Алмазный дождь - Виктор Бурцев

– Я в курсе. Однако, как ты помнишь, Индия надрала задницу япошкам. Так что хочешь йены, хочешь рупии. А может, ты местные примешь?

– Приму. Без энтузиазма, но приму. Кстати, индусы не добрались бы до Токио, если бы некая страна не продала им геотермальную ядерную бомбу. – Японцев Тамбурин просто обожает. Даже прожил в Японии три года. Связи налаживал.

– Рубли ты сегодня принимаешь?

– Я их всегда принимаю. Но без восторга.

– Плевал я на твои восторги.

– Как всегда. – Тамбурин достал словно бы из ниоткуда черный пакетик. – Будет что надо, забегай.

– Забегу-забегу. Береги себя, Тамбурин.

– И ты не кашляй, Алекс.

Покидая «заведение» Тамбурина, Алекс прошел сквозь часть голограммы. Он понял, где Тамбурин прячет ДНК-детектор. «Сообразительный. Но базой его надо будет заняться. Не нужен ему мой код. Совсем не нужен. Я потому к нему и хожу, что анонимность моя гарантирована».

На улице было туманно и прохладно. Едкий и пыльный туман забивался под веки, и Алекс надел «консервы». Подождал, пока струйки биологического раствора перестанут мешать зрению, и направился к ближайшему входу в подземку. Ночь надвигалась.

Сам с собой испуганно: Снова ночь. Темный туман. Призраки света. Люди Летучими голландцами проплывают мимо. Днем было не лучше. Но днем было светло. Сыро. Противно. Туман забивается в поры кожи. Что же они… Что же Я сделал? Или чего Я не сделал? Бежать. Бежать! Куда? Тогда стоять на месте! Зачем? Но ведь что-то же надо! Что? Раньше так не было, раньше так не было, Ты ведь помнишь?! Помню. И Ты ничего не сделаешь? Сделаю. Ну тогда делай! Делай! Беги, стой, плачь, кричи, молись. Хотя кому Ты можешь молиться? Себе…

Кишка поезда исчезла в туннеле, утягивая за собой различный мусор, накопленный неисчислимыми пассажирами подземки. Бумажные свертки, газеты, какие-то тряпки неслись по воздуху, подхваченные пыльным вихрем.

Алекс опоздал к поезду. Створки дверей грохнули прямо у него перед носом. «Наплевать, – подумал он, – подожду». Отойдя к ближайшей решетчатой колонне, Алекс огляделся. На перроне было пусто. Для ночных гуляк еще рано, для дневных работяг уже слишком поздно. Впрочем, для ночных работяг тоже. Садиться на скамью Алекс не стал, сиденье было основательно заблевано. До поезда оставалось еще около трех минут.

Пройдясь по перрону, Алекс полюбовался на искусно нарисованные на стене женские половые органы. Неизвестный график использовал голографическую краску, и изображение выглядело невозможно реальным. Краска была свежая. Со временем изображение потускнеет, а вскоре и совсем исчезнет – испарятся голографены.

Все как обычно. Город, после разрушения старой столицы взявший на себя сомнительный ее титул, жил свой жизнью, продвигаясь во времени от минуты к минуте, от года к году не меняясь.

Поезд, похоже, опаздывал. Автоматика сбоила. В системах подземки лазили начинающие хакеры и опробовали свои навыки, часто полученные под гипнозом. Какой-то такой парнишка три года назад стал причиной серьезной катастрофы: испытывая на прочность систему защиты подземки, чайник-хакер перестарался и вызвал к жизни такие процессы, остановить которые он был не в состоянии. В результате три поезда прибыли на одни и те же пути одновременно. Перрон был сметен начисто, жертв – не сосчитать, и правительство объявило это происшествие террористической акцией. Потом в городе патрули долго останавливали каждого встречного-поперечного. Спрашивали документы. Кого-то даже посадили. Объявили траур.

Парнишка, узнав о том, что он натворил, задушил леской своего учителя, застрелился сам, и мало кто знал, что этот маленький студентишка, ставший пеплом в городском крематории, и есть тот самый мифический террорист-одиночка, угробивший не одну сотню людей в метрополитене.

Впрочем, это происшествие нисколько не улучшило качества компьютерной защиты подземки. Подземка была государственная, а значит, ничья.

Поезда все не было. В неофициальном руководстве по пользованию метрополитеном говорилось, что, если поезд запаздывает более чем на четыре минуты, рекомендуется покинуть помещение станции и выйти на улицу. До критического срока было еще далеко, и Алекс снова прогулялся по перрону.

– Прекрасный образчик современного искусства! – сказал некто за его спиной. – Вы так не считаете?

Чувствуя себя последним идиотом, Алекс обернулся.

У настенной картинки стоял среднего роста господин в клетчатом костюме неопределенного, но очень дорогого цвета. Галстук был завязан хитрым узлом и заколот алмазной булавкой. В таком костюме не в подземке по углам отираться, а на личном роллере ездить…

– Это вы мне? – Робости, которую испытывает большая часть общества при общении с так называемыми «повелителями жизни», Алекс не чувствовал. Он слишком хорошо знал эту породу людей.

– Вам-вам! Больше здесь никого нет и еще минуты две не будет точно. Посмотрите, как прорисовано! А? Какая сила жизни вложена в каждый мазок кисти! – Похоже, неизвестному действительно нравилась голограмма.

– Кисти здесь не было, – скучным голосом произнес Алекс. – Он баллончиком рисовал.

– Баллончиком?! – Неизвестный был поражен. – Баллончиком?! Это же просто гениально! Это восхитительно! Это невероятно!

Сила его восхищения была так велика, что Алекс стал немного сомневаться в собственных чувствах по поводу настенной анатомической живописи голографической краской. Может быть, действительно… Да ну, бред! Женские половые органы в масштабе один к пяти – что особенного?

– Да… Сила! Я повешу это у себя дома. Да! Обязательно! Как натурально написано! Я проверял! – Незнакомец повернулся к Алексу с выражением откровения на лице. – Честное слово.

– Верю, – сказал Алекс, разглядывая за спиной незнакомца полуголую девицу в нелепой юбке кислотно-зеленого цвета. Девица пускала в воздух дым, вдыхая его, Алекс не поверил глазам, из кальяна. Маленького, но натурального кальяна. «Сюр, – припомнил Алекс полузабытое слово. – Полный!»

– Да, да. Люблю старые вещи. Привык. – Незнакомец проследил за взглядом Алекса. – Вы, кажется, тоже?

– Что?

– Я говорю, старые вещи любите?

– Старые вещи?

– Да. Они надежнее. Механизм более прост, а значит, более совершенен. Очень надежно в использовании.

Почему-то на ум Алексу пришло, что у него дома в ящике стола лежит старый механический револьвер. Механика в нем действительно была простая и на редкость надежная. По крайней мере, отказов не случалось.

– Возможно. – Незнакомец нравился Алексу все меньше и меньше.

– Конечно, возможно! Судите сами. Вот сейчас два поезда в этой подземке, напичканные электроникой, всякими там логическими цепями и прочими сложностями, несутся по туннелям на магнитной подушке и несут в себе кучу насмерть перепуганного народа. Они проскочили уже две станции на полном ходу, а вы знаете, что происходит на станции, когда мимо проскакивает поезд на скорости пятьсот километров в час? О! Зрелище апокалиптическое. Воздушная волна впереди, плющащая о стены, и огромная засасывающая воронка позади. А внизу контакты… Да. – Незнакомец удовлетворенно засмеялся, черты его неуловимо изменились. – Эти два поезда не столкнутся лишь по нелепой случайности. По глупости оператора, который совсем обезумел от ужаса в комнате управления. Эти два поезда даже успешно затормозят где-то неподалеку и прибудут прямо сюда. Очень тихо и медленно. Правда, нагружены они будут полуспекшимися трупами, потому что термоизоляция самоотключилась. Автоматика… Сложная вещь! Ну, парочка временно живых, конечно, будет.

В туннеле послышался шум. Что-то двигалось там, задевая о стены изоляторами. Алекс начал продвигаться по направлению к выходу.

– Да-да. Вам лучше идти, – сказал незнакомец. Изо рта у него торчали крупные острые зубы. – У нас с моей милашкой кое-какие дела с некоторыми из пассажиров. Милая!

Незнакомец длинным ногтем, нет, пожалуй, когтем, поманил девицу, стоявшую у стены. Девица изогнулась и прыгнула к незнакомцу, встав при этом на четвереньки. Затем оба посмотрели на Алекса. Девица не изменила облика, она осталась человеком, и это было еще страшнее.

– Иди. Я зайду к тебе, потом, – сказали голубого цвета губы.

А потом кулак ужаса вышиб Алекса из подземки, как волна углекислого газа вышибает пробку из бутылки. Последнее, что осталось в его зрительной памяти, это поезд, который тихонько, словно ягненок, выполз из туннеля, и незнакомец, открывающий двери обгоревшего вагона здоровенной лапищей, на которой болтаются остатки клетчатого пиджака.

Сам с собой: Почему я тут оказался? Почему? Я не могу ответить на этот вопрос. Было время – я знал все. Я знал все правильные ответы на все вопросы. Я даже знал правильные вопросы, а это намного сложнее, чем заглянуть в конец учебника, чтобы узнать ответ. Мне было подвластно все мироздание. И я… Я жил. Они строили мне храмы и умирали с моим именем на устах. Почему же вышло так, что меня забыли? Поток слабел, слабел… Кто может ответить, почему?