Командир подлодки. Стальные волки вермахта - Гюнтер Прин

– Думаю, он относится к классу «Ройал Оук», – прошептал я.

Эндрас молча кивнул.

Мы подкрались еще ближе и внезапно за первым силуэтом увидели смутно вырисовывающиеся контуры второго корабля, такого же огромного и мощного, как и первый. Мы смогли узнать его, увидев за кормой «Ройал Оук» мостик и орудийную башню. Это был «Рипалс». Мы должны атаковать сначала его, потому что «Ройал Оук» прямо перед нами и никуда не денется.

– Все аппараты готовы.

Команда эхом отдалась по лодке. Затем молчание, прерываемое только булькающими звуками идущей в аппараты воды. Потом шипение сжатого воздуха и тяжелый металлический звук, когда рычаг устанавливается в нужную позицию. Затем доклад:

– Аппарат один готов.

– Огонь! – скомандовал Эндрас.

Лодка задрожала. Торпеда пошла к цели. Если она попадет, а она должна попасть, так как силуэт прямо перед нашими глазами… Спар начал считать:

– Пять, десять, пятнадцать…

Время казалось вечностью. На лодке не слышно ни звука, только голос Спара тяжело отдается в тишине:

– Двадцать…

Наши глаза неотрывно следят за целью, но стальная крепость остается неподвижной. Внезапно с носа «Рипалса» в воздух поднимается столб воды и доносится глухой звук детонации. Похоже на брань в отдаленной ссоре.

– Попал, – говорит Эндрас.

Вместо ответа я спрашиваю:

– Второй аппарат готов?

Я направил лодку к «Ройал Оук». Мы должны были поторопиться, иначе они вцепятся в нас раньше, чем мы выпустим вторую торпеду.

– Пять на левый борт.

Лодка медленно повернула налево.

– Руль на середину.

Мы были прямо против «Ройал Оук». Он выглядел даже мощнее, чем раньше. Казалось, его тень стремится достичь нас. Шмидт управлял лодкой так, словно сам мог видеть цель. Середина корабля в перекрестье. Теперь нужный момент.

– Огонь, – командует Эндрас.

Снова лодка вздрагивает от отдачи, и снова голос Спара начинает считать:

– Пять… десять…

Но тут происходит нечто, чего никто не ожидал, а те, кто видел, никогда не смогут забыть. Стена воды поднимается к небу. Впечатление такое, будто море внезапно поднялось. Один за другим громкие взрывы звучат, как барабанная дробь в сражении, и соединяются в мощном грохоте, разрывающем уши. Пламя, синее, желтое, красное, ударяет в небо. Небо полностью скрыто этим адским фейерверком. Сквозь пламя парят черные тени, как огромные птицы, и с шипением и плеском падают в воду. Фонтаны воды поднимаются высоко вверх, а там, куда они падают, видны обломки мачт и труб. Вероятно, мы попали в склад боеприпасов, и смертельный груз разорвал собственный корабль на части.

Я не мог оторвать глаз от этого зрелища. Казалось, распахнулись ворота ада и я заглянул в пылающую печь. Я посмотрел вниз, в лодку.

Внизу было темно и тихо. Я мог слышать жужжание моторов, даже голос Спара и ответы рулевого. Как никогда раньше, почувствовал я родство с этими людьми, молча выполняющими свои обязанности. Они не видят ни света дня, ни цели и умрут в темноте, если понадобится.

Я крикнул вниз:

– Его прикончили!

Минуту было тихо. Потом могучий рев прокатился по кораблю, почти звериный рев, в котором нашло выход сдерживаемое напряжение последних двадцати четырех часов.

– Молчать! – закричал я, и стало тихо.

Слышен был только голос Спара:

– Три румба налево.

И ответ рулевого:

– Три румба налево.

Фейерверк над «Ройал Оук» замирал, лишь изредка оживляемый случайными запоздалыми взрывами. В заливе началась лихорадочная деятельность. Над водой прожекторы шарили своими длинными белыми пальцами. То тут, то там загорались огоньки, маленькие быстрые огоньки над водой, огни эсминцев и охотников за подлодками. Они зигзагами летали, как стрекозы, над темной поверхностью. Если они поймают нас, мы пропали. Я бросил вокруг последний взгляд. Подбитый корабль умирал. Больше я не видел ни одной стоящей цели, только преследователей.

– Лево на борт, – приказал я. – Оба дизеля полный вперед.

Нам оставалось попытаться сделать только одно: выбраться из этого ведьминского котла и в целости доставить домой лодку и команду.

Холмы снова скрылись. Течение, имеющее здесь силу разъяренного потока, схватило нас и бросало из стороны в сторону. Двигатели работали вхолостую. Казалось, мы двигаемся со скоростью улитки, а иногда просто стоим без движения, как форель в горном потоке. Позади из путаницы огней выделились огни эсминца и понеслись прямо к нам. А мы не могли двигаться вперед. Лодку бросало из стороны в сторону, в то время как противник настойчиво нагонял нас. Мы уже могли различать его узкий силуэт на фоне неба.

– Интересно, догонит он нас? – хрипло спросил Эндрас.

– Самый полный вперед! – приказал я.

– Двигатели работают на предельной скорости, – пришел ответ.

– Включите электромоторы. Дайте все, что можно.

Это был ночной кошмар. Нас как будто держала невидимая сила, а смерть подступала все ближе и ближе. Замелькали точки и тире.

– Он подает сигналы, – прошептал Эндрас.

Лодка содрогалась, вытягиваясь против течения.

Мы должны выбраться… Мы должны выбраться. Эта единственная мысль стучала в моей голове в едином ритме с двигателями. Мы должны выбраться…

Затем – чудо из чудес – преследователь отвернул. Свет скользнул над водой в сторону, а потом послышался звук первых глубинных бомб. С трудом, с болью лодка пробиралась через узкий пролив. Снова стало темно. Откуда-то издалека доносились слабеющие разрывы глубинных бомб.

Перед нами лежало море, широкое и свободное, огромное под бесконечным небом. Глубоко вдохнув, я повернулся, чтобы отдать последний приказ в этой операции.

– Всем постам. Внимание! Один уничтожен, один подбит – а мы прошли!

На этот раз я позволил им орать.

Глава 13 АУДИЕНЦИЯ У ГИТЛЕРА

Все продолжалось, как раньше. Устанавливались вахты, мы ели, пили и спали, как всегда. Но нервы наши еще пощипывало из-за волнений в прошлом. На следующий день, когда мы были уже далеко в Северном море, по радио объявили: «Английский военный корабль „Ройал Оук“ был атакован и потоплен германской подлодкой в заливе Скапа-Флоу. По сообщениям англичан, подлодка тоже потоплена».

Я оказался в центральном посту, когда пришло это сообщение. Рядом стоял Бом. Мы посмотрели друг на друга. Внезапно он закатился хохотом:

– Мы потоплены, а? Не слишком ли это плохо? Разве мы не бедные проклятые подонки?

Что следовало сделать, было сделано, но волнение от совершенного еще долго оставалось.

На третье утро мы увидели землю, тонкую голубоватую полоску над волнами. Вскоре пристань протянула свою длинную каменную руку, чтобы приветствовать наше возвращение. Хансель, сигнальщик, доложил с придыханием:

– Сэр, получен сигнал. Адмирал ожидает нас у шлюза.

– Спасибо, – поблагодарил я, одновременно обрадованный и смущенный, и приказал команде построиться на палубе.

Когда мы приблизились, военный оркестр поднял свои блестящие инструменты и грянул гимн. Большая толпа людей приветствовала нас, когда мы проходили шлюз и швартовались. Когда я, пройдя с мостика на набережную, приблизился к человеку в голубой шинели, торжественность момента охватила меня. Горло стало сухим и жестким. Я доложил:

– Лодка вернулась с операции. Один вражеский корабль потоплен, другой поврежден.

Адмирал поблагодарил меня от имени фюрера и военно-морского флота. Потом пожать мне руку подходили другие, начиная с вице-адмирала Дёница, командующего флотилией подлодок. «Почему столько благодарностей? Ведь головы были ваши, а мои только руки, выполнившие это». Но присутствие посторонних заставило меня промолчать.

Мы покинули шлюз и отправились к месту постоянной стоянки в гавани. Едва мы пришвартовались, явился офицер и вручил мне приглашение фюрера прибыть в Берлин. Командир и команда будут его гостями в рейхсканцелярии. Затем последовали полет в Берлин на личном самолете фюрера, приземление в Темпельхофе и триумфальная поездка по улицам, вдоль которых десятки тысяч человек стояли, ликуя и приветствуя нас.

Мы прибыли в рейхсканцелярию. Команда выстроилась в большом кабинете. С улицы доносились приглушенные крики толпы. Вошел адъютант и объявил о прибытии фюрера.

Фюрер вошел. Я часто видел его раньше, но никогда не ощущал его величие так сильно, как в эти минуты. В том, что я тоже стоял здесь, рядом с ним, осуществлялась мечта моей юности. А осуществление юношеских мечтаний, возможно, – лучшее, что может подарить жизнь. Но я был ничем по сравнению с этим человеком, который чувствовал унижение своей страны как свое собственное, который мечтал о свободном и счастливом отечестве. Не известный никому среди восьмидесяти миллионов соотечественников, он мечтал и действовал. Его мечты осуществились, его деяния выковали новый мир.

Я строевым шагом подошел к фюреру. Он пожал мне руку и приколол мне на грудь Рыцарский Железный крест, награждая тем самым не только меня, но и всю команду. В эти минуты я чувствовал гордость и счастье. Напрасно это отрицать. Но я знал, что стою здесь как символ многих из тех, кто, молчаливо и безымянно, участвовал в нашей общей борьбе.