Mao II - Дон Делилло

- Ты же меня знаешь.

- На День павших вся наша троица соберется в Атланте. С удовольствием доложу о редкостном событии - визите Мифического Отца.

- Весь праздник им испортишь.

- Почему ты не спрашиваешь, как у них дела?

- Мне по фигу.

- Спасибо.

- С этими двоими я заключил междугородний пакт о взаимном пофигизме. Телепатия. Наши души понимают друг дружку с полумысли.

Отложив в сторону первую тетрадку газеты, он приступил к другой.

- Им интересно то, что ты делаешь, - сказала она.

- Что я делаю? Все то же самое. Кому это может быть интересно?

- О тебе по-прежнему они говорят много и охотно. Но только не с матушкой, конечно. Вот она действительно слышать о тебе не желает.

- Я и сам-то не желаю, Лиззи.

- Но тема всплывает и всплывает. Мы как щенята - грызем и вырываем друг у друга все ту же обслюнявленную тряпку.

- Доложи, что я не даю алкоголю взять надо мной власть.

- А что сказать о твоей нелюдимости?

- А что? - сказал он.

- Эта твоя взвинченность. Запретная зона, куда мы не допускались, когда ты хандрил. Как ты растворялся в воздухе, ну чистый фокусник.

- Послушай, если ты вправду считаешь, что со мной было так тяжело общаться, - зачем на меня вообще время тратить, а?

- Не знаю. Может, я трусиха. Боюсь, что обида пристанет ко мне намертво и я до старости буду казниться - какая я озлобленная и нехорошая. А может, дело в том, что мое будущее не предполагает детей. Не придется превращать свою жизнь в урок истории на тему "как не повторить путь моего отца". Я никого не смогу так исковеркать, как ты исковеркал Шейлу с Джеффом.

Лукаво улыбаясь, она высунулась из-за перегородки.

- Кто-кто, а мы не считаем, что твое поведение было связано с литературным трудом. Мы-то считаем, что для Мифического Отца работа была безотказной отмазкой. Вот как мы трактуем эту проблему, папочка. Сколько бы ты ни прикидывался, будто писательство - твой тяжкий крест, нас не обманешь. На самом деле это был лишь подходящий костыль, удобное алиби, законное оправдание твоей уникальной неспособности вести себя по-людски.

- А в чем, собственно, состоят обязанности помрежа?

Улыбнувшись еще шире, она посмотрела на Билла так, будто он произнес ту единственную фразу, которую она могла бы счесть доказательством его любви.

- Напоминать актерам, в каком квадрате сцены им полагается упасть замертво.

Из спальни вышла Гейл, взяла с вешалки куртку.

Билл повернулся к ней:

- Я тебя выгоняю? Останься, будь нашим рефери. На мою голову обрушилась ветхозаветная песчаная буря.

- Сегодня у меня гипнотерапия. Это моя последняя надежда сбросить хоть пару фунтов.

- Я ей говорю: "Попробуй не есть", - сказала Лиз.

- Говоришь - с таким видом, будто ничего нет проще. Меня хватает максимум на восемь дней строгой диеты, потом включается автопилот, и я с чистой совестью оставляю свое тело в покое.

- Поговори с моим отцом. У писателей самодисциплина та еще.

- Знаю. Завидую. Я бы так никогда не смогла. Сидеть и корпеть день за днем.

- У бродячих муравьев - вот у кого самодисциплина, - сказал Билл. - А что есть у писателей, лучше меня не спрашивайте.

Гейл ушла, а они вдвоем сели обедать. Билл предположил, что переднее седло этого лесбийского тандема занимает его дочь - она здесь принимает решения и врачует раны. Он попытался внушить себе, что крайне гордится ею. Разлил по бокалам вино, купленное, когда он вылез из такси и пошел бродить в поисках знакомых домов и вывесок, - уже сообразив, что начисто забыл название ее улицы, не найдя в своем бумажнике ни телефона, ни адреса, вопрошая себя, как же, черт подери, собирался попасть в ее квартиру, даже если бы знал, где она живет, а потом набрел на таксофон, позвонил в справочную, и Лиз оказалась не просто в общедоступной базе данных, но и дома.

- Послушай-ка, я тут пытаюсь вспомнить, что еще в прошлый раз мог у тебя оставить.

- Твой халат носит Гейл.

- Гипноз. Возможно, это панацея.

- Ты оставил портмоне с дорожными чеками и паспортом. Сделай удивленные глаза, папочка.

- Я все гадал, куда его черти задевали.

- Ты отлично знал, где оно. Потому и приехал, так ведь?

- Я приехал увидеться с тобой, девочка.

- Знаю.

- Тьфу ты, плохой же из меня шахматист.

- Ничего. Я не теряю время на переживания из-за папочкиных задних мыслей.

- Только из-за его невнимания.

- Ну, что есть то есть.

- Честно говоря, ты даже родилась без меня. Слыхала когда-нибудь об этом?

- Только теперь слышу.

- Я был в Иедцо.

- Где?

- Это что-то похожее на монастырь, пансионат, где писатели могут, на все положив, хоть немножко поработать в тишине и спокойствии. Между прочим, не мои слова, а дословный девиз заведения. На арке ворот начертан. Готическим шрифтом.

Он поднял глаза от тарелки - посмотреть, улыбнулась ли она. Она, по-видимому, гадала, улыбаться или не стоит. Он помог ей убрать со стола, а затем позвонил в Нью-Йорк Чарльзу Эверсону.

Чарли сообщил:

- Стоило тебе уйти, как к нам сразу же заявился твой Скотт. Я был у начальства на дневной планерке. Насколько я понял, он устроил скандал в вестибюле. Пытался пробиться к лифтам и подняться к нам. Наконец мне позвонили охранники и попросили с ним поговорить. Он выспрашивал, где ты. Я, конечно, ничего ему не смог сказать, потому что не знал.

- И теперь не знаешь.

- Истинная правда, Билл.

- О нашем лондонском дельце ты умолчал.

- О чем, о чем, а о Лондоне я никому говорить не стану. Но этого парня так просто не утихомиришь. В конце концов мне пришлось спуститься и побеседовать с ним лично. Сначала я убедил охрану вызвать сопровождающего, который работает с особо важными гостями. Потом сопровождающий убедил Скотта, что проехал вместе с тобой вверх, а затем назад вниз и что ты не валяешься мертвый в кабине лифта. Вечным пассажиром. В назидание всем нам.

Они обсудили практические стороны поездки.

Затем Билл сказал:

- Он тебе позвонит. Телефон оборвет. Ему ни слова.

- Билл, я за двадцать пять лет ни одной душе не раскрывал твоих секретов. Ну, бывай, я на тебя рассчитываю.

Когда вернулась Гейл, они сыграли несколько партий в рамми. Женщинам хотелось лечь спать, а Билл пытался отвлекать их карточными фокусами. Вино кончилось. Еще час он провел за чтением какой-то книги, а затем постелил себе на кушетке, припоминая, какая она жесткая. Потом под руку ему попались блокнот и карандаш, и он стал набрасывать план новой редакции романа.

Держа в руке зубную щетку, намазанную пастой, Скотт вышел из ванной. Глянул на Карен, которая, полулежа на кровати, смотрела телевизор. Уставился на нее, дожидаясь, пока она его заметит. Иногда она целиком погружалась в тусклое свечение экрана, наблюдая за кем-то, уцелевшим в сенсационной катастрофе, - видишь фюзеляж, одиноко дымящийся посреди поля? - она умела, всмотревшись в чье-то лицо, воспроизводить его мимику, синхронно или даже с легким опережением, заранее предчувствуя нелепую рассеянную ухмылку или судорожный взмах руки; и оттого казалось, будто Карен связана незримым кабелем не только с репортажем, но и с ужасами жизни, со всем тем, что с истошным воем надвигается на нас из густого тумана.

Он не сводил с нее глаз, пока она не обернулась и не увидела его.

- Ну и где же он? - спросила она.

- Вычислю. Давненько он меня не переигрывал. Сволочь.

- Но куда он мог поехать?

- Куда его левой ноге вздумалось. Но если это вздумалось его левой ноге, я в конце концов все вычислю.

- Но как ты можешь быть уверен, что он не заболел, не попал под машину?

- Я был в издательстве, говорил с ними. Дошло до настоящей драки - и пихались, и толкались. Охрану там на кривой козе не объедешь. Короче, мне совершенно ясно, что он просто вышел в другую дверь.

- Ну тогда, мне кажется, он у Бриты.

Скотт застыл, держа зубную щетку наперевес.

- Он не у Бриты. С чего вдруг он пойдет к Брите?

- А зачем еще ему оставаться в Нью-Йорке?

- Нам неизвестно, остался он там или нет. Мы даже толком не знаем, зачем он туда поехал. Он мне сказал, что просто заглянет к Чарли Эверсону. Эверсон сказал, что они говорили о новой книге. Нет, с Бритой он на связь не выходил, иначе я бы знал. На днях прислали телефонный счет. Там было бы отмечено.

- А если она ему сама звонила?

- Нет, он куда-то зарылся. Ушел в подполье.

- Опять дал деру от своей книги.

- Книга закончена.

- Не с его точки зрения.

- Он никогда не уезжал, не сообщив мне куда. Нет, теперь он залег на самое дно.

Скотт пошел в ванную и почистил зубы. Вернувшись, уставился на Карен, пока та не сообразила, что на нее смотрят.

- Надо заняться описью вещей, - сказал он.

- Но раз его здесь нет…

- Тем более. Нужно как следует прибраться в его кабинете.