Торговец забвением - Дик Фрэнсис

— Да, конечно, — тихо заметил я. — Так когда, вы сказали, он отправился в Австралию?

— Две недели тому назад, дружище. Я сам отвез его в Хитроу. А вернувшись домой, нашел эту книжонку на полу в машине. Должно быть, выпала у него из кармана. Представляю, как он сходит теперь с ума, моля Бога о том, чтоб она не попала мне в руки… Я и открыл-то ее только для того, чтоб убедиться, что это его. — Чартер пожал плечами и сунул книжку обратно в стол. — Оказалась его… Его почерк. Почти все страницы пусты. Лишь несколько телефонных номеров да список срочных дел. Он всегда составлял список дел, с тех самых пор, как был еще маленьким.

Уголки губ Кеннета Чартера дрогнули, в выражении их читалось нечто похожее на сожаление. Каждого сына любят, пока он маленький, подумал я. Пока не вырос и не стал источником разочарований.

— Ну вот… и в глаза мне бросился номер цистерны, — продолжил он. — Честно сказать, мне прямо дурно стало. Чтоб собственный сын… А кругом так и шныряют люди из полиции и таможни, ищут негодяя, который дал ворам наводку. А этот негодяй, оказывается, сидел тут, у меня под носом, в доме! — Он удрученно покачал головой. — Ну и тогда я посоветовался с кое-какими знакомыми людьми, которым в прошлом удалось тихо и мирно уладить свои проблемы, и вышел на «Диглетс», а уже потом — на мистера Макгрегора. Вот таким образом, приятель…

Сын Кеннета Чартера, размышлял я, отправился в Австралию через десять дней после кражи виски и через неделю после того, как фургон врезался в шатер на празднике у Готорнов. Если он действительно находится в Австралии, то никакого отношения к исчезновению запасов спиртного из «Серебряного танца» не имеет. Как не имеет отношения и к убийству Зарака. Хотя бы за это отец должен быть ему благодарен.

— А скажите, вашему сыну было легко узнать, когда именно цистерна отправится за виски? — спросил я.

— В апреле да, легко. В июне уже сложнее. А в прошлом месяце, скажу я вам, чертовски сложно! Однако же он узнал. Мне, видите ли, и в голову не приходило, что я должен что-то скрывать от родных. — Кеннет Чартер поднялся во весь свой немалый рост. Взялся за раму карты Британских островов, дернул — карта отошла от стены, словно дверца, и под ней открылась какая-то таблица.

Точнее, то был деловой календарь с длинными колонками номеров машин слева и датами наверху.

— Цистерны, — коротко пояснил Чартер, указывая на номера. — Тридцать четыре штуки. Вот он, «UNP786Y», шестой сверху.

Графа против этого номера была прочеркнута пунктиром: цистерны в наличии не было. Против многих других номеров были приколоты разноцветные бирки — синие, зеленые, красные, желтые, серые, малиновые, оранжевые. На каждой было написано что-то от руки.

— Используем эти бирки для экономии времени, — пояснил Чартер. — Малиновый, к примеру, означает, что в этой цистерне перевозится только гидрохлорная кислота. Сразу видно, в какой ее перевозят цистерне, а надпись показывает, откуда везут и куда. Серая — это джин, желтая — виски. Красная — вино, синяя — серная кислота, зеленая — всякие там дезинфектанты. Ну и так далее. Моя секретарша — надо сказать, я ей полностью доверяю, проработали вместе двадцать лет — делает надписи на бирках, ведет учет. Водители узнают, куда едут и что везут, только в самый последний момент, перед отправкой. И регулярно меняют цистерны. Часто мы заменяем водителя в последнюю минуту. Дело в том, что некоторые из наших грузов могут оказаться опасными, попади они не в те руки. И еще наши люди придерживаются строжайшего правила: Двери машины должны быть заперты даже в том случае, если водитель выходит всего на секунду. Так вот, во всех трех случаях водители клянутся и божатся, что поступили именно так и что, вернувшись, не заметили ничего странного или подозрительного. Мы всегда старались соблюдать все меры предосторожности, и вплоть до этого года нам везло… — внезапно в голосе его зазвенела плохо сдерживаемая ярость. — И надо же, чтоб мой сын… мой родной сын, разрушил всю эту систему!

— Он мог заглянуть к вам в кабинет, — предположил я.

— О, он заходил крайне редко. Я с самого начала сказал ему: не желаешь работать в компании, нечего тебе здесь ошиваться… Должно быть, все же прошмыгнул незаметно. А вот когда, не скажу. Ну и, разумеется, он знал об этой таблице. Хотя после первых двух краж я запретил надписывать бирки для виски — просто на тот случай, если утечка информации происходит отсюда. Вот, видите, желтые? Все пустые. Так что если он и видел желтую бирку против номера цистерны, которая должна была взять товар в среду, где именно предстояла загрузка и какой был маршрут, узнать не мог. А вот серая, джин, в понедельник. Записан только пункт загрузки, место назначения не указано. И если кто-то хотел украсть виски, они должны были следовать за машиной на всем пути, от самого завода Бергера, где делают джин, чтоб выяснить, куда она направляется дальше.

Я нахмурился, считая эту версию маловероятной, но Джерард закивал, словно подтверждая, что подобная тактика при ограблениях практикуется довольно часто.

— Несомненно, именно так оно и было, — сказал он. — Весь вопрос в том, кому в свою очередь передавал информацию Зарак? Ведь сам он в ограблениях не участвовал. Ни на шаг не отходил от ресторана, присутствовал на работе и во вторник, и в среду днем. И вечерами тоже там торчал, до полуночи. Мы проверяли.

Я не стал размышлять над этим вопросом, считая, что ко мне он имеет отдаленное отношение (к тому же и ответ на него вряд ли удастся получить), и сосредоточил внимание на нескольких красных бирках, приколотых к таблице. Все написанное на них было перечеркнуто, впрочем, на серых бирках тоже. Кеннет Чартер проследил за моим взглядом и приподнял кустистые шотландские брови.

— Вино, — почти извиняющимся тоном заметил я. — Вроде бы вино у вас обозначается красным?

— Да, красным. Все эти поставки были отменены. Видите ли, обычно мы покупаем вино во Франции и доставляем его прямиком на разливочную фабрику, неподалеку отсюда. Когда-то мы занимались почти исключительно вином, но теперь французы предпочитают разливать его по бутылкам у себя. Собственно, поэтому и позакрывались многие наши фабрики по розливу. Трудные времена, дружище, предприятия разоряются. Не по своей вине. Просто мир движется вперед, все меняется. Все время что-то происходит. Человек всю жизнь учится делать луки со стрелами, и тут вдруг кто-то изобретает пистолет.

Он прикрыл таблицу географической картой и вытер ладони о брюки, словно стремясь очиститься от грязи и предательства сына.

— Но цистерны пока что еще никто не отменял, — добавил он. — Хотите на них взглянуть?

Я сказал, что да, с удовольствием, потому как понимал, что они представляют предмет его гордости, и вот все мы вышли из кабинета, и он аккуратно запер за собой дверь. И повел нас, но не на улицу, а по коридору, вдоль которого тянулись двери офисов. Затем отпер тяжелую массивную дверь в конце, открывавшуюся в просторный ангар, где, по всей видимости, производились ремонт и чистка его серебристого автопарка. Вообще помещение походило на авторемонтную мастерскую: яма для осмотра машин, мощные домкраты, верстаки с тисками, сварочное оборудование, целая шеренга огромных новых шин. С потолка свисали цепи и приспособления для поднятия тяжестей. В ангаре стояли две цистерны, вокруг которых суетились рабочие в коричневых комбинезонах. Похоже, они знали, что, несмотря на воскресенье, шеф их находится на работе, и мельком окинули меня с Джерардом безразличными взглядами.

— Вот здесь, — указал Чартер, — в этой закрытой секции, мы моем цистерны. Видите, разные насосы, клапаны, шланги… Есть и обычная мойка для машин, на улице. — Он зашагал вперед, мы двинулись за ним. Механики позвали его по имени, Кен, и начали рассказывать о какой-то проблеме с осью; я же с интересом разглядывал ближнюю цистерну, которая здесь, в закрытом помещении, казалась особенно огромной.

Овальная в поперечном сечении, она надежно покоилась на шасси, отчего, как я догадался, имела смещенный книзу центр тяжести, что сводило к минимуму риск перевернуться на дороге. В задней части к кузову крепилась лесенка, по которой можно было взобраться наверх, туда, где виднелись крышки люков и приспособления для загрузки. Серебристый металл корпуса не был выкрашен, никаких надписей о принадлежности тоже не видно. Только в самом низу мелкими красными буквами значилось: «Огнеопасно».

Да и на кабине, выкрашенной в темную красно-коричневую краску, тоже не было ни имени, ни адреса, ни телефона. Цистерна сохраняла полную анонимность, как и весь остальной автопарк Чартера, в чем я убедился чуть позже. Наверняка эти меры предосторожности в течение долгих лет уберегали его от грабителей, но против внутреннего врага и предателя оказались бессильны.

— Почему… почему он сделал это? — произнес над моим ухом Чартер. Я отрицательно помотал головой, давая понять, что не знаю. — Еще малышом он был страшно завистлив. Но мы считали, с возрастом это пройдет, — он вздохнул. — И чем старше становился, тем труднее было найти на него управу. Вспыльчивый, злобный, невероятно ленивый. Я много раз пытался поговорить по-хорошему, но он только и знал, что огрызаться. Прямо руки чесались врезать ему хорошенько… — он сделал паузу, наверное, в тысячный раз пытаясь найти свою вину в случившемся, но не нашел и со вздохом продолжил: — Работать не желал. Считал, что осчастливил мир одним своим появлением и что все кругом ему обязаны. Где-то подолгу пропадал, а потом отказывался говорить, где был и с кем. И пальцем ни разу не пошевелил, чтоб матери помочь по дому. Вечно дразнил и высмеивал брата с сестрой, которые, в отличие от него, не дети, а золото. Я оплатил его поездку в Австралию и на карманные расходы тоже дал, и он сказал, что, так и быть, поедет. Я, знаете ли, почему-то надеялся, что там выбьют дурь у него из головы, — он передернул плечами. — Но то, что он мог стать преступником… прямо до сих пор не верится. Хоть и нахлебались мы с ним горя… Неужели он не понимал, что творит? Что разрушает дело, которому я отдал полжизни? А может, ему плевать? Может, он этого и добивался?..