Торговец забвением - Дик Фрэнсис

Заходящее октябрьское солнце пробивалось сквозь облака, отблески его лучей золотили стены коттеджа.

Я зашел в холл и взглянул на себя в зеркало — на этот раз настоящее. Волосы слиплись от вина и торчат вихрами, пятна на лице засохли и обрели темно-коричневый оттенок, но в лучах солнца все еще отливали красным. На этом словно выжженном солнцем пейзаже выделялись два светлых озерца — бледно-серые, сверкающие, точно у безумца, глаза.

Я улыбнулся. Сверкнули зубы. Просто какой-то красный дьявол, исчадие ада, подумал я. Кровавый красный дьявол из самых потаенных уголков моего страха.

И тут вдруг мной овладело странное возбуждение.

Я начал расхаживать по залитому вечерним солнцем дому и громко звать:

— Эмма… Эмма… Эмма! — И голос мой, вибрируя, отскакивал от стен и разлетался эхом.

Я кричал не от отчаяния, не от тоски по ней. Мной двигало желание поделиться, рассказать ей, заставить услышать, что впервые в жизни я исполнил свой долг, что оказался вовсе не трусом, что не опозорил ни память о ней, ни себя… ни того, кем, по своим понятиям, являюсь… Что наконец-то успокоился и стал с ней единым целым и что если теперь и заплачу по ней, то буду оплакивать лишь то, что она потеряла — жизнь… нерожденное дитя… а не свою потерю. Плакать не от одиночества и не из чувства вины.

Глава 22

Затем в течение многих дней я то и дело натыкался на обрывки самой разной информации, как натыкается уцелевший после кораблекрушения человек на обломки судна.

Заходил главный инспектор Уильсон и сообщил, что полицейским пришлось отпиливать кусок ящика и вместе с ним отправлять Нейлора и Денни в больницу — только там удалось освободить их от столь неординарных наручников. Похоже, вся эта история изрядно позабавила его. Выглядел он довольным и унес из лавки бутылку вина к ужину.

Сержант Риджер вернулся после схватки с пикетчиками с порезом на лбу и поведал мне, что бары на ипподроме в Мартино-парк значились в списке заведений, подлежащих проверке. Заявил, что мы должны были побывать там в день скачек и что наш поход непременно увенчался бы успехом. Я не стал расстраивать его и говорить, что успех налицо — исключительно благодаря миссис Алексис.

Миссис Алексис пригласила меня на ленч. Я пошел, очень много смеялся и получил предложение отбирать и поставлять вина для ее ресторана. Уилфред благополучно пережил дымовую атаку, нерадивого трубочиста уволили.

Джерард также постоянно подкармливал меня новостями, по большей части — хорошими.

Виски, хранившееся в больших чанах на фабрике, подвергли профильному анализу. Выяснилось, что оно в точности соответствует грузу, похищенному из третьей цистерны. Виски из Мартино-парк и «Серебряного танца луны» принадлежало ко второй партии. Все виски из первой цистерны было, по всей видимости, распродано и выпито.

«Рэннох» отказался принимать свое виски обратно — из-за того, что его разбавляли водопроводной водой. Таможенная и акцизная службы давили на всех и каждого без исключения. Страховщики Кеннета Чартера настаивали, что раз виски принадлежит фирме «Рэннох», то «Рэннох» и должен платить. Люди из «Рэнноха» твердили, что платить должен Нейлор. Тогда Кеннету Чартеру все это надоело, и он заявил, что виски следует вылить в канализацию и забыть обо всей этой истории, как о страшном сне.

Лучшие новости поступили от страховой компании, которая согласилась восстановить все полисы Чартера в полном объеме. Теперь его автопарк останется в бизнесе.

Роль Кеннета-младшего в этих событиях так и осталась неизвестной полиции. Мальчишка написал отцу из Австралии, снова просил выслать денег, которые Кеннет-старший и выслал, вместе с письмом, где советовал держаться подальше от дома, пока не пройдет отцовский гнев.

Итак, задание выполнено, с удовлетворением заявил Джерард. И «Деглетс» высылает Кеннету Чартеру счет.

В агентство «Деглетс» также поступили известия из Калифорнии, от агента по торговле лошадьми. Оказывается, он регулярно продавал лошадей, поступивших из Великобритании от Ларри Трента, а вырученные от продаж деньги помещал, согласно данной ему инструкции, на три разных банковских счета на имя Стюарта Нейлора.

Он знал мистера Нейлора, который однажды приезжал в Америку, открыть эти самые счета. Все лошади были хорошие и исправно выигрывали скачки для новых владельцев. Все шло нормально, он ни разу не заподозрил никакого подвоха.

Заходила Флора — сообщить, что они с Джеком собираются на Барбадос, погреться на солнышке.

— Мы каждый год ездим, дорогой, но вы же знаете Джека, и пяти минут не мог усидеть на месте. А сейчас нога не позволит. Так что все складывается просто чудесно, не правда ли? Зимой на Барбадосе отдыхает половина людей из мира скачек… Знаете, как называют это место? Ньюмаркет <Длинное пальто в талию, первоначально предназначалось исключительно для верховой езды.> на море.

Позднее она прислала мне открытку, где писала, что Окни Свейл и Изабелла остановились в том же отеле. Но ведь в каждой бочке меда обязательно найдется ложка дегтя, не правда ли, дорогой?..

Звонил Майлз Квигли, весь преисполненный важности и чувства собственной значимости. Предложил мне занять место Вернона, причем немедленно, и отвечать за все поставки спиртного. Обещал платить вдвое больше, чем Вернону, статус управляющего и кресло в совете директоров. Я вежливо отказался, а потом подумал, что если бы он в свое время предложил те же условия Вернону, то, возможно, тот остался бы преданным делу фирмы до конца своих дней.

Еще Квигли подтвердил, что сдержит свое слово и не станет выдвигать никаких официальных обвинений. К тому же, добавил он, Вернон очень активно сотрудничает с полицией. Я удивился. Сотрудничает? Да, сказал Квигли, Вернон будет выступать свидетелем от обвинения, за это его самого обещали не трогать. Так вы уверены насчет работы?

Я был уверен. Абсолютно уверен. В любом случае, огромное спасибо за предложение.

Я остаюсь в своей лавке, думал я. Потому что это для меня самое правильное место. Такой образ жизни мне подходит. Мы с лавкой подходим друг другу.

Я останусь с добродушнейшей миссис Пейлисси и, возможно, в один прекрасный день все же научу Брайана писать хотя бы собственное имя. Буду есть цыплят Санг Ли и кланяться ему; буду слушать рассказы своих покупателей и продавать им утешение и забвение.

Обычная незамысловатая жизнь будет продолжаться.

Однажды вечером, после девяти, я вернулся домой и обнаружил послание от матери.

Писала она мне редко, в основном звонила. Записка внутри конверта оказалась коротенькой — в ее духе.

«Дорогой!

Рылась в разных старых коробках. Нашла кое-какие мелочи, принадлежавшие отцу. Если сочтешь, что тебе не понадобятся, можешь выбросить».

Мелочи явились из давнего прошлого, думал я, перебирая содержимое пакета. Пара военных позолоченных запонок… Бронзовая пряжка от ремня с гербовым знаком полка. Записная книжка в кожаном переплете, со специальным пазом для карандаша. Сам карандаш отсутствовал.

Я стал перелистывать книжку. Ничего выдающегося, лишь какие-то памятки, расписание военных нарядов, записи, связанные с ведением дел в полку. И совершенно случайно наткнулся вдруг на страницу, где он написал нечто совсем иное…

Я не сводил с нее завороженного взгляда. Несколько фраз, записанных торопливым корявым почерком, без должной пунктуации, без вопросительного знака в конце. A cri de cocur. Я знал, что мать ни за что бы не прислала мне эту книжку, если б видела эту страницу. Потому что слова эти разрушали миф.

И я почувствовал, что мы с отцом близки, как никогда прежде. Почувствовал себя его истинным сыном.

Он написал… кстати, лет ему тогда было меньше, чем мне сейчас… написал следующее:

«Скоро в бой, совсем уже скоро. Главное — не показывать страха людям. Но Боже, как же мне страшно.

Почему я не обладаю мужеством своего отца?»

В бою, подумал я, он обрел это мужество.