати больной.

Гриз опять проскальзывает под одеяло, шепчет: «Расскажи что-нибудь…» — и Янист подрагивающим голосом начинает повесть о Зарифье, о храбром капитане Трейне Буревестнике, который поклялся достигнуть Благословенных Земель. И о его корабле «Феникс» с парусами цвета огненного заката.

Огонь. Фениксы умеют вспыхивать, когда им больно. Страшно. Или когда ими владеет весна.

Главное не полыхнуть. Не обжечь, не испугать. Не причинить боли. Не сделать чего-нибудь опрометчивого.

Янист Олкест, уж конечно, не позволит себе ничего такого.

Жаль.

ЯНИСТ ОЛКЕСТ

— Завтра выезд, — говорит Гриз. Она слегка бледна и выглядит измотанной после ночного происшествия. Сворачивает-разворачивает в пальцах пожухлый листок бумаги — чей-то чернильный зов, прибывший через водную почту.

И — о Единый — я надеюсь, она ещё не дала полный расклад, потому что последние четверть часа я был занят ловлей зайчиков в каштановых волосах. Один и сейчас ещё норовит соскользнуть на плечо.

А ковчежное «тело», разомлевшее от тепла, отвечает утробным мычанием. Даже Мел стонет обречённо: «Вир болотный, опять ярмарка» — а уж кого-кого, но мою бывшую наречённую менее всех можно заподозрить в лености.

Бодра и щебетлива лишь Кани — девушка-пламя. Вечно горящая книга о сотне тысяч розыгрышей и танцев.

— Вот это дело! Что у нас в меню? Бешеные зверюги? Бешеные даарду? Варги под кровавым соусом? А дитя Энкера выйдет? А можно в группу? Ну, я же почти обучение закончила!

Аманда отвлекается от вышивки и усердно шуршит амулетами от сглазов. Отгоняет тени кровавых варгов, а может, тень Кани на выезде. За две девятницы, что она здесь, девочка из Велейсы успела проявить свой огненный нрав не раз и не два. В основном в высшей степени возмутительных розыгрышах.

— Ошейник, — цедит Мелони мечтательно, — цепь покрепче…

— Я, вроде как, извинилась.

— Оставлять всё равно не выход. Разнесёт питомник к вирам свинячим.

Четыре дня назад Кани ворвалась на ночную гулянку Лортена, завывая: «Алапарды вырвались, бежи-и-и-им!» При этом с ног до головы облилась вареньем из запасов Фрезы