Юность Ашира - Павел Карпов

— Считайте, что уже шефствую. Огнеупорный кирпич весь выбрали? — обратился Орловский к Аширу.

Ашир развел руками и часто заморгал, точно ему в лицо подуло ветром.

— Годного оказалось меньше половины. Не знаем, что и делать.

— Раздобыть придется. — Олег Михайлович взглянул на директора. — Нужно бы съездить на стеклозавод. Мы им кузнецов дали, они нам пусть огнеупорным кирпичом помогут. Взаимовыручка…

— С кирпичом улажу, — ответил директор.

Оставшись один, он принялся звонить на стеклозавод.

Потом пришел парторг, и они советовались, как быть. Рабочих явно нехватало, и хоть не хотелось в этом признаваться, но своими силами восстановить цехи к сроку было очень трудно.

— А как с горючим, с железом? — спросил Чарыев, понизив голос.

— Пока нет. Поезда на подходе, прибудут — получим в первую очередь. А за огнеупорным кирпичом надо ехать на стеклозавод.

— Дают?

— Самим придется раскапывать из-под развалин. Не знаю, кого и послать. Токариыс станки до сих пор не все подняли. Арыки надо чистить, воду обещают на днях дать для деревьев. В детском саду ребятишки спят на полу, некому койки делать…

— На стеклозавод я сам, пожалуй, поеду, а людей с собой, возьму немного, — проговорил Чарыев. — Теперь вот какое дело, Николай Александрович. Сейчас узнал в горкоме про парад и праздничную демонстрацию седьмого ноября. Будет демонстрация. Будет! И нужно готовиться. Нам выделили в городе участок для расчистки. В выходной день состоится общегородской воскресник. Так вот секретарь горкома просил помочь инструментом другим организациям.

— Инструмент найдем.

— Так я и сказал.

— Разрешите войти! — послышалось у входа в палатку.

— Войдите! — ответил Чарыев.

В палатку, пригибаясь, с трудом втиснулась рослая фигура человека в халате и бараньей шапке с узкой туркменской лопатой в руке.

— Салам! Помогать вам приехали.

— Здравствуйте! — растроганно воскликнул Чарыев.

Молодой туркмен до боли стиснул руку парторгу, потом директору.

— Смотрите, сколько помощников вам привез! — проговорил он сильным голосом.

Гость приподнял край палатки. Чарыев и директор увидели во дворе группу людей с топорами и лопатами. Многие были в халатах и папахах. Рабочие уже окружили колхозников, пожимали им руки. Зубенко угощал махоркой из своего кисета старика с седой волнистой бородой. Старик закурил, похвалил махорку, потом достал из полосатого мешка кисть янтарного винограда и угостил Зубенко. Молодой колхозник в белой папахе с длинными завитками и пожилой кузнец обменялись лопатами и, улыбаясь, стояли в обнимку возле трехтонки.

— Принимайте людей, давайте задание! — энергично требовал бригадир.

Директор и парторг молчали, трудно было сразу найти слова благодарности.

— Ашхабад всем нам дорог! — понимая их чувства, сказал молодой колхозник. — Как же можно было не приехать?

Словно помогая директору справится с охватившим его волнением, зазвонил телефон. Из горкома партии спрашивали, когда удобнее приехать на завод архитектору с докладом о восстановлении Ашхабада.

— И кино будет? Замечательно! — крикнул в трубку директор. — Зал? Есть зал. Нет, не шучу. На сколько мест? Минуточку… Сколько человек поместится в механическом? — спросил он у парторга, прикрыв трубку ладонью.

— Все уместимся.

Директор склонился к телефону:

— Хватит места, ждём! Спасибо!

В воздухе послышался гул мотора. Самолеты прилетали в Ашхабад один за другим.

Не успел директор закончить разговор с прибывшими колхозниками, как в палатку вбежала девушка в телогрейке и лыжных брюках. Это была заведующая клубом Римма Гуревич.

— Рояль не хотят выкапывать! — с ужасом в глазах сказала она.

— Какой рояль? — недоумевающе посмотрел на нее директор.

— Наш, клубный рояль! Говорят, его все равно негде ставить, пусть пока полежит под досками. Представляете, какой ужас! Я для рояля свою личную палатку принесла из дома…

— Не волнуйтесь, раскопаем. И до него дойдет очередь. Только не сейчас. Подождите еще денек..

— Ждать невозможно! Пойдет дождь, пропадет инструмент. На вас, Николай Александрович, падет вся ответственность. Ноты и радиоприемник я уже откопала, а рояль не могу. — Римма показала исцарапанные руки. — Жалко, пропадет наш рояль, главное клавиатура у него нисколько не повреждена. Не верите? Пойдемте, я вам что хотите сыграю!

— Только и остается мне на развалинах ваш концерт слушать, — невесело пошутил директор.

— Ничего не поделаешь, — раздумчиво проговорил парторг. — И огнеупорные кирпичи нужны, и без концерта не обойдешься.

— Попросите товарищей колхозников, они нам и помогут рояль выкопать! — согласился директор и указал взглядом на молодого туркмена.

Колхозник успокоил Римму:

— Не волнуйся, девушка, сейчас на работу встанем и рояль твой не забудем!

Неожиданно разговор оборвался. Все, кто находился в палатке директора и снаружи, повернули головы в сторону улицы. Возле ворот завода послышалась песня, она залетела во двор, ворвалась в цехи, покрывая заводской шум:

Дети разных народов.Мы мечтою о мире живем.В эти грозные годыМы за счастье бороться идем…

Аширу послышалось в этой песне что-то родное, незабываемое, нечто такое, что заставило его спуститься с крыши недостроенной литейной. Во двор входила колонна ребят, одинаково одетых, молодцеватых и подчеркнуто строгих. Впереди колонны, слегка припадая на левую ногу, но не сбиваясь с шага, шел мастер ремесленного училища Иван Сергеевич.

Он взмахивал руками в такт песне, и голос, его сливался со звонкими голосами ребят:

…Всех, кто честен душою,Мы зовем за собою.Счастье народов,Светлое завтраВ наших руках, друзья!..

Когда колонна остановилась, Ашир подбежал к Ивану Сергеевичу. Они поздоровались и в первую минуту не смогли ничего сказать друг другу, лишь молча посмотрели туда, где прежде стояла литейная.

— Строим, — проговорил, наконец, Ашир. — Новый цех строим.

— А мы помогать пришли! — послышался рядом хрупкий, неокрепший голосок.

Ашир обернулся и увидел парнишку в лихо сдвинутой набок, большой, не по голове, фуражке. Лицо ремесленника ему показалось знакомым. Он скупо улыбнулся. А парнишка двумя пальцами приподнял козырек и показал рукой иа палатку директора.

— Иван Сергеевич, вас туда зовут!

Мастер взглянул на него, потом на Ашира и, обняв обоих ребят за плечи, приблизил их друг к другу.

— Вместе, Ашир, будем строить!

Ребята из ремесленного стали в кружок посредине заводского двора и запели еще дружнее, чем в строго:

…В разных землях и странах,На морях-океанахКаждый, кто молод,Дайте нам руки,В наши ряды, друзья!..

Парнишка в большой фуражке стоял возле Ашира и вполголоса подпевал хору. На высоких нотах он по-детски вытягивал тонкую шею и почти закрывал глаза. Глядя на него, Ашир старался вспомнить, где же он его видел. И, наконец, вспомнил: ведь это тот самый паренек, которого он встретил когда-то на автобусной остановке возле училища! Только теперь на нем была не лохматая баранья шапка, а фуражка с начищенным до блеска значком.

…Дайте нам руки,В наши ряды,другари!.. —

повторил парнишка слова песни, перестроив их на свой лад. Ашир покосился на него и решил восстановить «ад ним свое превосходство.

— Поешь, а слов не знаешь, — сказал он укоризненно.

— Кто не знает?! — Казалось, парнишка от обиды готов был полезть в драку. — Я не знаю?!

Легонько отстранив его локтем, Ашир ответил:

— Не другари, а друзья. Вот как надо петь. Понятно?

— Сам ты не знаешь, а еще ремесленное окончил! — Паренек примирительно взял Ашира за руку, и лицо его осветила тихая, задумчивая улыбка. — Другари — это по-болгарски и есть друзья…

— По-болгарски? — переспросил Ашир. — Откуда ты знаешь?

— Знаю. Не веришь? — парнишка приложил руку к груди, стараясь показать, что он клянется всем, что ему дорого. — Мы от болгарских ребят два письма получили.

И сами им написали. Они нас так и называют — другари! А мы их — друзья!

Ашир не сводил глаз с паренька и про себя отметил, насколько преобразила его форма ремесленника. Он помолчал и спросил:

— Другари, говоришь? Хорошее слово. — Ашир прислушался к песне, звеневшей на заводском дворе, и, указав рукой в сторону гор, добавил: — Другари! По всему свету у нас есть друзья!

Смотреть вперед!

С помощью колхозников расчистку завалов удалось закончить раньше, чем думали. Уже возвели стены литейной и начали кладку плавильной печи. Строительные работы шли быстро, но вдруг оказалось, что многое еще не учтено, что в хлопотах и суете забыли о важном, не заглянули в завтрашний день.