Царская невеста. Любовь первого Романова - Сергей Степанов

Подьячий с готовность начал объяснять, щеголяя тонким знанием заграничных дел:

– Нестроение великое во Французском королевстве. Король Людовикус совсем молод, сверстник нашему великому государю Михаилу Федоровичу. Отца его короля Ендрекуса Четвертого зарезал мужик. Зарезал тем обычаем: ехал король на Пушечной двор, а с ним в возке сидел думный человек дюк де Парнон. И встретился королю в узком переулке мужик на телеге с сеном, и королевской возок стал. А убийца вскочил на колесо да короля ткнул ножом. И пришло де в ребро и неопасно, от той раны быть живу можно. Король кинулся под защиту дюк де Парнона, только тот его не поберег, и убийца вдругорядь короля пырнул ножом. Потом шептались, что дюк де Парнон неспроста короля не поберег. Будто он сам подстроил убийство с ведома королевы Марьи де Медис, племянницы нынешнего папы римского. Умыслили они злое дело, ибо король сведал про королеву, что она живет блудно с маршалом де Анкра. С пытки убийца ничего не сказал, да только у пытки были немногие королевины советники, а великих людей к тому сыску никого не звали. Только правду не скроешь. Принц де Кундей за то стал, чтоб королевское убийство сыскать, от кого завод.

– Принц кто будет по-нашему? – спросил Желябужский.

– Вроде удельного князя. По родству нынешнему королю близок, дядька и остерегатель над королем и воинских дел начальник. Он в Думе говорил, что королева Марья де Медис со своими ближними людьми ворует, и вопрошал, куда делась казна, что после короля Ендрекуса осталась. А королева ту казну давно разделила с дюк де Парноном и свою часть отослала с маршалом де Анкром во Фряжскую землю. А казны после короля осталось двадцать и восемь мильюн.

– Сколько это на русские деньги?

– Считай сам, – подьячий стал загибать пальцы. – Мильюн – это десять раз по сто тысяч крон, а крона по двадцать и три алтына и две деньги. Экое место денег уворовано! Была бы у нас, русских, такая казна, мы бы свицоров наняли и все города, которые шведы и ляхи захватили, назад вернули. Свицорская земля между Французской и Фряжской землями, а про свицорских людей говорят, что бойцы великие и измены в них не бывает и с бою никогда не побегут. Только им надобно платить, а без денег не служат ни одного дня, как срок дошел, тотчас и деньги дай, а в долг ни одного дни не служат.

– То-то и оно, что без денег не служат, – горько отозвался Желябужский. – Вспомни Клушино.

Крепко засела заноза унизительного поражения под селом Клушино. Казалось, все благоприятствовало русскому войску, с которым шел восьмитысячный корпус шведов под командованием Якоба Понтуса Делагарди и три тысячи немцев-наемников. Но воевода князь Дмитрий Шуйский, брат царя Василия Шуйского, пожалел выдать жалованье перед битвой. Денег, конечно, в казне не было, жалованье платили мехами. Но Шуский и мехов пожалел, обещал раздать после сражения, надеясь, что многие наемники погибнут и некому будет истребовать своей доли. Наемники, которым не заплатили, сражаться не захотели и перекинулись на сторону поляков. Шуйский едва спасся, прискакав в Можайск на худой крестьянской кобыле.

– Наемники с места не двинулись. Только махали ляхам шляпами в знак приветствия, – сказал Желябужский. – Нечего на чужих ратных людей надеяться. С ляхами надобно самим воевать.

Обмолвился о поляках и словно накликал. «Ляхи!» – пронесся тревожный клич. Стрельцы сбились вокруг возка, взяв наизготовку пищали. Но поляки не собирались нападать. Один из польских всадников, облаченный в ярко-красную мантию, отделился от остальных, помахав рукой в знак мирных намерений. Стрелецкий полусотник съехался с ним, потом вернулся и доложил послу:

– Там пан Новодворский! Говорит, что ждет нас.

– Новодворский! – воскликнул подьячий, не сдержав изумления.

Федор Желябужский, обладавший большей выдержкой, приказал полусотнику.

– Дай ему знак, чтобы подъезжал без сомнения!

Несколько поляков галопом поскакали к возку, а впереди всех мчался рыцарь в развевавшейся красной мантии, на которой белел огромный восьмиконечный крест. Сердечко Марьи екнуло. Рыцарь словно сошел с лубка, над которым грезила девушка. Его доспехи покрывал иней, золотые шпоры нестерпимо блестели под солнцем. Через плечо небрежно была переброшена шкура неведомого пятнистого зверя, похожего на кошку, только много больше размером. Снежная пыль из-под конских копыт окружала всадника искрящимся ореолом. Но когда рыцарь доскакал до посольского возка, Марья испытала острое разочарование. Рыцарю было лет под пятьдесят, и каждый год бурно прожитой жизни отпечатался на его покрытом морщинами и сабельными рубцами лице. Он воевал еще под началом Стефана Батория, потом четверть века скитался по чужим землям. Сражался во Франции, бился с турками на море и на суше, вступил в Мальтийский орден и сравнительно недавно вернулся на родину, но уже успел прославиться так, что о его подвигах слышали и в Москве.

Федор Желябужский не хотел ронять посольскую честь перед поляком. Он открыл дверцу возка и высунул ногу как бы собираясь выйти. Мальтийский кавалер тоже был опытен в дипломатическом этикете. Он сделал вид, что хочет сойти с коня, надеясь, что московский посланник попадется на его уловку. Но Желябужский, опираясь на руки, завис грузным телом над сугробом. Кавалер, не видя, что ступни посланника не касаются земли, решил, что тот вышел из возка первым и тем самым по посольскому обычаю, хоть в малом, но уступил. Довольно ухмыляясь, кавалер соскочил с коня, сделал шаг вперед, звеня золотыми шпорами, и тут только увидел, что царский посланник все еще в возке, словно и не думал выходить. Теперь уж пришла очередь Желябужского довольно усмехаться. К тому же кавалер от досады, что его провели, допустил еще одну промашку. Он сделал несколько шагов к возку, и только тогда Желябужский важно вылез из возка, да еще, когда вылезал, словно ненароком повернулся к поляку спиной.

Кавалер ждал, что московит хотя бы заговорит первым, но Желябужский и в этом не собирался уступать. Он стоял с каменным лицом, всем своим видом показывая, что может хранить безмолвие целую вечность. Поляк не выдержал и первым прервал затянувшееся молчание, заговорив на латыни:

– Салют от Бартоломеуса Новодворского, рыцаря ордена святого Иоанна Иерусалимского. Великий канцлер поручил мне сопроводить вас в Варшаву.

Желябужский назвал себя и коротко сказал по-русски, что везет грамоту для панов Литовской Рады.

– Берусь угадать, что в той грамоте! – с воодушевлением воскликнул седовласый кавалер. – Изъявление покорности законному повелителю Московского государства королевичу Владиславу?